Эх. Ладно.

Пошарил ладонью по периметру, нащупал застёжку, открыл ящик.

Прислушался. Так ли тихо, как кажется. Слух у меня острый, ночью в своей камере я различал много разных звуков. Кому-то тишина, а мне – ночная жизнь заключённых и охраны. В той тишине много чего можно расслышать. Кто читает, перелистывая страницы. Кто дрочит, а кому-то повезло больше, есть дежурная задница. Кто плачет, кто вздыхает, а кто притаился, так же, как я, слушает.

Вот сейчас слышу отдельный звук, совершенно четкий. Я медленно выбрался из ящика. Замер на полу под кроватью. Снова прислушался. Так и есть – шаги. Словно крадётся кто. Что-то скрипнуло. Человек неосторожен, пуглив, делает резкие движения. Приближается к спальне. Уже совсем подошел.

Если это он убийца, то нужно быть готовым. У него, наверное, пушка или нож, а у меня ничего – только руки и ноги. Надеюсь справиться малым.

Если видел меня на камерах, то знает где я и идёт доделывать незавершенное.

Тогда почему так суетливо?

Нет, это не убийца.

Лежу под кроватью, притаился, не двигаюсь. Вижу в полутьме, дверь медленно открывается. В черноте проема – кроссовки Найк белым пятном разрезали темноту и вызвали улыбку на моих губах…

– Что-то долго ты? – говорю из-под кровати.

Человек нагнулся, заглянул.

– Ну, ты, мужик, даёшь, ни на день тебя нельзя оставить.

Костя.

Он подал мне руку, потянул, и я вылез из-под кровати.

– Какого хрена ты тут делаешь? – спрашиваю удивлённо.

– Ящик вспомнил. Подумал, вдруг ты в него залез, да выбраться не смог.

Я усмехнулся. Вот это я понимаю – друг.

– Как ты вообще сюда попал? Там же легавые, наверняка, все опечатали и патрульных оставили.

– Ну, точно не через главный вход, что я дурачок, что ли? Через забор перелез, – усмехается в темноте.

– Трёхметровый? – с сомнением глянул я. – Это что, мы сейчас через забор полезем? Что-то я не готов.

– Полезем, Федя, ещё как полезем. Ты же не хочешь на зону, и я не хочу.

Вздохнул обречённо, тут он прав на все сто. Хошь не хошь, а от страха тюрьмы, куда надо и не надо полезешь. Вон, в фильме, который я раз двести смотрел, Энди Дюфрейн сквозь коллекторную трубу с дерьмом пролез, так на свободу рвался. А тут какой-то всего лишь трёхметровый забор. Да не вопрос, как два пальца об асфальт.

Бесшумно двигаемся по дому. Кругом тишина мертвая. Через заднюю дверь выбрались во двор, на противоположную от главных ворот сторону.

– Ты, я смотрю, навыков конспирации не растерял ещё, – шепчу Косте.

– Пока тебя дождешься… на пейнтбол с пацанами ходим, пострелять-то хочется. Ну, и на охоту пару раз в год, – шепчет.

Крадёмся, две темные фигуры меж деревьев. Дошли до стены, там приставлена лестница.

– Ни хрена се, ты что лестницу припер? – удивлён я.

– Пришлось, – усмехается гордо, – давай, ты первый.

Я быстро полез по раздвижной алюминиевой лестнице, сел на козырек стены. Костя за мной. Перекинули лестницу на другую сторону и тут с тихим свистом что-то ужалило меня в жопу.

– Блять, Костя, – я схватился за задницу, – кажись, кто-то нас ждал.

В пару мгновений мы очутились внизу. Побежали, Костя впереди, а я сзади, держась за задницу и слегка подволакивая ногу. Боль пока только в заднице, но нога начинает неметь. Между кустами выбежали на дорогу, где стоит машина. Я придерживаю задницу и чувствую липкую кровь.

– Вот, блять, сука, Костя, гони! – упал я на заднее животом.

Мотор взревел, машина тронулась и понеслась.

– Куда едем? – Костян оборачивается в темноте.

– На дорогу смотри, бля, я думаю! – хреново дело, чувствую, боль поползла по ноге и на спину.

– Надо к доктору! – выкрикивает Костя.

– Да нас любой сдаст сразу. Эх, жаль Михалыча уже нет, вот то был доктор, – вспомнил я доктора, который нас латал.

– А с пулей в жопе лучше?

– Чувствую, она недалеко застряла, сами вытянем, – предлагаю.

