– Мы до сих пор проверяем по списку, – сообщил эксперт. – Она не страшилась мошенников, охотно общалась, перезванивала сама – рекламщикам, любому спаму. Большая часть номеров из категории спама. Есть еще два номера ее почтового отделения, частые регулярные взаимные контакты с коллегами и начальством. Служебные дела почтовые.

– А ее родственники? – спросил Гущин нетерпеливо.

– Мы проверили двести пятьдесят номеров, еще двести осталось, уж такой она гиперактивный абонент, – ответил эксперт. – Я связывался с участковым насчет ее близких. Он ответил: есть проблемы. Какие – не уточнил.

– За полтора месяца не удосужился выяснить и помочь вам? – полковник Гущин раздраженно хмыкнул.

– Если бы телефон не вырубился от воды, мы бы сами начали с «контактов» и узнали номера людей ее ближайшего круга. – Деликатный эксперт не желал в разговоре с большим главковским начальником подставлять нерадивого коллегу-участкового.

– Ладно, продолжайте работать по списку, держите меня в курсе, – подытожил полковник Гущин.

В управлении полиции его уже ждали и тайно готовились – гроза из главка нагрянула! Явился участковый из Трапезникова. Он ждал Гущина возле дежурной части. Полковнику выделили лучший кабинет – явно чтобы задобрить, соломки подстелить. На столе сиротливо лежало тоненькое уголовное дело – не густо материалов собрали по убийству почтальона. Полковник Гущин пролистал его – помимо копий, что присылали ему на электронку, он всегда предпочитал работать с подлинными процессуальными документами. Однако и дело его не особо порадовало.

– Полтора месяца, воз и ныне там, – объявил он оперативникам и участковому. – А в Сарафанове, не столь уж далеком от вас, еще один случай нападения на женщину. И опять удушение веревкой.

– Мы нападение на Суркову идентифицировали как убийство с целью ограбления. Она ж почтальон, – за всех ответил трапезниковский участковый – в летах, ровесник Гущина, седой, кряжистый, по виду бывалый и флегматичный.

– Я в курсе, – Гущин кивнул, – чего вы здесь себе навоображали и наработали за полтора месяца. Но факт в том, что ее задушили, но не ограбили. И кошелек ее цел, и деньги, и карта.

– Денег в кошелке с гулькин нос, карта Сбербанка без ПИН-кода обычному налетчику не нужна, кибермошенники картами промышляют. – Участковый не боялся грозного полковника Гущина и умел постоять за себя и сплоченный полицейский коллектив местных. – Его, по нашему мнению, интересовали пенсии, наличка. Где-то порядка ста тысяч, а порой и больше налом, купюры, резинкой банковской перетянутые. Я… то есть мы с опергруппой сочли, что нападавший сумку почтовую проверил, но денег в ней не нашел. Дни, когда почтальон на дому своих подопечных посещает, определенные. Но в мае порядок меняется из-за праздников. На Сурковой – форменная одежда, сумка почтовая. Моя… то есть наша основная версия заключалась в том, что ее выслеживали и подстерегли с целью ограбления. Только вышла накладка непредвиденная. Суркова большую часть пенсий и пособий уже успела раздать.

– Какая еще накладка? – полковник Гущин созерцал участкового сквозь очки.

– Тонкости почтовиков. Давайте проедем в здешнее отделение, Федор Матвеевич, они вам сами объяснят. Чтобы вы нас бездельниками и дураками не считали, – мятежно возвестил участковый. – Мы сразу с коллегами маршрут ее досконально для себя составили, изучили подробно. У меня карта, план, – он достал планшет и начал неловко тыкать негнущимся пальцем в экран. – Ее обычный многолетний маршрут. Точнее, фрагмент его. Добралась автобусом до Трапезникова, дальше явилась по адресу к двум пенсионеркам в Шлехове, вручила пенсии, забрала квитанции. Затем пешком отправилась в деревню Зуйки, но там сейчас дачи сплошняком. Адрес проживания еще одного клиента – он инвалид. Вручила ему пенсию. Из Зуйков пешком мимо Трапезникова на автобусную остановку к автотрассе, – участковый водил пальцем по карте. – Весь путь пролегает в основном по густонаселенной местности – дачи, проезжая дорога сельская, вдоль нее магазины – «Садовод», «Все для дома», продуктовый, – перечислял он. – А вот здесь она всегда сворачивала в поле и срезала большой участок до автобусной остановки напрямик через луг и рощу. Единственное тихое, безлюдное место на всем ее маршруте – лесополоса с кустами в трехстах метрах от шоссе. Если ее выслеживали специально, то здесь и подстерегли и напали.

