Там царил мрак, только свет от монитора освещал небольшой участок стены. Андрей спал, голова на краю стола, а правая рука так и осталась лежать на клавишах. Видимо, мой друг был совсем истощен, но в то же время так самозабвенно отдавался своему произведению, что в итоге проиграл борьбу со сном.

Что же тогда с тобой происходило? Что же это вдруг забурлило и начало колотить тебя изнутри? Любопытство, такое едкое, горячее, прожигающие тебя насквозь. Твои руки тут же вспотели и начались трястись. Ты знала Андрея, знала, что он порой просыпался лишь от одного шороха или скрипа. Но тем не менее ты решилась. А если бы не решилась, разве смогла бы это себе простить?

Вопреки ожиданиям Полины, Андрей успел закрыть документ прежде, чем отойти ко сну. Теперь нужно было его просто отыскать. Его голова была как раз рядом с сенсорной панелью. Ты еще раз спросила саму себя, стоит ли тебе делать это, и получив положительный ответ, протянула руку. Она все еще дрожала. Ты замерла и попыталась не дышать. ‘Куда же Андрей мой поместить свой роман?” – думала Полина. Ее положение было совсем непригодным, чтобы долго блуждать по папкам в компьютере мужа.

Первая версия Полины была совершенно бредовой, но стоило попробовать. Девушка открыла папку мои документы – и вуаля – книга Андрея, хотя пока и без названия. Полина и не надеялась, что Андрей будет настолько тривиальным. Но на то была причина – он никогда не думал, что когда-нибудь заснет вот так, прямо перед своей зеницей ока, обнажив ее сердцевину для чужих нападок. Тебе бы стоило признаться, что это вторжение было не первым, и даже не вторым. Когда Андрей хотел пойти в магазин, ты придумывала разные отговорки, чтобы не идти; и все затем, чтобы наконец пробраться к его компьютеру и все-таки узнать, о чем он пишет. Компьютер был запаролен. Ты вводила имена, даты рождения, названия любимых музыкальных групп, но фиаско, фиаско и еще раз фиаско. И теперь настал этот желанный момент, ты буквально замерла в предвкушении.

Ты носила много имен, каждому новому мужчине ты говорила новое имя, необычное, редкое, вымышленное, как у куртизанок. Может, ты и была одной из них, мне не дано было знать. Я звал тебя С. Ты знаешь почему! Ты ведь была настоящей стервой.

Ты способна была завести меня одним только взглядом, таким тяжелым, надменным. Я сидел за соседним столиком и уже был готов направиться в уборную, хотя отнюдь не за тем, чтобы справить нужду. Ты не делала ничего вызывающего, но для меня ты была сосредоточением похоти, сосудом греха. Ты томно вздыхала, приоткрыв свои сочные, накрашенные красной помадой губы; ты поправляла свою юбку, как бы невзначай оставляя маленький черный, кружевной кусочек, давая понять, что ты в чулках. Ты доставала свою золотую пудреницу и разглядывала себя, потом окружающих. Смотрел ли кто-то на тебя? Конечно…

Страница кончилась и Полине нужно было прокрутить ее дальше. Она начала водить пальцем по чувствительной панели, и вдруг Андрей зашевелился. Он издал такой протяжный звук, какой обычно издает, когда просыпается. Полина тут же отскочила от компьютера и попятилась назад. Она знала, что нужно закрыть документ, иначе ее происки обнаружат. Это было вдвойне рискованно, но, если бы она просто ушла, Андрей бы точно обо всем догадался. Полина протянула дрожащую руку к панели и щёлкнула кнопку закрыть. Теперь она быстрыми, но тихими шагами шла в комнату. Моя героиня с головой закуталась в одеяло, она тяжело дышала и ее все еще немного бросало в дрожь.

Я не знаю почему, но ты жутко боялась гнева Андрея, боялась сделать что-то не так, боялась быть неправильной, несовершенной. Ваши отношения казались тебе просто сказкой, и не дай бог их что-то разрушит какая-нибудь женщина, какая-нибудь тень из прошлого, ну нет.

Полина услышала скрип кровати. Андрей, мило посапывая, обнял ее правой рукой. Девушка буквально растаяла от мысли, что ее муж ни о чем не догадался, и облегченно вздохнула. Она засыпала, наслаждаясь его теплотой, его мягким запахом и его дыханием.

4.

– Объясни мне кон крестно, что ты хочешь? – в который раз спрашивал Андрей.

– Не знаю.

– А все-таки?

– Вообще – то я хотела пойти одна. Такие вещи не выбирают вместе с мужем.

