Капитан Круз пристально глядел на Пидрина. Этот солдат прямо-таки напрашивается на строгое наказание, ведет себя так, точно он не в казарме, а у себя дома, точно он не обязан соблюдать устав, а ведь устав для того и существует, чтобы его соблюдали, хотя его и сочинили при царе Горохе, как острил командир их батальона. Беда, если солдаты вдруг перестанут соблюдать устав, армия превратится в балаган. «Послушай, почему ты все-таки опоздал к вечерней поверке?» Как же, держи карман шире, так Пидрин и станет сейчас перед тобой исповедоваться. Да и что толку, если он даже, предположим, и признается, из-за чего опоздал. К чему это приведет? Капитану вовсе не обязательно знать о его личной жизни. Смешно было бы рассказывать, что Пидрин протанцевал весь вечер с Зулмириньей, что Зулмиринья — красотка, лучше которой на всем белом свете не сыскать, что он давно увивается за ней, и как раз этим вечером, два часа назад, а может, чуть позже, в уголке сада ньи Жулы Рикеты Зулмиринья была с ним и ему принадлежали ее губы, ее поцелуи, ее пылающие щеки, и эти горящие, как звезды, глаза, и это учащенное дыхание — все принадлежало ему и только ему, девушка вся дрожала в его объятиях. Но неожиданно на крыльцо вышла нья Жула Рикета, он отпрянул назад и спрятался за угол дома, а Зулмиринья одернула платье, поправила растрепавшиеся волосы и — давай бог ноги — бросилась наутек. Вот незадача! И все же она была с ним два часа назад, а теперь он, видите ли, должен объяснять капитану, почему не явился к вечерней поверке, как бы не так, нашел дурака. Пидрин ни словом не обмолвился о Зулмиринье. Просто он не заметил, как пробежало время, думал, еще рано. Капитан Круз сидел молча, с окаменевшим лицом, потом он поднялся, встал около письменного стола, все еще сохраняя спокойствие, и оперся на стол левой рукой, а в правой он держал хлыст, который мерно покачивался туда-сюда. Капитан взглянул на капрала, тот мгновенно догадался о его намерении, придвинулся чуть ближе, и Пидрин оказался в ловушке. Сын тетушки Мари-Аны вздрогнул: сейчас что-то произойдет. «Так, значит, ты не заметил, как пробежало время, ты не знал, который час?» Теперь капитан положил правую руку на рукоятку хлыста и потер ладони. «Так, стало быть, ты не знал, который час?» Он потер ладони, ухмыльнулся, погасил в пепельнице сигарету, снова ухмыльнулся и потер ладони, хлыст продолжал мерно раскачиваться из стороны в сторону — тоненький, гибкий, элегантный хлыст. «Подойди сюда». Капрал Жозинья немного пододвинулся и встал с правой стороны от Пидрина. Капитан — напротив него. Сержант — слева. Круг сужался. «Подойди сюда», — приказал капитан. Приблизиться к нему? Ну уж дудки, больше он не тронется с места. «Подойди сюда!» — и опухшие глаза капитана сверкнули холодным блеском. Пидрин собрался с духом и сказал: «Я опоздал на вечернюю поверку и заслуживаю наказания. Пусть господин капитан назначит мне наказание, полагающееся по уставу». «Так ты требуешь наказания по уставу? Вот как? Я вижу, ты отлично разбираешься в уставе. Превосходно! Такие бравые парни и должны служить в армии. Только почему ты не считаешь нужным соблюдать устав и не опаздывать хотя бы на вечернюю поверку, почему совершаешь множество других нарушений?» Капитан Круз неуклюже повернулся всем своим грузным телом в сторону нарушителя дисциплины. Пидрин больше не колебался, в нем клокотала, в нем кипела ярость. «Если только он посмеет поднять на меня руку, сто чертей ему в глотку, если только он меня хоть пальцем тронет, я на него брошусь, разрази его гром, я ему покажу!» Во рту у Пидрина пересохло, язык прилип к гортани, все мышцы напряглись, он стиснул зубы. «Тысяча чертей ему в бок!» Капитан, тяжело ступая, подошел к провинившемуся. «Ох, как хочется вцепиться ему в физиономию!» Глаза у Пидрина метали молнии. «Ах ты, змееныш! Получай, что положено по уставу, сукин сын!» Капрал придвинулся почти вплотную, Пидрин оказался зажатым между ними, он не мог двигаться, но ведь он не связан и не скован цепью, руки у него пока свободны, ноги — тоже, он просто во вражеском окружении, ну и что из того? Никто его не удержит! Пидрин рванулся из ловушки, разъяренный, как дикий кот, и в тот момент, когда капрал хотел броситься ему наперерез, он ударил капрала ногой в пах. Тот взвыл от боли