Громов никогда не претендовал на командные должности, справедливо полагая, «Не место красит человека».

Однако начальство этим же девизом пользовалось самым бессовестным образом. Громову поручали ответственные задания, когда провал мог стоить не только карьеры, а награждали непричастных. Уволился «по выслуге лет» в неразберихе 1992 года и сразу уехал в Белгород, Россия. Его прогноз развития событий в Украине оказался точнее, чем предсказания политиков, политологов и даже астрологов. Поэтому сын Геннадий, родившийся в Гуляйполе, заканчивал Академию ФСБ в Москве. А дети бывших украинских начальников Громова скакали на майданах, направляясь в Европу. Дочь, Наталья Викторовна, их значительно опередила. Выскочила замуж за европейца из Франкфурта на Одере. Мать обоих детей – Светлана Петровна, уехала к молодым в Германию нянчить родившихся там близнецов. Возвращаться к мужу не собиралась. Виктор Громов подрабатывал в муниципалитете землеустроителем, дружил с соседями, вечерами разбирал архивы. Поддерживал контакт с райотделом ФСБ, чтобы быть «в курсе». Близость границы с Украиной давала пищу для размышлений, непостижимым образом «Незалежна» отдалялась всё дальше и дальше, оставаясь в тех же географических координатах. В году 2008-м умер Кочубей, не дожив до пышного празднования украинцами 120-летия со дня рождения батьки Махно самую малость. Громов собирался ехать на похороны, но тормознул фээсбэшник, объяснил, СБУ назад борца с «бандерой» не выпустит. Размышлял по поводу: если бы ожил батька Махно в наши времена? Сумел бы увлечь идеями справедливого общества народ и повести в светлое будущее? Анализ оперативной обстановки показал – увлёк бы, но недалеко и ненадолго. Американцы с такими вождями не церемонятся. Застрелился бы двумя пулями. Контрольный выстрел никто не отменял. Ожидал старый чекист войны между «братскими странами», обломками Советского Союза, надеялся оказаться полезным. Бывших контрразведчиков не бывает, выдержки было не занимать, но жизни не хватило.

ИНЬ И ЯНЬ

Общеизвестно, что Век 21-й принёс много новых понятий в жизнь общества человеков, но, при внимательном рассмотрении значительная часть из них являются просто искажением старых представлений. Равенство по гендерному принципу пришло на смену «равенству мужчин и женщин», но различие между ними не устранило. Той первой ночью на правом берегу Днепра Соня и Лукошкин спали, укрываясь одной шинелью (плащ-палаткой? Уже и не вспомнить) вместе. Но лейтенант вспоминал тепло встречи с любимой и рассуждения комдива о философии войны, а женщина Соня мучилась от стыда, считая себя отвергнутой. Ведь её пальцы помнили осторожное ползание по его телу, грудь вздымалась от его тепла, лицо пошило жаром от стыдобушки. Никто не смог бы убедить красавицу, что вспоминает она собственные девичьи грёзы. Никто и не пытался.

Лукошкин тогда убежал с Комдивом на новый НП, едва кивнув на прощанье. Вернулись санитары, навалились заботы. Под напором обязанностей, мучения превратились в огорчения, позднее законсервировались в образе иголки патефонной, нет-нет, да кольнёт сердечко. По-женски, без умысла, на эмоциях. И результат этой подмены реальных событий воображением, в жёстких временных рамках войны, «Доживу – Не доживу», был ожидаем. Обстоятельства сложились так, что Соня вышла замуж за Лозовского. Звёзды сошлись! Дивизию вывели на переформировку – это раз; Лукошкин просто исчез – это два; Лозовского вернули в Москву, он был незаменим в радио играх с Абвером, на фронте, в дивизии Комдива проходил стажировку; Соню он любил – это всё. Расчёт окончен. В 1947-м голодном году, во Львове, родился Вовка Лозовский. Отца Москва опять спрятала на периферии, шло преобразование НКВД в МГБ, соответствующая чистка рядов. Неожиданно для себя, Лозовский из кабинетного работника превратился в боевика-волкодава, одного из авторов новой тактики контр партизанской борьбы. Командовал опергруппой чекистов, замаскированной под «боёвку» УПА (Запрещена в России) Шухевича. Провёл ряд успешных ликвидаций.

Картинка 10. Год 1946-й. Чекисты в прикарпатских лесах новую тактику против бандеровцев применяют: ложные отряды боевиков, ловля на живца. Враг внутренний, одной крови, но противоположных взглядов. Их жалко, они не жалеют.

