–Почему руки связаны?
–Он вооружен был, Матвей. Вот что при нем нашли. А повязали его на вагоне с углем..
Бородатый Матвей бегло скользнул взглядом по добыче Кочи. При виде разодранной трофейной одежды его густые брови взметнулись вверх. Он брезгливо поскреб ногтем окровавленный рукав бушлата:
–Это же Гены Дикого шмот..– И обращаясь к Коче, спросил :
–За что ты его, тварь?
Пока тот обдумывал происходящее, Матвей схватил Кочу за лицо, сдавил. Его пальцы, мягкие, слабые, без мозолей и царапин, пахли табаком и какой-то едой.
–Отвечай, ублюдина, когда тебя спрашивают, – зло цедил бородач, но пленник не понимал, что от него хотят.
–Постой, Матвей,– второй, более рассудительный и спокойный конвоир, Шатун, вывел Матвея из фойе под лестничный пролет и понизил голос. – У него в санях лом и топор нашли, без следов крови. Огнестрел только трофейный, но не стреляный.
–А это как ты объяснишь? – Матвей рванул тесемку рюкзака, забитого провизией. – Это же пайка Дикого, щас продснаба позову, он подтвердит, что утром выдавал лично ему…
– Да ты на него посмотри! – не сдавался Шатун. – Одежда чистая, обувь....твою мать! На нем же ботинки Гены…
Матвей окончательно проснулся. Скривив Шатуну мину, означавшую, видимо «Ну, а я о чем говорил?», он обвел глазами толпу в фойе:
– Этим перекус, полчаса на отдых и – на второй вагон. А его, – он ткнул пальцем в Кочу, – на верх ко мне.
Кабинет, где обосновался Матвей, очевидно, принадлежавший в прошлой жизни бухгалтерии управления, так и простоял нетронутым со дня краха цивилизации. Ненужные более полки и шкафы с папками были сдвинуты в угол. За это время стены и потолок кабинета, как и предметы, составляющие интерьер, покрылись серым налетом плесени; отовсюду, благодаря жарко натопленной печи, ручьями лился конденсат. В самом сухом углу, у входной двери, были аккуратно сложены фанерные ящики, пахнущие клеем и щепой, и бумажные мешки. Продовольствие… Здесь стояла сырая духота, как в бане. Запах плесени, кислый, тяжелый, царил в кабинете Матвея, и очевидно, никак его не смущал. Шатун было направился к запотевшему окну, чтобы проветрить зловонное помещение, однако Матвей осадил его:
–Не тронь…А ты, – обратился он к Коче, – рассказывай.
Игорь поведал главному историю, сродни той, что приключилась с ним этим утром, утаив только, что он шел из заводской общины в двух километрах к северо-востоку. Он наплел Матвею, что является отшельником и пришел за углем из района горпарка. Развалившийся в сыром кресле главарь слушал пленника, покуривая сигарету, лицо его ничего не выражало. Он оборвал рассказ и жестом привлек внимания первого конвоира:
– Серый, ну-ка приведи кого-нибудь из той братии. Авось, опознают местного. Посмотрим, что он нам тут в уши льет..
На полминуты тот исчез за дверью. Матвей рассматривал вещи убитого взглядом, не сулившем ничего хорошего. Однако заметив царапины от когтей зверя на карабине, он провел по ним подушечками пальцев, потом кинул взгляд на разодранные вещи. Может, не врет парень-то?
Появился Серый с растрепанным мужичком, который спешно что-то жевал и глотал, словно боялся, что вырвут прямо из глотки. Он испуганно уставился на Матвея.
– Знаешь его? – тот указал кивком головы в сторону стоящего Кочи.
Мужик помотал головой.
– Внимательно приглядись. Если узнаю, что бреешь…
– Первый раз вижу, товарищ начальник. Ей -богу, – прошамкал с полным ртом приведенный.
Взмахом руки отпустив мужика, Матвей снова воззрился на Кочу.
– Так откуда, говоришь, прибыл к нам?
– Это вы.... к нам. А лично я всю жизнь тут провел. Я уже сказал, из района горпарка. Живу в землянке, под зданием бывшего музея имени Ложечникова. Уже третий год как…
Матвей не стал цепляться к пленнику из-за дерзкого ответа, а бросил Шатуну:
– Карту! – и когда тот расстелил на сыром столе подробную карту города, новенькую, шелестящую, правда, с несколькими красными кружками в районе карьероуправления и завода, окликнул Кочу: – Показывай!
