Рассказывать о своей покойной маме Михаил Голуб принялся после трехдневного перерыва в наших диктофонных беседах. И эта незапланированная пауза, вызванная его занятостью разными житейскими делами, вероятно, как-то подействовала на последующую дискурсивную интонацию рассказчика. До этого он старательно выстраивал и обвешивал необходимыми деталями самое архитектуру клановых связей. Теперь, чувствуя мою нарастающую захваченность его родственными и социальными мирами, видя мой неподдельный интерес и поэтому повествовательно разогревшись, Михаил Григорьевич все чаще и охотней начал вплетать в ровную событийную линию оценочные, взвешивающие, чуть ли не переиначивающие былую жизнь, чуть ли не мировоззренческие элементы. Подобного рода придирчивой сортировки и пересборки бытия в дискурсах крестьянских «отцов» замечено не было. Вероятно, нынешняя дискурсивная рефлексивность и вариативная интонация естественны в силу временной неотдаленности случившегося в семейных кругах. Видимо, еще свеж в памяти рассказчика тот реальный запас возможностей, которые могли прорасти и встать, но по разным причинам были аннулированы в ходе событий. Кто знает, – может, жизнь после этого пошла бы более гладко и плавно? Вероятно, поэтому в интонацию рассказчика все чаще начала замешиваться некая неопределенная, экзистенциальная печаль. Таким образом, в дискурсах крестьянских «детей» налицо не вполне свойственная «отцовским» дискурсивным форматам стереоскопия, а иногда даже объемность – то, что обозначается сегодня термином «ЗD».

Василий Васильевич Дьяконенко, кум

Вот буквально дня три-четыре тому назад он ко мне приходил. Дважды. У него опять катавасия приключилась. Дружили мы с ним с детства. В армии встречались. Я был с ним в командировке на Капустином Яру. Он на год старше меня. В молодости все дела с ним творили. Он строился, я ему помогал строиться. Жили душа в душу. Гуляли вместе, дралися вместе – мы же с одного края станицы, мы же дрантеры. Плюс к тому вместе рыбалили. У него отец рыбак, и вся родословная у них – рыбаки. Даже его тетька возглавляла во время войны женское рыбацкое звено. Он, Василий, фактически меня учил этому рыбацкому ремеслу. Он – крестный Наташин к тому же. Кум. Крестный моего первого ребенка. Сколько у меня друзей, и свояков, и родаков, а кумом я выбрал Василия Дьяконенко. У него двое детей было – Нелля и Витя, отличные ребята. Жил он с женой. Когда он еще встречался с ней, не был женат, он как-то раз с ней поскандалил и ее по молодости ударил. А она на дыбки: «Я с ним встречаться не буду!» А в то время на хутор Орджоникидзе вернулся парень из армии. И хуторянская молодежь постоянно ездила в Привольную на танцы. Тут всегда были танцы под столбом, и этот парень хуторской за этой дивчиной приударил, и, веришь-нет, через неделю она выходит за него замуж. Назло Ваське. Вышла замуж и уехала на хутор Орджоникидзе, жить с тем хлопцем. Мы, как узнали, – на машину, на мотоциклы, обрезы с собой прихватываем, ружья. Поехали на хутор. Глядим, а она с фермы идет. Мы ее забираем, сажаем в машину. Васька машиной впереди, а мы на мотоциклах с ружьями, тыл прикрываем. Как чечены! (Ухмыляется.) Привезли ее домой, к родителям (а ее фамилия Данченко). И Василий говорит: «Во це Данчечиха, це жинка моя!» Ее мать руками всплеснула: «Та як же ж?! Та вона ж на хутор выдана!» – «Она не выходила замуж! Она просто от меня утикла на Рыкив!..» Раньше хутор Орджоникидзе назывался «хутор Рыков». «На Рыкив утикла от мене, а замуж не выходила!..» Так она здесь и осталась. И так он с ней и жил. Потом, через неделю, мы поехали на Рыков, забрали вещи ее, все приданое привезли до кума. Он детей стал наживать, начал строиться. Построил себе дом. Вот тут я ему помогал крепко. Сначала жили мы отлично, ходили в гости. Они к нам, а мы к ним. Потом кум начал дурака валять. Как? Сейчас я тебе объясню. Вообще, «дурака валять» – это слишком слабо сказано. Стал делать подло. Подло, в прямом смысле слова. Ну, мы с тобой мужчины. Мы с тобой годки, мы – два мужика. И мы поймем друг друга. Слухай! Приехала у него, у кума, по соседству и начала строиться одна молоденька. С мужиком. Потом она с мужиком тем не ужилась, он уехал, не захотел в Привольной жить. А она тут осталась. И вот она до кума начала ходить, спрашивать: «Дядя Вася, подскажить, как вот то робить? Дядя Вася, а ну, пойдить, подивиться – правильно мастера мне то зробыли?..» Пососедски вроде. Ну, ходила-ходила, покуда кум не поехал с ней и ее не покатал. Ну, покатал, – и ему дюже это катанье понравилось. И он вбил