«Скажите, нья Жожа, — спросил я, — у вас в доме, кажется, еще и девочка живет?» — «Да нет, это моя внучка Мими, иногда забегает меня проведать, ей семь лет. Такая малышка, а уж проказница, никакого сладу с ней нет. И язык у этой девчурки здорово подвешен, так я и сказала однажды ее матери по телефону. Знаете, этой девчушке только бы учиться да учиться. Когда она бывает у меня, я учу ее уму-разуму: если говоришь на креольском, это должен быть чистый креольский, без примеси португальского, а если по-португальски — старайся говорить правильно, да, я хочу научить Мими хорошему произношению. Я всегда любила читать, узнавать новое. Человек должен сам всему учиться, нельзя же всю жизнь оставаться круглым невеждой и ровным счетом ничего не уметь. Наши земляки должны показать себя, я это постоянно твержу. Ведь жители Островов Зеленого Мыса — люди умные, смекалистые и, коли захотят, могут всюду выдвинуться. Беда в том, что многие наши соотечественники не умеют найти применения своим способностям. Вот и слоняются по лиссабонским пивнушкам, убивают время на Кайс-до-Содре, в Кампо-де-Оурике или еще в каких подозрительных местах — совсем как в портовых забегаловках на острове Сан-Висенти. Сюда приезжает много девушек из наших краев, а кем они становятся? Стыдно сказать, потаскушками. И все кругом это знают. Зеленомысцев, сумевших достичь высокого положения, немало, но попадаются среди них и совсем никчемные люди. Правильно сказал креольский поэт Сержио Фрузони: у зеленомысца пороху много, а тормозов никаких, не человек, а дьявол. Креол нигде не пропадет. Правда, он любит прихвастнуть и порисоваться, и не признает никаких замечаний. Но разве бывают люди без недостатков? Знаете, держала я одно время служанку, родом с острова Сан-Николау. Ее прежние хозяева — доктор Фонсека и его жена Лия, вы ее, конечно, знаете, она уроженка Санту-Антана, — так вот, они уехали на Канарские острова. Как-то Витор занимается французским языком, а я сижу рядом с ним и смотрю в учебник, я ведь еще помню по-французски несколько слов, недаром два года в лицее проучилась. Так вот, эта девчонка — Лулуша ее звать — подходит к нам, поводя бедрами, ладная такая и хитрая, как бес, и спрашивает: «Нья Жожа, что это за язык?» — «Латынь», — отвечаю. «Ах, моя бабушка на Санту-Антане часто читала по-латыни». Воображаете, как эта бабушка, неграмотная старуха, которая живет у черта на куличках, в Рибейра-де-Паул, читает по-латыни! А может, ее, сердечной, давно и в живых-то нет, упокой господи ее душу. Вот какая хвастушка была эта Лулуша. Не так давно наши земляки устроили тут в Доме Алентежо вечеринку, и эта паршивка Лулуша непременно захотела пойти. Я ей говорю: «Милая, ты себя там будешь неловко чувствовать, ты же никого не знаешь, эти люди вовсе тебе не компания». А она так и вскинулась: «Чепуха какая, нья Жожа, жители Островов Зеленого Мыса всюду одинаковые». Я ей опять свое: «Ты пойми, Лулуша, может быть, жители Зеленого Мыса всюду и одинаковые, не спорю, только не все они едят из одного котла». — «Что вы этим хотите сказать, нья Жожа?» Она так упорствовала, что мне ничего другого не оставалось, как повести ее на танцы. Хотя, признаюсь откровенно, я ничуть не раскаялась, что пошла. Никогда в жизни не видела такого столпотворения! Эти чванные гусыни с Островов меня даже рассмешили. Кого там только не было: и откормленные толстухи из столицы, и тощие девицы с острова Фогу, а уж молоденьких девчонок самого разного пошиба с Рибейра-Бота, Шао-де-Алекрин и прочих уголков нашего острова Сан-Висенти — видимо-невидимо. Танцевали морну, коладейру, такое началось, только держись. Праздник в полном разгаре, все веселятся, а тут еще Бана вышел, он ведь здорово поет наши народные песни, помните коладейру про тщедушного ньо Антоньо: Когда впервые ехал я в деревню, Рибейра-Гранди, Рибейра-Гранди, в купе отдельном было очень славно, Рибейра-Гранди, Рибейра-Гранди, и вот явился мой сосед Антоньо, такой тщедушный, такой тщедушный, такой тщедушный… — не правда ли, приятный мотив? Лулуша танцевала до упаду, а я хохотала и дурачилась, даже и не заметила, как рассвело. Но человек должен сам всему учиться, нельзя же всю жизнь оставаться круглым невеждой и ничего ровным счетом не уметь. Я не люблю читать, что попадется под руку, я признаю только хорошие книги. Больше всего мне нравятся трагедии, хватающие за душу. Лусинда, ты помнишь, когда мы с тобой еще учились в лицее, был такой писатель, как же его звали… дай бог памяти, погоди, Холл, Холл, Холл… ай, голова у меня совсем дырявая стала…» — «Холл Кейн^[14]», — подсказала Валентина, и нья Жожа обрадовалась: «Правильно, Холл Кейн. Знаешь, подружка, на Саосенте все зачитывались книгами этого Холла Кейна, и мне они казались просто великолепными. Теперь же иное дело, мне теперь больше по душе другие книги. Ведь человек читает, чтобы узнавать новое, не правда ли?»