Коча демонстративно подергал связанными руками.
– Серый! Развяжи. Только без глупостей, малец. Башку вмиг продырявим.
Пленник показал, успев мысленно отметить, что если верить карте, до общины и пары километров по прямой не наберется (ну и дал Бог соседей!), и руки снова скрутили за спиной.
– Народ есть там у тебя?
– Да этого места избегают все. Группировка там из бывших ментов и вояк орудует. А так одиночки есть , конечно, по подвалам да чердакам…
– Группировка? – недоверчиво прищурился главарь. – А тебя что, не трогают?
– А кому, я по-вашему, я уголь вожу? Мне-то он на кой, одному то…Пока мзду плачу, живу спокойно…
Говоря про банду, Коча, в общем-то, душой почти не кривил. В бывшем райцентре действительно существовали объединения бывших военных и силовиков, банды уголовников, общины медиков и прочих; то есть все, как в мире до эпидемии, только теперь под эгидой полного беззакония. В самом центре города, как и говорил пленник, в здании районного ОВД обосновались все выжившие представители силовых структур и юстиции со своими родственниками: сотрудники полиции, росгваридии, прокуратуры, МЧС, городского и районного судов, судебные приставы, коллекторы, ветераны и пенсионеры указанных служб. На северной окраине города в расположении войсковой части внутренних войск дислоцировалось до сотни бывших военных, которых пандемия пожалела: офицерский состав, военнослужащие по контракту, бывшие срочники, сотрудники санчасти и несколько вольнонаемных – все те, у кого оказался крепче иммунитет и должный медицинский уход при наличии забитых под завязку складов с продовольствием и медикаментами. И первую, и вторую группировки объединяли схожие признаки: они не исполняли никаких действий, прописанных в соответствующих уставах при возникновении ЧС подобного типа; оба объединения были многочисленны и, обладая большими запасами оружия, продовольствия, горючего, техники и обмундирования, контролировали, а порой и терроризировали население города и близрасположенных поселков, автозаправочные станции, дачный сектор и фермерские хозяйства, при этом не враждуя между собой, а поделив зону влияния на северную и южную. Коча действительно застал то время, когда центральная (южная) организация пыталась «доить» Карьерскую и Заводскую общины, но скоро потеряла интерес к нищим и малочисленным артелям. Что можно отобрать у людей, живущих по подвалам и питающихся тем, что приносят из мародерских вылазок искатели? А не призывать рекрутов из числа общинников под свои знамена хватило ума и силовикам, и военным. Во-первых, кормить, поить, одевать лишний рот, во-вторых, ни оружия доверить, ни спину показать в экстренной ситуации. Бойцы будут ненадежными…По рассказам Евсея, начальника «службы безопасности» общины, Коча знал, что в те дни, когда эпидемия вышла из под контроля, а смертность превысила все мыслимые показатели, когда города и регионы объявляли карантин и тотальную изоляцию от внешнего мира, эти ребята первыми взялись за дело: выпотрошили аптеки, ювелирные точки, охотничьи магазины, по возможности – торговые центры и продовольственные базы. Имея в своем распоряжении уйму горючего и прочие блага ушедшей цивилизации, они практически продолжали жить прежней жизнью – в тепле, комфорте, пользовались электричеством из генераторов, разъезжали на автомобилях… «А что? – говорил Евсей, морщась от сигаретного дыма и споря с завистливыми слушателями. – Молодцы. Кто успел, тот и съел. Зато живут как у Христа за пазухой. А мы-ы-и-и…» И махал рукой…
Также в городе, на территории районной больницы, под охраной и тех и других, обитала община медиков, людей, без сомнения, нужных и до, и во время, и после эпидемии. Огромная территория, людские ресурсы, склады с медикаментами, возможность длительного автономного существования сохранила живыми и здоровыми немало врачей, медперсонала и членов их семей. А чтобы на все эти блага не позарился выживший вопреки всему люд, территория общины была взята под двойную охрану южных и северных. Чем конкретно занималась каждая из этих и десятки других городских общин, Коча никогда не интересовался и жил в своем ограниченном, очерченном мире, не посягая на границы соседей, ибо было чревато. Но своими соображениями он не стал делиться с собеседником.