– Ты чё, бля, совсем поехал! Я не умею из жопы пули вытягивать. Блять, чё делать? На хату нельзя, в мастерскую тоже нельзя, ко мне нельзя, догадаются.

– Давай, знаешь куда, я сейчас тебе объясню, – говорю.

На ум пришел нестандартный выход из ситуации.

В пять утра смена моя закончилась. Как обычно, вызвали с Мими такси на двоих.

– Фух, устала, – плюхнулась она на сидение рядом со мной.

– Ну, а что ты хочешь? – пожала я плечом.

– Ещё если бы была приличная публика, а то сидят три калеки и два извращенца.

– Ага, мечтай, хочешь, чтобы белые воротнички ходили в такую дыру. Я вообще не понимаю, что ты тут делаешь? Я ладно, по возрасту не подхожу уже никуда, они как в паспорт мой заглянут, так сразу головой крутят – нет, типа.

– Я уже побегала по тем клубам. Здесь хотя бы тихо, – вздыхает Мими.

– До поры до времени тихо. Это и нехорошо.

– Ну, не знаю, вот сейчас приду домой, спать лягу, когда мне на кастинги ходить?

– Ты молодая ещё, делай что-то, это у меня уже всё, последний танцевальный этап. Если Шурик выгонит, пойду кассиршей в супермаркет. А тебе ещё работать и работать.

– Ну, ты не наговаривай на себя, ты ещё всем нам покажешь.

Я только вздохнула.

Мими высадили возле её дома и поехала машина такси дальше. За окном уже сумерки рассвета. Еду, смотрю в пустоту окна и понимаю всю непроглядность моей жизни. Нужно что-то менять, уже вот сейчас нужно. Но как это сделать, ума не приложу. Не могу сдвинуться с места. Страшно. Отсюда уйду, а вдруг не найду ничего другого и тогда точно кассиршей во флисовой жилетке, в супермаркет.

Еду домой. Николаевич в больнице, Егор у Макса, квартира пустая. Впервые за долгое время я буду там одна. Спокойно отдохну и никто не будет выносить мне мозг.

Такси остановилось возле дома. Я протянула водителю купюру, поворачиваю голову, вижу, в окне кухни свет горит. Что за фигня? Быстро взяла сдачу. Вышла из машины, торопливо зашла в подъезд. Поднялась на второй этаж, у квартиры остановилась, прислушалась.

Наверное, это Егор не пошел к Максу или притащил его сюда, а свет забыли на кухне выключить. Да, скорее всего, именно так. Егор по ночам не шастает, спит крепко.

Ухо приложила к двери, ничего: ни разговора, ни шагов. Свежо ещё в памяти посещение бандитов. Не хочется снова увидеть их противные рожи. Если бы это были бандиты, не думаю, что они бы включили свет на кухне, ведь я сразу увижу его, когда приеду. Логичнее в темное, чтобы напугать, или у Николаевича, у него окна выходят на другую сторону дома. Но нет, свет почему-то на кухне. Точно Егор.

А может, вызвать полицию?

Пока рассуждала об этом, вытащила из сумки газовый баллончик. Достала ключи, вставила ключ в замок, еле слышно повернула и медленно, бесшумно открыла дверь. Внутри всё напряглось в ожидании неизвестности, кажется, сейчас, как выскочит кто-то… наверное, лучше всё-таки было вызвать полицию.

Дверь открылась, в прихожей тоже горит свет и никого. Что за чёрт. В квартиру не захожу, на всякий случай, чтобы в случае опасности успеть убежать. Стою на пороге, боюсь ступить шаг.

Вдруг из кухни голос:

– Блять, как же больно…

– Подожди, дай я сам…

Один из них точно голос Фёдора!

Торопливо закрыла входную дверь и в два шага очутилась на пороге кухни… и что я вижу, картина охренеть какая – Фёдор нагнулся, оперся локтями о кухонную столешницу, а штаны его спущены до колен и вся его бронзовая задница, абсолютно голая… а сзади стоит мужик, нагнулся над загорелой жопой Фёдора и что-то там трогает.

– Вы что, охренели, педики чертовы! – возмущённо прошипела.

От такой картины у любого дар речи отнимется.

Эти повернулись, переглянулись, типа, я тут вообще ничего не понимаю в их замысловатой любви. А я взгляд от задницы оторвать не могу и вижу на крепкой ягодице Фёдора кровавое что-то, отверстие что ли, и кровь сочится, капает прямо на плитку кухни. Слава богу, это совсем другое отверстие.