Тетушка Жожа, сидящая напротив меня, болтает без умолку, и речь ее льется размеренно и плавно — словно ручеек журчит. Но слова ее исполнены житейской мудрости. «Сколько вам лет, нья Жожа? Шестьдесят?» — «Ах, дорогой, лучше не спрашивай». Кожа у нее гладкая и упругая, ни единой морщинки, лицо круглое, полное, фигура пышная, она что-то рассказывает, увлекшись беседой, — такая славная, довольная жизнью женщина. Голова у нее ясная, ум живой, и мысль перескакивает с одного предмета на другой, вот она закусила удила и понеслась галопом неведомо куда, точно лошадь, сбросившая седока. «Так вы сказали, нья Жожа, вам шестьдесят?» — «Нет, милок, уже шестьдесят три». — «Честное слово, никогда бы не дал вам столько». Нья Жожа продолжает говорить, и вот что мне кажется удивительным: она никогда не вспоминает о былом, печали или тоски о минувшем нет и в помине. Тетушка Жожа думает всегда о настоящем и болтает без умолку, точно молоденькая девушка, видевшая всего двадцать весен, для которой всегда ярко светит луна и все реки текут в море. Я с трудом припоминаю ее прошлое. Она шила на чужих, жила то в одной, то в другой семье, детей вырастила на подачки родственников и друзей. Не все было гладко на твоем жизненном пути, Жожа. Сколько раз ты недоедала, лишней ложки кашупы не позволяла себе проглотить. Случалось, по целым дням маковой росинки во рту не было. Я с ней познакомился… да-да, конечно, это было в доме у ньи Лии Боржес, куда она, как мне кажется, всегда являлась к определенному часу, чтобы попасть как раз к обеду. Помнит ли меня в те времена тетушка Жожа? Признаюсь, я и сам сохранил о ней весьма смутные воспоминания. Но Жожа никогда не говорит о былом. Она избегает разговоров на печальные темы. Нет, она вовсе не пытается скрыть свое прошлое. Если придется к слову, она непременно расскажет, как у нее частенько живот подводило с голодухи. «Мы с ребятишками страдали от голода, случалось, за несколько дней только раз заморим червячка». Она не стыдится бедности, ей-то хорошо известно, почем фунт лиха, хотя она знает, что жизнь обходится сурово отнюдь не с каждым. Жожа не утаивает своего прошлого, она просто не говорит о нем, избегая огорчений. Она не любит углубляться в неприятные воспоминания и стойко сопротивляется невзгодам, приливам и отливам житейского моря. Вот она сидит перед нами — прямая, точно кокосовая пальма, удары судьбы не сломили ее. Так оставим и мы до лучших времен воспоминания о минувшем. Лучше я посижу молча, затаившись, точно мышонок в норке, и послушаю эту женщину, которую природа наградила даром красноречия. «Когда мы читаем книги, то узнаем много нового, становимся образованными людьми. Бывает, конечно, сболтнешь что-нибудь, насочиняешь с три короба. Но разве это кому-нибудь вредит? А тебе приятно. Как-то на днях стою я на трамвайной остановке, подходит мой трамвай, поднимаюсь на площадку — народу тьма-тьмущая, форменное столпотворение. В этой давке я возьми да и споткнись, наступила на ногу какому-то господину, должно быть, отдавила бедняге мозоль, не иначе, потому что он взвыл и при всем честном народе обозвал меня глупой старухой. Я прошла в вагон, заплатила за проезд, подождала, пока мы окажемся рядом, и, едва он ко мне приблизился, оборачиваюсь и говорю: «Ах вы такой-сякой разэдакий, надо сперва смотреть, с кем говоришь, прежде чем оскорблять человека». Захотелось мне показать ему, что Жожа