– А куда она направлялась? Куда хотела ехать на автобусе? – полковник Гущин изучал карту в планшете.

– В Мелихово, в сам музей. Газеты и журналы она туда всегда отвозила, а также обычно и всю их корреспонденцию – посылки, бандероли. Но в день убийства ни писем, ни бандеролей не было, только печать.

– А после музея-усадьбы она обычно возвращалась в почтовое отделение? – уточнил полковник Гущин.

– Нет. Снова садилась на автобус в Нерастанном и добиралась до следующей после дома отдыха Лопасня остановки. Дальше шла пешком по маршруту – ее подопечные жили по шести адресам. После выплат садилась на автобус и возвращалась на почту, а если запаздывала, то к концу рабочего дня сразу домой отправлялась, – показывал на карте участковый. – Однако в тот день, 20 мая, ей до Лопасни уже не имело смысла добираться. Проедемте на почту, они вам свои тонкости объяснят сами. Что да почему пошло не так в тот день.

– Хорошо, на почту, – скомандовал полковник Гущин.

Сели в патрульную машину. Через четверть часа оказались на месте.

– Мы все до сих пор потрясены смертью Аллы, – сообщила полковнику Гущину начальница почтового отделения – пожилая, болезненного вида женщина, кутавшаяся в шерстяную кофту поверх форменной робы, несмотря на жаркий летний день. На почте работал кондиционер. И полковник Гущин сразу сильно закашлялся.

Начальница почты наблюдала за ним с холодным любопытством.

– Я сама ковидом тяжко переболела, таких, как вы, по кашлю могу узнать, тоже страдаю, – объявила она. – Мы двух почтальонов в ковид похоронили. А теперь еще Аллу Суркову убили. Мы хотели от почты траурный венок отправить на кладбище, но пока никто нас о месте прощания и погребения не известил.

– А что она говорила о своих родных? – спросил Гущин.

– Мать у нее давно умерла. А сын…

– У нее есть сын? – Полковник Гущин поразился, что никто из местных полицейских ему пока ничего не сообщил и он узнаёт о сыне как бы со стороны – от сотрудницы почты!

– Непутевый. Алла горя с ним хлебнула, – ответила начальница Сурковой. – Она особо-то не распространялась. Но однажды явилась, а лицо все в синяках – сказала сначала, мол, упала дома, а потом призналась – сынок ее приложил, избил. Ее сын даже не соизволил сообщить нам, где и как с ней проститься. Отдать последний долг.

– Он ее и не похоронил до сих пор, – вмешался участковый. – И тело матери из морга не забрал, насколько я знаю. Вы нам расскажите, пожалуйста, какие у вас накладки произошли в мае с выдачей пенсий и пособий.

– Из-за майских праздников, – ответила начальник почтового отделения равнодушно. – Приходится смещать график – звонить нашим клиентам, предупреждать, что почтальон придет в другой, не назначенный официально день. Алла в мае большую часть пенсий и пособий раздала пятого и шестого числа. Обычно она забирает деньги для выплат утром в день раздачи, но в предпраздничные дни это происходит всегда накануне, потому что физически не успеешь, как в обычные будни. У нас же все связано со значительным расстоянием, с переездами на автобусе, с расписанием транспорта, тоже меняющимся в праздничные дни и между майскими выходными. Сельский почтальон вынужден приспосабливаться, чтобы всех охватить. Часть выплат по договоренности с клиентами мы порой переносим. В тот день, двадцатого мая, Алла как раз везла деньги в поселок и деревню, клиентам, которых не посетила в обычные дни выплат. А задержки всегда чреваты неприятностями.

– Какими неприятностями? – поинтересовался Гущин.

– Конфликты со стариками возникают. Некоторые неадекватны, никак не могут понять, сколько им ни разъясняй по телефону, почему пенсию доставят позже обычного, в другой день. Откровенно злятся, почтальона встречают неласково, грубят, оскорбляют. Короче – неприятная ситуация порой возникает из-за задержек. Алла на скандалы всегда реагировала очень остро, болезненно. Нам даже порой приходилось вмешиваться.