И с этим просто учишься жить, ходишь к терапевту, сначала горько рыдаешь у него, потом рыдаешь дома, затем миришься с тем, что случилось, если такое вообще возможно, и все заново. Со временем ты приходишь к психологу реже, думаешь об этом меньше и если тебе повезло найти цель в жизни, то считай, ты справился, если цель благая, то вдвойне справился.

Ева много читала о жертвах страшных событий, не только изнасилования, о том, как посещают мысли об отмщение, об истребление всех обидчиков, ужесточение нормы наказания и т.д.

Многие жертвы, так увлекались идеей отомстить, что мстили не конкретному человеку, а всем похожим. Например одна женщина, жертва изнасилования, стала расправляться со всеми, кто как-то напоминал о том кто ее обидел, она попала в тюрьму на пожизненное, после того как отрезала яйца дюжине мужиков. Убитая горем мать, после того как куча подростков расправились с ее малолетним сыном, вечером вышла на прогулку с огромным мешком вымоченных в бензине тряпок. Она их поджигала и швыряла в толпы молодых людей, когда полиция ее поймала, у нее были ожоги на руках, но она клялась, что это благое дело и этих «Сраных чертей надо сжигать».

Ева встретилась со своим обидчиком лишь однажды.

Из носа что-то торчало, щекотало изнутри, безумно хотелось спать и выдернуть эту штуку, она мешает. Потом появился какой-то писк, только это не писк, звук с равными интервалами «Пип-секунда-Пип-секунда-Пип-секунда», голову резанула ужасная боль. Господи, вырубите этот таймер кто-нибудь!

Рука не поднималась, наверное, тело еще не проснулось.

«Если я не уберу эту штуку из носа, то умру!»

Ева дернула рукой и почувствовала, как в кожу что-то вонзилось, она связана? Надо открыть глаза, однако веки были будто склеены между собой. Очень далеко слышно голос, слова не разобрать, но человека она точно знает, наверное это… и она проваливается в сон.

Ее будит этот звук, писк, который не писк,

неужели нельзя это выключить?

Снова дергает рукой, не получается, надо открыть глаза. С усилием, как выплывают из-под воды, те, что чуть не утонули, приоткрывает глаза. Все мутное, вокруг темно, пространство вращается, чей-то темный силуэт стоит немного дальше от нее.

– Г..е …я, – она пытается что-то сказать, но очень тихо и голос свой не узнает, – мм…и, – надо собраться и крикнуть, – аа..о..а..ви, – силуэт пошевелился, он, наверное стоял спиной и развернулся.

– Господи, Ева!– крикнул силуэт и подбежал к ней, это голос мамы. – Сейчас милая, я вызову врача, – убежала.

Не в силах больше держать глаза открытыми, она снова погрузилась в сон.

На этот раз глаза открываются, их режет белый свет, настолько яркий, что кажется прожектором светят с расстояния полуметра, она щурится, моргает. Голову режет острая боль, скорее всего от света, предметы вокруг приобретают очертания. Это не ее комната, слева огромное окно, закрыто шторами.

Интересно, откуда столько света?

Рядом с окном кресло, в нем никого, повернуть голову сложно и посмотреть, что с другой стороны не получается. С усилием и ощущением, что мозги перетекают по черепу, она поворачивается, с другой стороны дверь, а рядом аппарат, он и издает этот ужасный писк, видимо сообщая всем, что пациент еще жив.

Она в больнице, что она тут делает? Ощущение что мозг как будто разбух и пытается выбраться из черепа!

Кто-нибудь просверлите во лбу отверстие, пусть он проваливает уже!

Так проходит какое-то время, не слишком много и Ева обнаруживает, что ее рука действительно привязана, а из нее торчит трубка и по трубке что-то бежит, прозрачное, слово, которым это называют, гуляет где-то в ее голове, но от попыток его поймать, мозг разбухает еще больше.

Капельница!

Дверь открылась, человек подлетел на огромной скорости.

– Детка, ты проснулась! – это папа, – Я сейчас! – убежал.

Может снова уснуть?

Прошло, наверное, полгода, прежде чем дверь открылась снова. Это женщина, судя по этой штуке, которой слушают (слово гуляет в мозгу), она врач. На ней такой белоснежный халат, что глаза слезятся, а мозг уже, наверное, из носа лезет. Следует запретить докторам носить белое, вообще белый опасный цвет, черт его дери, уберите ее из поля зрения!