не лыком шита, что она женщина почтенная. «Послушайте, сеньор. Вы назвали меня глупой старухой, а уж если кто и старый, так это вы, да еще и косой впридачу. Вы-то одним глазом видите, а я двумя». Так я ему все прямо и выложила чин по чину. Ох, мои милые, такой хохот в вагоне поднялся, все животики понадорвали, а я решила выдать ему сполна, перевела дух и опять на него напустилась. «Имейте в виду, — сказала я ему напоследок, — я не какая-нибудь там простушка, у меня университетский диплом есть, понятно? Я преподавательница лицея, да будет вам известно». Он спрашивает: «Какой факультет кончили?» — «Факультет экономики и финансов», — отвечаю». И нья Жожа залилась смехом, вспомнив эту перепалку в трамвае номер двадцать восемь, идущем в сторону Эстрелы. «Пассажиры просто катаются. Ну и отмочила старушка! Там стоит, суматоха: Только косоглазому господину не до смеху, он не знает, куда деваться от стыда. А я распалилась пуще прежнего, приподнялась на цыпочки и уставилась на него, пусть думает, что, если я захочу, прикажу задержать его первому полицейскому, который сядет в трамвай. Представляете, кажется, он и впрямь поверил, что мой покойный муж был важной птицей, — это простачок-то Дуду! — генеральным директором или еще какой-нибудь там шишкой в министерстве. Он ужасно расстроился, еще бы, назвать при народе глупой старухой почтенную даму, преподавательницу лицея, окончившую факультет экономики и финансов, и к тому же еще супругу высокопоставленного лица! Это может дорого обойтись! Он стал рассыпаться в извинениях: «Ах, сеньора, ради бога простите, я не хотел вас обидеть». И тут я опять со всего маху наступила ему на ногу и стою с таким видом, будто я особа королевской крови. Вы же знаете, если нас, зеленомысцев, раззадорить, нам сам черт не брат, мы любим привлекать всеобщее внимание. Так вот, я нарочно наступила ему на ногу, чтобы отомстить за оскорбление, надо же было его наказать, я ведь преподавательница лицея и закончила факультет экономики и финансов. Потом я преспокойно усаживаюсь на свое место и умолкаю, хотя весь вагон на меня смотрит. Прихожу домой и сразу же к зеркалу. Поглядела на себя и усмехнулась. «Ну и чертовка ты, Жожа, наглости и бахвальства тебе не занимать!» И такой на меня тут смех напал, прямо удержаться не могу. Нет, слыхали вы что-нибудь подобное: Жожа прослушала в университете курс экономики и финансов?! Что касается экономики, тут я еще кое-что соображаю, могла бы, конечно, быть и поэкономнее, что правда, то правда, но по финансовой части уж куда мне, финансов-то у меня только и есть, что те денежки, которые мой сын Роландо выдает мне каждый месяц на расходы. Хороший у меня сынок, пошли ему господь всяческих благ, хотя и трудно мне было его воспитывать. Одна я знаю, чего стоило поместить парня в лицей. Видно, бог услыхал мои молитвы, не иначе. А сейчас Роландо уже женат, у него двое детей, сын и дочь, свой дом у них, и все идет как положено, но эту квартиру он купил специально для меня — она оформлена на его имя, однако я имею право пожизненно пользоваться ею. Так я всем и говорю. Как-то раз приходит ко мне сыночек и заявляет: «Вот вам квартира, матушка, живите в свое удовольствие. Я хочу, чтобы моя мать жила как королева». И впрямь я живу по-королевски. Земляки с Островов спрашивают меня: «Скажи, Жожа, чем ты теперь занимаешься?» А я им гордо в ответ: «Живу теперь в собственном доме».