— Нет. Но после победы силы Империи могли быть подорваны настолько, что война с Содружеством вспыхнула бы в течение года-двух.

— И? Чья бы взяла?

— Проиграли бы все. Разработки, использовавшиеся против хаттов, не стали бы консервировать. Ты знаешь. Мы воевали там вместе. Борусы — не самое страшное из разработанного против хаттов оружия.

— Исследования по «живому железу»?

— Гадрат.

— Но… — сказал Локьё и замолчал. — Бездна и все её обитатели! Так вот куда… Но об этом — потом. Давайте выложим наконец всё, что у нас есть, и что можно говорить детям. Ты готов, Адам? Мы должны с тобой расставить последние точки над «и». Колин просто слишком молод. Будь ему хотя бы лет 200 — он просчитал бы и остальное. Или ты будешь молчать?

Инспектор не ответил.

— Ну, хорошо, — согласился Локьё. — Тогда я. Ты не можешь этого знать, Колин. Тебя тогда ещё даже в проекте не было. И… если бы ты не предложил приют моему сыну в своей семье, не дожидаясь моей просьбы… Рико разыскивает Агескел. Он, находясь достаточно далеко, не смог понять, что один человек не в состоянии сдержать искривление реальности и стабилизировать наложившиеся пласты. В одиночку это может только такая свинья, как он. И даже не предполагает, почему он это может. Путь подобной практики для нормального человека не приемлем. Но я был здесь. И я знаю. Это они устроили вдвоём. Один — нарушил схему надвигающегося изменения, вон тот, молодой и глупый, — эрцог кивнул на сына. — А второй стабилизировал наш вариант реальности. Может, и бессознательно. Вся его щенячья суть — равновесие и стабильность. Живое биение на ещё голом пузе. Однако Агескел решил, что всё это — дело рук одного Рико. И разыскивает его теперь, как личного врага. Единственное место, где мальчик может отсидеться — Тайэ, земля достаточных знаний, но принадлежащая Империи. Я благодарен тебе, Колин, что ты всё понял и не заставил меня просить. И потому я скажу сейчас, кто охотится на вашего щенка. Это — служба вашего, имперского, генетического контроля. Он для них — как красная тряпка для ущемлённого самолюбия. Адам не даст мне соврать: то, что было на нашей с ним памяти, — это именно противостояние Земли и службы генетического контроля. Эта история и закрыла дверь между нашими мирами. Возможно, ты прав: имперцы были изгнаны, но не смирились. Генетический контроль объявил естественные психические изменения на Земле не эволюцией, а угрожающей Империи мутацией. Болезнью, если угодно. Это вымарали изо всех доступных вам документов. Но мой возраст ещё позволяет мне кое-что помнить. Ваш Агжей — рассадник заразы, разносчик «не тех» генов. Они обнаружили его. И сделают всё, чтобы его уничтожить. Если дела будут плохи, я помогу ему укрыться у нас. На Къясне или в любом другом мире. Биографию изменим, это не трудно. А теперь — пусть дети идут спать. Нам, оказывается, нужно обсудить кое-что ещё!

Локьё возвысил голос.

Я смотрел на Колина, пока он говорил.

Я очень хорошо знаю его лицо — смуглое, хорошо очерченное с широко расставленными глазами. Рот его был прям до равнодушия, взгляд холоден и спокоен, но я-то видел — он ЗНАЕТ. Знает и это.

Айяне-то, ведь, тоже, скорее всего, за двести…

Тряхнул головой — мысли досаждали, словно мухи. Оглянулся на Энрека — тот спал или прикидывался.

— Хоть один вопрос можно? — я не имел права спрашивать, сам я не рассказал ничего.

— Можно, — Колин глянул скептически.

Эрцог сощурился.

— Я опять что-то сделал не так? На Плайте? Скажите хоть, что?

— На мозоль Агескелу наступил, — осклабился Локьё. — Сильно. Мне рассказывали, у него случился сердечный приступ на фоне «отката». Зол мерзавец был так, что тебе этого даже и не понять по скудоумию. Доживёшь до сорока двух, может, я и возьму тебя в Дом… — он помедлил. — Или я не прав, Адам? У землян это происходит в каком-то ином возрасте?

