– Да. К слову, Тревор тогда прислал сообщение, чтобы я остерегался одиночки, человека без руки, но я подумал, что он бредит. Ведь вы регенерируете, быстро выздоравливаете. Верно?

– Да, и Охотник восстанавливается быстрее нас всех вместе взятых. Но без кисти он, видимо, навсегда. Андретти смастерил ему первый крюк ещё в конце шестнадцатого века, или около того.

– Вы зовёте его Охотником? У него не было имени?

– Почему же. Было. Как все мы, он когда-то умер впервые. Не знаю, как это повелось. Только Елена потом звала его по имени, – пожал плечами Де Ла Рю, барабаня пальцами по столу.

– Почему? Так странно.

– Эй! Тебе только это кажется странным, маленький коп?! – изумлённо вскинул густые брови Реми. – Слушай! Катись-ка ты куда подальше!

– Боишься его, но восхищаешься им? – проницательно прищурился Рэдмаунт, его удивила эта неожиданная мысль. Собеседник не стал спорить.

– Каждого из нас иногда зло берёт от того, что жизнь пресна и бесцветна, если Елены нет рядом. Но, в итоге, только он не согласился с правилами и продолжает спорить с ней. Больше ни у кого яиц не хватило…

– Ревнуешь её? – устало спросил Тед, растирая затёкший затылок и направляясь к двери.

Де Ла Рю по-кошачьи грациозно потянулся в кресле и глубоко вздохнул:

– Знаешь, порой мне хочется, чтобы Охотника никогда не было среди нас. А иногда, кажется, что понимаю его, и хочу, чтобы он снова её зарезал. («Снова!» – машинально отметил про себя Тед). В конце концов, мы все, так или иначе, проходим через это.

– Через что? – не понял Тед.

Реми обольстительно улыбнулся в ответ, роскошные ресницы бросили лёгкие тени на свежие щёки, он снова стал похож на прекрасного и опасного зеленоглазого эльфа:

– Желание причинить боль тому, кого любишь.

Начало семнадцатого века, Бранденбургско-Прусское государство…

Макс Штауф, отдуваясь, неуклюже, как мешок картошки, скатился с пыльной лошади, и, пытаясь выглядеть значительным, крикнул:

– Эй, Андрес! Новый хозяин приехал, я показываю ему окрестности! Позови свою сестру стерву! Пусть принесёт нам закусить! Долги за вами!

Егерь плёл силок, он чуть повернулся к управляющему и посмотрел поверх его головы на всадника у дороги. Первым делом Марк заприметил оружие. Перевязь и ножны направо, под левую руку, необычно, и мушкет тоже слева приторочен. Что ж, очередной барон, сделавший имя и состояние в одной из мелких княжеских войн. Эти рыцари не переводятся. Сколько их таких тут побывало, дали бы жить спокойно, и ладно.

– Нет у нас недоимок, я за землю всё уплатил, у меня и бумаги есть, – проворчал Марк, когда Штауф и тот, кого он так важно сопровождал, подошли по тропинке к домику.

Лачуга была неказистая, но добротно укреплённая против холода и непогоды. У крыльца бродило несколько тощих рыжих кур. Под навесом сбоку от входа стояли широкий изрезанный стол и две скамьи, место для работы и отдыха, рядом на стене развешены рыбацкие сети, две корзины дожидаются починки.

– Это ты тут визжишь, Штауф? А я думала, Марку кто-то свинью привёз в счёт долга!

Из домика, стуча деревянными подошвами, с кувшином и глиняными стаканами вышла невысокая женщина в полинялом серо-зелёном платье со свободной шнуровкой и перелицованном переднике. Она чуть прищурилась, глядя на гостей:

– Присаживайтесь, извольте выпить, брат пока найдёт все расписки, – кивнула она Марку, тот нахмурился, но ушёл в дом.

– А вы, сударь, смотрю, не из наших мест? Давно перебрались в эти края? – весело сверкнула она чёрно-карими глазами незнакомцу.

Смотрела она смело, даже кокетливо. В женщине не было девичьей тонкости и лёгкости, но двигалась она проворно. Волосы убраны под простым чепцом, надо лбом выбиваются две тёмно-каштановые прядки. На груди светлая косынка заколота деревянной булавкой.

– Кто тебе разрешал подать голос, Хелена? – высокомерно сказал Макс и обратился к гостю. – Герр Вольмер, уверяю вас, Фрау Готлиб благочестивая вдова и порядочная женщина, хоть и ведёт себя как дешёвая городская шлюха.