– Вы меня слышите? – спрашивает она и надевает свою штуку, стробоскоп, кажется, – Моргните, если слышите, – моргните, да она издевается? Глаза и так еле открылись. Ева моргает.

– Хорошо, – говорит врач, если она врач. – Я – доктор Шермони, вы в городской больнице. Ты помнишь как тебя зовут? Моргни, если помнишь, – Ева моргает.

– Отлично! Боль в голове – это нормально, вообще-то ты хорошо поправляешься! – она перестала слушать ее грудь, потом немного опустила простынь и распахнула то ли рубашку, то ли майку в районе живота Евы и очень внимательно все осмотрела.

– Мы сегодня уже делали тебе перевязку, ты чувствуешь боль или жжение в области живота? Если да, моргни один раз, если нет, то два раза, – стоило ей это сказать, как весь живот окатило огнем, Ева моргнула.

– Это ничего страшного, я скажу, чтобы помазали и боль утихнет. Ева, ты можешь что-то сказать?

– Г…е …я – получилось отхаркнуть какие-то буквы, она набрала воздуха, чтобы еще раз попробовать, – гк..хкх..я

– Ничего, не переживай, все в порядке. Не надо говорить, – сказала доктор. Она отошла к ее ногам и помяла ступню, – Ева, ты чувствуешь что-нибудь? Неважно что, покалывание может быть? Моргни, если да, – она чувствовала прикосновение, очень слабое, как-будто нога онемела и моргнула.

– Очень хорошо, а вторую? – вторую ногу, почувствовала точно так же.

– Прекрасно! Теперь руки, – руки Ева ощущала лучше, чем ноги.

– Все отлично. Ты чувствуешь все конечности, это очень хорошо. Послушай, ты помнишь, что с тобой случилось? – доктор запнулась. – Моргни, если помнишь, – Ева не помнила, поэтому смотрела и надеялась, что она сейчас расскажет.

– Память вернется. Сегодня четырнадцатое декабря, ты поступила к нам пятого, провела без сознания девять дней, не совсем без сознания, иногда просыпалась. Если хочешь, я сейчас позову твоих родных и медсестру обработать швы, или если устала, можешь поспать? Моргни, если позвать родителей? – Ева моргнула.

Доктор Шермони вышла, через пару секунд в палату вошел папа, потом мама, она держала за руку Энди. У Мамы виднелись огромные синяки под глазами, видимо то время, что Ева была без сознания, мама совсем не спала. Папа выглядел лучше, правда, как-будто сильно похудел. Единственная кто почти не изменилась, но все-таки была уставшей и встревоженной, это Энди.

– Ты так долго спала! – буркнула Энди и подскочила к кровати, она поцеловала Еву в руку, потом в щеку, – Тебе больно?

– Энди, не приставай, – отозвала ее мама, подошла к кровати и поцеловала Еву в лоб, задержалась, губы ее были мокрые, мама всхлипнула.

–Как ты, родная? – спросил папа и погладил дочь по голове, – Говорить можешь?

–Кх..т…и – из груди вырвался кашель.

–Ничего, ничего! Не говори, все в порядке, – сказала мама и бросила на отца суровый взгляд.

Мама рассказала о том, что произошло за то время, пока она была в больнице, упуская, из-за чего Ева там оказалась. К ней постоянно ломились журналисты, она несколько раз приходила в себя, но засыпала. Рассказала, что Энди хорошо написала контрольную, не смотря на то, что они практически живут в ее палате. Рассказала, что врачи дают отличные прогнозы на поправку и что ничего у Евы не повреждено навсегда, физически. Рассказала, что кратковременная потеря памяти, это нормально и скорее всего, скоро она все вспомнит.

Затем пришла медсестра, обработать раны, чтобы стихло жжение, и ввела по капельнице обезболивающие.

– Ева, если захочется спать, это нормально, это действие лекарства, не сопротивляйся, – сказала медсестра и вышла.

Энди неугомонно скакала по палате, рассматривая каждую мелочь. Ева наблюдала за сестрой, пока слушала маму и правда, через пару минут стало клонить в сон, и она зевнула.