себе: «Люба не такая, и все тут!» А соседка – та моложе и краще. И живет рядом! Через дорогу, представляешь себе?! Я считал бы так – жила бы эта молодуха на другом конце Привольной, где ее не видно глазом. А то ведь – и жена тут, и дети тут, а Вася к ней шастает. И ведь у соседки двое детей, как у кума с кумой. Он в итоге своих бросает, идет туда, помогает поднимать строительство, дом достраивает, детей начинает жизни учить. Любу он бросил. И, главное, что, как только кто-то у Любы появится, Василий за топор! За нож! И вперед, – чтоб никого не было! А Люба приходит к нам, плачет и рассказывает про это дело. И вот на этой почве наши отношения начали портиться. Я ему раз сказал, другой раз сказал: «Кум, ну, побаловался, ну и хватит. Ведь у тебя же дети…» А тут как раз его сын Витя в техникум надумал поступать – надо ж ему помогать и все такое. Кум: «Мне ж никто не помогал, а вы мне такие речи говорите!..» И он меня отшил, чтобы я не лез к нему с советами. Ведь я тоже не святой. По командировкам ездил постоянно, всякое бывало. Но семья-то это ж святое! На стороне можно. Покуролесил – и будет! И я ему сказал: «Кум, будешь сдыхать под забором! Ты ей, молодухе этой, не нужен». Мы с ним перестали разговаривать, и он на меня сильно серчал. Ну, прошло время, и что ж ты думаешь? Мои пророческие слова сбылись! Он ведь с Любой развелся, со второй расписался. И как-то говорит второй: «Ну, я же строился, помогал тебе. Давай что-нибудь из добра перепишем на меня…» А она ему: «Нет, Вася, тут твоего нет ничего! Это все моих детей!..» Он: «Как?! Когда я с тобой сошелся, тут только одни стены были!» – «Все равно, Вася! Это все имущество моим детям назначено. Мы с тобой будем жить, но этот дом – детям моим». – «Хы, будем жить! А если ты завтра окачуришься, то меня ж отсюда пинком нагонят!» – «Ну, нагонят так нагонят…» И на этой почве пришлось нашему Васе другую шукать. Он понял, что он тут жил постольку-поскольку. Покуда надо было строить, воду, газ проводить, он был за главного. А как все сделано, он и не особенно-то нужен. Ну, он себе молодуху находит. Я както его встретил и говорю: «Кумец, помнишь ты мое пророчество?! Что, мол, будешь ты под забором подыхать?..» А та, новая, на семнадцать лет моложе его, представляешь? Ему сейчас пятьдесят пять, а ей тридцать восемь. Ну, хорошо, он еще три года сможет с ней заниматься. А потом? А потом она его выгонит! И я ему говорю: «Она тебя выгонит!» А кум отвечает: «А я тогда пойду до Любки, до первой жены. Она меня примет». Но это вряд ли. Так что, Георгиевич, все мы, мужики, время от времени дурака валяем. Но мы обычно валяем его по-другому. Как-то эстетичней, как-то более мягко мы валяем дурака. Более скрытно, более секретно и менее – на виду у всего народа. То есть я вроде грубо сказал, что мы все дураком маемся. Все дураком маются. Но мы его тихо валяем, а он валял всю жизнь ломового дурака! Он роги наставит вперед – и назад не оглядывается. И Люба Дьяконенчиха, когда придет к нам, смеется. «Мой-то Вася надумал ко мне вертаться! Ой, умру со смеху! Я за это время так привыкла жить сама!» Представь себе, она очень классный повар. Самоучка. Ее приглашают на свадьбы. Платят 500 рублей. Плюс все харчи – мясо, до мяса. Водка! Все ж у нее есть, понимаешь. И вот из-за этой его инициативности, Васиной, у нас с ним распалися все отношения. Представь себе, я участвовал в его женитьбе. То есть в воровстве его жены. Я участвовал в его стройке. Дети его относились ко мне хорошо. Как только где-то меня увидят, чуть на меня не вешаются. Как на дядьку родного! Мы ж с ним у него жили, и ели, и спали. На рыбалку – и я, и он, и его дети. И тут – на тебе! Начал дурить. Какая-то тетка чужая его приворожила. И мне с ним поддерживать отношения просто непристойно. Понимаешь, в лице его детей я не переломаю себя, чтобы, допустим, его к себе пригласить. И он это прекрасно видит. На данный момент какие с ним отношения? А вот слушай! Недавно он меня встречает. Говорит: «Кум, ты мне нужен. Так и так, надо машину сделать. Помоги мне со знакомством в Каневской». Ну, нужен и нужен. Никаких проблем! Потом приехал ко мне и говорит: «Кум, ты, может, меня опять начнешь осуждать, туда-сюда. Понимаешь, я оказался там никем…» Начинает мне жаловаться. Но он сейчас не пьет. Я ему отвечаю: «Кум, я тебе в этом деле не советчик. Один раз ты уже меня послал на три буквы, и я больше в твою жизнь не полезу». Я как-то отошел сейчас от тех проблем, которые ты создаешь сам себе. Уже, говорю, наши дети начали создавать нам проблемы. И мне еще твоих