– Ты слишком труслив и жаден, Штауф, иначе знал бы, что порядочная женщина обходится дороже шлюхи. Но ты даже бродяжке заплатить жмёшься, сколько бы ни обкрадывал своего хозяина! – проговорила она, смеясь.

Макс покраснел и заёрзал на скамье, и всё открывал рот как рыба, не находя хлёсткой фразы в ответ. Барон расхохотался, и Хелена с удовольствием отметила, что у него хорошие зубы, такая редкость сейчас.

– Давно ли вы тут живёте, Фрау Готлиб? – учтиво и с улыбкой осведомился он у бойкой сдобной дамы.

Хозяйка со вздохом присела за стол напротив, сложила поверх грубого передника маленькие загорелые руки.

– Да всю жизнь, почитай, сударь. Мой муж служил у прежних хозяев, а как он помер лет пять назад, ко мне брат переехал. Старый барон незадолго до смерти дал ему место, и Марк следит за лесом у реки, от каменного моста до мельницы Кёлера. Разрешена охота, и рыбалка с условием поставлять в замок свежую дичь, позволено собирать хворост, продавать излишек. Долгов у нас нет, власти к нам ничего не предъявляют, на реке без спросу никто не промышляет.

Женщина пододвинула гостю стакан слабого кислого вина, говорила уверенно, негромко, не отводила взгляда. Голос её был низким, но не грубым.

– Потому что ты ведьма, чёртова баба! – прошипел управляющий.

– Осторожно, Штауф, а то ещё полгода ничего с женой не сможешь! – Хелена улыбнулась, но её потемневшие глаза смотрели зло. Макс захлопнул рот, да так и сидел, сердито моргая белёсыми ресницами.

А она принялась с жадным женским любопытством разглядывать своего гостя и его костюм, тонкую вышивку на тёмно-красном камзоле, узор по ткани жилета, отделку петель, дорогие железные пуговицы, новый покрой сорочки с манжетами в оборке. Кружевной воротник. Высокие сапоги для верховой езды, почти новые.

«Как подстрижены усы и бородка, испанская мода, тут так не носят. Ах, вот если бы вымыть и хорошо расчесать его длинные волосы, как бы красиво они лежали. Глаза синие, прелесть! Видный мужчина, высокий и крепкий. Но почему же чувство, будто что-то не так!».

– Крестьяне за холмом пожаловались, что с тех пор, как вы с братом поселились тут, они не могут рыбачить и редко ходят в лес. И что вы, Фрау, поселили тут чудовище! – доверительно подался вперёд Вольмер, и она вздрогнула, заметив в кружевах рукава вместо правой кисти безобразную деревяшку, царапнувшую стол. «Воевал ли, пиратствовал, кто ж теперь узнает правду, если человек богат и уважаем!» – пронеслось в голове, и она быстро собралась.

– Вы бы еще послушали, что они про чертей в своём колодце плетут, как надерутся в трактире на площади! Шеринги большие бездельники, ещё при старом Готлибе озорничали! Брат не даёт спуску этим браконьерам, ваше же добро бережёт, сударь, – вкрадчиво отвечала хозяйка.

Она скрылась в доме, и через несколько минут уже поставила на стол блюдо жареной рыбы и несколько кусков серого хлеба, чтоб гости утолили голод. Марк вынес письменный прибор и потёртую кожаную папку со старыми бумагами, женщина быстро нашла там нужную расписку, передала Вольмеру, а сама принялась аккуратно составлять новую на листе посвежее.

– Вы умеете писать, Фрау Готлиб!? – удивлённо приподнял бровь барон.

– На немецком, французском, русском и английском языках. И писать, и читать, считать, вести переписку. За это меня от всей души ненавидит ваш управляющий, ему ведь неграмотных фермеров легче обдурить! – подмигнула Хелена, потом тихонько подула на чернильные строки и протянула лист новому землевладельцу. – Вот, сударь, подпишите, что вы так же разрешаете нам жить на берегу, вести охоту и рыбачить, и следить за лесом, и что назначаете ту же выплату жалованья Марку Андресу каждый месяц, как и прежде!

– Это же просто грабёж! – воскликнул Штауф, но осёкся под тяжёлым взглядом Марка и схватился за стакан с вином.

– Красивый почерк у вас, Фрау Готлиб! – кивнул Вольмер, передавая ей обратно документ с широкой закрученной подписью.