и повалился на пол, но едва взбешенный капитан замахнулся на него хлыстом: «Ах ты, негодяй», — Пидрин, не помня себя от гнева, выхватил нож, спрятанный слева за поясом, и крикнул: «Если вы меня ударите, я убью вас!» Капитан подошел: ближе, угроза Пидрина не произвела на него никакого впечатления. Этому все было нипочем. Пидрин замахнулся ножом и, конечно, всадил бы его в капитана, но тут вмешался сержант. Он-то и спас жизнь капитану Крузу, он же и остановил капрала Собачье Дерьмо, который уже занес над Пидрином палматорио, чтобы ударить его по голове. Все было кончено. Да, теперь хорошо говорить: все было кончено. Пидрина взяли под стражу, закон есть закон. Он обвинялся в неподчинении старшему по чину и нанесении телесных повреждений, да еще ему приписали преднамеренность действий — отягчающее вину обстоятельство. А знаете, Пидрин не виноват, он первый не бросился бы с ножом на капитана Круза, Пидрин бы себе этого не позволил, я уверена. Это какой-то злой дух в него вселился. Сам Пидрин не способен на дурной поступок. Вот я и все как есть рассказала суду, что люди говорят. Выложила начистоту. Господин судья подозрительно на меня косится, и я тоже гляжу на него с недоверием. Ну что я могу сказать в заключение? Правда ли это, нет ли, откуда мне знать?»
Но суд все-таки поверил тетушке Жоже, иначе Пидрин, сын Мари-Аны, получил бы высшую меру наказания. Ведь задача суда в том и состоит, чтобы разобраться, где правда, а где ложь. «Что Пидрин мировой парень, я в этом не сомневаюсь, могу поклясться спасением своей души, господин судья. Люди рассказывают, будто друзья капитана Круза хотели здорово насолить Пидрину. Выручил его один приятель, он изложил все честь по чести моему двоюродному брату Лопесу де Барросу; да, вспомнила: его фамилия Карвальо, он армейский сержант, он еще завел подружку на Саосенте и построил дом на вершине холма, а когда уехал в Лиссабон, забрал с собой обоих сыновей. Это был истинный друг зеленомысцев, он всегда охотно участвовал в наших праздниках и вечеринках и любил ходить по трактирам — то к одному в гости заглянет, то к другому, поесть кашупы и выпить грогу. Звали его сеньор Карвальо, так вот, он предупредил доктора Лопеса де Барроса, и тот поспешил в столицу, чтобы защитить невинно осужденного. Наши ребята народ отчаянный, этого у них не отнимешь, но бывает, что их наказывают ни за что ни про что. Капитан первый начал измываться над Пидрином. Кто же такое стерпит? Истинная правда: если обижать человека без всякой причины, просто так, по злобе, рано или поздно обязательно получишь по заслугам — отольются кошке мышкины слезки. А Пидрин замечательный парень. Я знала его еще ребенком, этот не потерпит издевательства над собой. Товарищи Пидрина, солдаты, тоже возмущались, когда их наказывали за опоздания, только ни у одного из них не хватило мужества протестовать. В армии возражать начальству не принято. А Пидрин, сын тетушки Мари-Аны, человек гордый. Вот он и решил дать отпор этому капитану. Кое-кто утверждал потом, будто Пидрин обдумал свой план заранее и даже сговорился с какими-то подозрительными людьми. Однако наш земляк Лопес де Баррос все поставил на свои места, и всем стало ясно, что Пидрин ничего такого не замышлял. Преднамеренность действий отягчает вину. Да чтобы обдумать такое дело, надо не меньше суток обдумывать. Так или иначе, Пидрин своего добился, сомнений нет. Покушение на начальника оказалось действенным средством. С той поры капитан Круз никогда больше не осмеливался наказывать наших земляков палматорио или стегать хлыстом, этот наглец стал тише воды ниже травы. Пускай лучше порет ремнем своих детей, они этого стоят, если в отца пошли. Наказание палматорио вообще отменили в армии, военный комендант даже издал специальный приказ. Так говорил мой двоюродный брат Адриано, покойник, да будет земля ему пухом. Жаль мне тех, кто безропотно сносил побои, ну, да за одного битого двух небитых дают. Я навестила Пидрина в тюрьме. «Ты не раскаиваешься в том, что сделал?» — спросила его. «Никоим образом, тетушка Жожа. Раскаиваться надо тому, кто совершил преступление». Я посмотрела ему в глаза и поняла, какой это мужественный человек. Пидрин отбыл наказание и уехал. Его удел — странствия. Люди говорят, не сладко ему живется на чужбине».