проблем только не хватает!.. Короче говоря, он пришел ко мне позавчера: «Кум, меня просят кухню сложить…» Он, видно, хотел завести разговор за что-то другое, хотел поговорить со мной, что-то излить. И он повод искал, чтобы разговориться со мной. А так, говорит: «Кум, меня просят сложить кухню. Как ты думаешь, сколько сейчас эта работа стоит?..» А я ему вроде так, грубовато, отвечаю: «А какой размер кухни? Из чего она будет – из блоков, из кирпича?» Прикинул, говорю: «Ну, кладка будет стоить 2500 рублей, верх – 1500 рублей. Вот из этого и исходи…» Он мне: «Да вот, мне говорили, что кладка стоит 2000 рублей…» Тогда я резко разворачиваюсь к нему и отвечаю: «Кум, ну, если тебе так говорили, значит и бери 2000 рублей. Что я тебе, оценщик-нормировщик, что ли?! Мастер, что ли, я в этом деле?..» Он развернулся, сел и уехал. И вот я на данный момент, беседуя с тобой, Георгич, понимаю, что этот разговор был, действительно, предлог. Предлог для более сурьезного разговора. Конечно, все бывает в жизни. С первой женой не получилось, со второй женой тоже не получилось. Но человек не катится вниз. Он стоит на одном уровне или даже чуть-чуть лезет вверх. Бывает же ж такое?! Много такого бывает: лезет человек, карабкается вверх. И такого человека можно понять и простить. А тут, в случае с кумом Василием, видно простым глазом, что человек вниз котится. Под уклон котится. С первой жинкой – машину заробыв, купил, и все было. Если бы он с ней жил, с Дьяконенчихой, у него бы все было. Живи потихоньку и голову другим не морочь!.. Если сравнивать отношения с кумом Василием и отношения с братом Андреем, то тут моральные причины на первом месте. Никаких денежных проблем тут не замешано, в отношениях с кумом. Нет! Он сначала попытался так сделать, чтобы мои отношения с его королевой, со второй женой, были бы точно такие, как с Любой. Когда моего Женю в армию провожали, он пришел на проводы уже с новой женой. А Люба тоже тут была. Она психанула и ушла. Дуся к ней на второй день пошла и говорит: «Люба, мы ж его не приглашали!..» Пришлось нам и эту проблему разводить. А у Любы тогда все это еще на сердце кипело. И вот уже восемь лет с тех пор прошло, как Женя в армию уходил, а дело обстоит так. Дай Любе сейчас свиней во двор, быков во двор (как это делал кум Василий, когда на машину копил деньги) – она не пойдет на это! Ей хватает того, что она своим трудом, как повар, зарабатывает. У ней есть дома курка, уточка, яичко – на обиход, на свежатинку. И все! Больше ей не надо! А представь себе, если ей мужика сейчас брать во двор, то ей надо всю структуру жизни ломать. Уже надо, как говорится, «поздно лягти, да рано встать…». Чул такое: «Как замуж идти, надо знать – поздно лягти, рано встать…» (Смеется.) Так что Люба этого уже сейчас не приемлет. Раньше я думал, что, может, мы притремся с его второй женой, может, все будем дружно жить. Но потом, когда этот случай на проводах Женьки случился, я подумал: «Да ради чего мне с ней кумиться?! Ради чего и ради кого?!» И та все ходила возле меня поначалу: «Кум, кум, кум…» Она в дамской парикмахерской работает сейчас. Она все по свадьбам ходила. Она в колхозе, в столовой когда-то робыла – по-о-лная такая, симпатичная. А с Любой Дьяконенко, с кумой, отношения за эти десять лет – ровные. Даже лучше у нас стали отношения, чем раньше. Почему? Потому что она сейчас менее зависима от чего бы то ни было. И не дай бог ее обидеть невзначай невниманием. Не дай бог ей пренебречь, пусть даже и неумышленно. Вот, было такое. Дуся моя отмечала юбилей, пятьдесят лет. Мы эту дату отметили так, незначительно. Приехали братья, мы сели домашним кругом, посидели. А ей потом кто-то сказал, что Дуське моей отмечали пятидесятилетие. Так она как прилетела сюда, как начала нам пенять: «Что, разве я вас объела?! Что, я у вас тут место просидела?! Да я, туды твою мать, я бы своих курей принесла, своего вина бы принесла!» Мы: «Да ты что, кума?! Прости!» И начали ее уговаривать: «Любочка! Дорогая ты наша! Да мы никаких целей не преследовали и не имели. Ну, вот, приехали браты, и мы трошки посидели…» Ну, она еще немножко в показном варианте пообижалась, а потом поняла, что мы в семейном кругу отмечали. И сказала: «Смотрите, если такое повторится, то, туды вашу мать, я вам покажу!» Так что с ней сейчас отношения как-то возвышенней, что ли, чем они были поначалу. Тогда ж – свиньи, быки, голуби (кум страшный голубятник). И все это на ее плечи ложилося. Да плюс к тому – работа. А сейчас она независима. Она пришла, села, посидела. И нам хорошо, и ей…