Инспектор Джастин разжал губы:

— Возраст раскрытия индивидуален. Описаны случаи, когда оно наступало в двадцать четыре с половиной, но я только читал об этом. Обычно всё происходит после тридцати. Агжея нужно было придержать для его же блага. Но вышло так, что инициацию он прошёл в неоправданно раннем возрасте. Я не понимаю, зачем эйниты…

Колин перехватил его взгляд.

— Хорошо, — перебил сам себя Адам, — я понимаю.

Ещё бы… Даже я уже понял. Эйниты сразу поняли, кто за мной охотится. И дали мне шанс, иначе я был бы уже раз пять мёртв.

— Ой, как всё запущено у нас, — усмехнулся Локьё и повернулся к Колину. — Значит, про Гендепартамент ты знал?

Лендслер кивнул. А Мерис сделал эрцогу ручкой, подтверждая, что не такая тупая в империи разведка.

— Вы, оба, — сказал эрцог, кивая мне на Рико. — Марш спать. Тут и без вас сейчас будет тошно.

Я вздохнул, вопросов у меня меньше не стало, подхватил Энрека и вытащил его из кресла.

— Колин, с ЭМ134 связываться?

— Чем быстрее, тем лучше — ответил за лендслера эрцог. Он коснулся взглядом лица иннеркрайта, хлопающего спросонья глазами, и едва заметно улыбнулся ему.

Тот кивнул. Вот так они и попрощались.

История двадцать восьмая. Гибель Каменного ворона

Линкор Империи «Каменный ворон»

Из отчёта импл-капитана Пайела

Как я хотел спать!

Рико висел на моём плече мешком. Он уже не пытался доказать своё происхождение от прямоходящих обезьян. Или от кого мы там все произошли? От баранов?

Дежурный, увидев, что я тащу по коридору иннеркрайта, кинулся мне помогать. Но я его послал куда-то. Тихо, но далеко.

В голове у меня творилось что-то невообразимое. Если бы один я — дурак, тогда ещё как-то ладно. Но все! ВСЕ в обитаемой Вселенной — идиоты!

И как я понял, экзотианцы тоже не многим информированнее наших.

Ледяная аристократия — сама по себе, остальные выкручиваются, как умеют. Разве что, генконтроль не вычищает у них самых здоровых.

Если бы я услышал это не от Колина, поверил бы? Чушь же какая-то. Гены, редупликация кого-то с кем-то. И заговор Гендепартамента против собственного населения.

Стоп. Ведь есть же независимые учёные? Хотя… Не дадут денег, не будет и исследований на постороннюю тему. А выворачивать наизнанку информацию у нас умеют. Я столько читал про то, как и за что мы тут воюем — смеяться уже не могу. Скулы болят.

Но расскажи об этом не Дьюп, а Келли, я бы…

Вот как важно, оказывается, КТО говорит. Если своим бойцам скажу я — они тоже поверят. Они привыкли мне верить. Только что мы от этого выиграем, кроме осознания собственной ущербности? Не нужна моим парням эта информация. К Хэду!

Потом я вспомнил, что на Гране трое бойцов всё-таки отреагировали, когда меня мысленно «окликнул» мастер. Один был — Лимо Вайкунен, второй… Дисти Эмор, молоденький совсем парнишка, но пилот как у нас говорят — «от бога». И Бао Фрай. Он погиб.

Всего двое, значит. Но, учитывая, что пилотов я на Грану брал по минимуму, да и бойцов — не всех…

У Дерена, скорее всего, тоже рыльце в пушку. Замечал я за ним кое-что. Может, и Тусекс. Уж больно специфическое восприятие должно быть у пилота такого класса… Ну и Рос. Куда без него.

Пилоты — вообще в группе риска. Но до Плайты никакой особой чувствительностью Рос не страдал. Или это я в упор не видел?

Проверить бы всех. Да кто проверять-то будет? Инспектор, что ли? Он мне напроверяет теперь по шее. Мало он меня пас. Щенок, значит, да?

Но от Гендепартамента меня прикрыл не инспектор. Если запрос присылали в учебку, то только куратор группы мог «потерять» меня или документы.

Я вспомнил нашего старика-куратора, тоже бывшего особиста. Был он худой, ветхий, с крючковатым носом.

Имя у куратора было совершенно непроизносимое — Сенгерд Ло ДйЮлай. Курсанты звали его Стариком, пока на занятиях по истории Империи нас не осчастливили недавно рассекреченными документами.

Старик наш оказался бывшим разведчиком с позывным Кондор. И вот про этого самого Кондора уже ходило столько легенд…