Ночью тихо в лесу. Тот, кто спит – не храпит. Кто не спит – охотится. Молча. Шуметь могут только те, на кого охотятся. Им уже всё равно. Где-то недалеко заяц попал в капкан, смертным криком зашёлся. Ужасней этого вопля в лесу ничего нет. Кровь стынет в жилах.

Ночью в лесу темно. Луна мелькает в дырявых облаках, свет её виснет среди стволов, отбеливает туман в низинах. Поляна впереди то высвечивается, то исчезает. Природа чарует своим покоем, баюкает. Глаза непроизвольно слипаются, закрытые веки сохраняют картинку, и путник тычется в куст или дерево, удивляясь их появлению ниоткуда.

Ясику, 16- летнему проводнику из местных, страшно. Лес чужим кажется. Лунный свет зыбок, богат причудами, мерещится всякое. Ремень автомата шею натёр. Старается не шуметь, а услышать опасность. Но в ушах только хриплый шёпот майора за спиной: «Двигайся, не стой!».

Майору 30 лет, фронтовик, знает наверняка: «В этом лесу своих не встретишь». Отвлекает внимание, идущий в головном дозоре Ясень. Однако, хлопанье крыльев перепуганной птицы значительно левее треска кустов, которые топчет мальчишка услышал, не прозевал! «Неужели они? Четвёртые сутки в лесу встречи ищем! Пора сигналить».

В ночном лесу шёпот слышен далеко: «Чи Ши; Чи Ши; Чи Ши» – самое модное ночное приветствие последних лет. В ответ, оттуда, где крылья хлопали – Чи Ши; Чи Ши! И голос, совсем не птичий – Хто цэ?

– «Палий», друже Зверхныку. Зи мною пьять людей.

– Выходь!

Майор выходит из тени, уже в центре полянки останавливается. Из кустов четыре силуэта навстречу выплыли. А в тылу ребята щёлкнули предохранителем автомата, готовы к огневому контакту. Нет сомнений, бандиты тоже готовы. Нервы у всех ни к чёрту, шестой год войны. Сорвался выстрел, но майор раньше упал. Лежит на открытом месте, бревно-бревном. Над ним пули густо-густо, в голове пусто-пусто.

В лесу прицельный огонь возможен только с дерева. Если лежишь, как все, за пеньком, твоя пуля травинки, ветки посшибает, такую причудливую траекторию выпишет, что не угадать. Стрелка спасает густой огонь, хоть одна пулька, да чавкнет, впиваясь в плоть врага. Вот и ждёт грешное тело этот укол, до судорог ждёт. Сердечко захолонуло, в ледышку превратясь. Мыслишка пробивается – А как там Ясь?

И услышал майор тишину. Все диски-магазины опустели, все пули улетели. А люди – все умерли? Сел. Топочут, прибежали. Все трое. Живы!

– Фёдор Петрович, вы как?

– Не Петрович, а Зверхник! Встать помогите. Ноги не слушаются. Отлежал, чуть не уснул. А Ясень где?

– Оружие собирает.

И тут выстрел. Все на звук побежали, опытные, храбрые, а мальчишку послали одного. Кого-то волокут! А мальчишка сам идёт! Доложите по форме!

Ясь переживает, голос срывается. Перестрелку он в кустах пересидел, а когда за оружием пошёл, недобитый бандит в него промазал.

Ночью тихо в лесу. Бандиты в рядок уложены на полянке. Все четверо. Пустыми глазами в чёрное небо уставились, Луна от них отвернулась. Завтра милиционеры займутся, вывезут на телеге в село, проведут опознание, завершат погребением. Обернись по-другому, чекистов просто так бросили бы. Воронью да волкам, на радость. Уходит маленький отряд. Для него открыто завтра: окончание рейда, письма родных, радость друзей, слава, горячая пища, баня наконец.

НИКТО НЕ ЗАБЫТ

Вернули в Москву Лозовских, комнату дали, начала молодая семья быт обустраивать. Страна от военного «НАДО» переходила к мирной жизни. Фронтовики возвращались «На исходные», довоенные позиции: родные города и сёла; заводы и фабрики; колхозы и другие формы общественной жизни. С удивлением обнаруживали несоответствия между мечтой фронтовой и реалиями. Большинство находило своё место в новой жизни, война научила бороться с трудностями. Разочарованные шли в бандиты. Армия поставляла готовых бойцов и криминалитет всех мастей получил солидное подкрепление. Активизировались националисты: украинские; прибалты; крымские; кавказские и прочие. Советская власть вынуждена была использовать все средства борьбы с ними: привлечение армии; переселение народов; амнистии и другие «высшие меры». Исход этой битвы «с народами» был неясен, поскольку националистов подпирала мощь бывших союзников СССР.