– Я тебя умоляю! Ты надеешься меня чем-то удивить? Неужели есть что-то необычное в том, что ты наденешь сорочку?

– Я хотела сделать тебе приятное! Черт! Ты с этим своим романом скоро и вовсе обо мне забудешь, – говорила Полина немного раздраженно.

Андрей остановился и обнял ее.

– Прости, любимая, мне очень жаль, что начало нашей семейной жизни такое… Ты ведь не об этом мечтала. Я обещаю, когда я закончу роман, я буду только твой.

Он обнял Полину еще крепче и пару раз поцеловал в губы.

– Не дуйся, пожалуйста. Ты же знаешь, я не выношу, когда девушки печалятся. Сейчас подберем тебе что-нибудь и поднимем настроение.

Но ты была огорчена совсем не из-за того, что Андрей не хотел помогать выбирать тебе нижнее белье, из твоей головы никак не мог вылететь текст, который ты прочитала вчера. Ты и не могла подумать, что твой ненаглядный муж способен на написание такого вот чтива. Ты думала он напишет фантастику, что-то остросюжетное или, на худой конец, пойдет по моим стопам и напишет детектив. Бедняжка, ты была просто обескуражена. Чулки, красная помада, тонкие сигареты… Неужели такие девушки нравились ему? Хотя стоило только вспомнить о Катерине. Катерина? Неужели…

– Посмотри на этот, по-моему, ничего, – произнес Андрей и подвел Полину к манекену, на котором был одет ужасного вида пеньюар, желтый, с мелким горошком и перьями, издали напоминающий гигантского, общипанного цыпленка.

Полина широко раскрыла глаза от удивления.

– Он, конечно, ничего, но мне не идет желтое.

– А мне нравится этот цвет.

– Мне тоже нравится, но у меня белая кожа, нужно что-то более темное.

– Ты имеешь в виду красное?

– Нет, черное. Вот, посмотри на этот комплект.

Полина показала на одинокий манекен в углу, на нем был черный кружевной корсет, пояс и чулки. Он показался ей весьма откровенным и как раз пришелся бы по вкусу девушке из книги Андрея.

– Ну и мерзость! Во-первых, я ненавижу чулки! А во-вторых, такое наденет только проститутка! Даже не думай!

Полина хотела что-то сказать, но вместо этого издала сжатый, непонятный звук.

Позже, лежа на кровати и рассматривая то, что купил Андрей, девушка никак не могла разуметь, чем эта вещь ему понравилась, просто ярая, кричащая безвкусица, которая еще к тому же влетела ему в копеечку и ударила по семейному бюджету. Полина полчаса крутилась у зеркала, пытаясь найти в этом хоть что-то привлекательное. Пеньюар имел форму колокола, был немного не по размеру и его лямки все время спадали вниз; перья, что красовались на подоле, видимо, были плохо приклеены и с каждым поворотом Полины, одно их них покидало свое жилище. Моя героиня думала, что будь она мужчиной, такое одеяние бы ее точно не возбудило, скорее бы вызвало приступ истерического смеха.

Девушка не знала, как скоротать этот день, обед был готов, Андрей, как всегда, был занят своим романом, по телевизору шла одна ерунда. Полина вспомнила, что еще ни разу не доставала свой старый мольберт.

Моя героиня сняла с себя цыплячий пеньюар и облачилась в майку и джинсы. Она достала мольберт, коробка с которым уже слегка запылилась, но поднеся к белоснежному листу кисть, она поняла, что совершенно не знает, что хочет нарисовать. Очередной замок? Как бы не так! В ее голове были совсем другие идеи. Ей представлялось что-то эротическое, восхитительное, манящие… Первый штрих, еще и еще. Она не понимала, что делает, ее рука будто бы сама двигалась. Девушка остановилась, она не хотела испортить лист мазками, не имеющими ни явного, ни скрытого смысла.

Полина подумала, что надо бы достать другой лист или вообще прекратить занятия рисованием, ведь все равно ничего стоящего у нее не получалось. Она уже собиралась взять листок и скомкать его, но вдруг поняла, что эти серые линии на белоснежном листе отнюдь не были бессмысленными. Девушке пришлось вглядеться в них, чтобы понять. Отчетливо были видны начертания глаз и губ. Сама того не ожидая, моя героиня нарисовала чей-то портрет, точнее его набросок. С верхнего края листа на нее смотрела незнакомая женщина. Полина снова поднесла карандаш и дорисовала овал ее лица, теперь картина смотрелась более завершенной.