СОН

Сон ^[466]

С тех пор,

Как увидела во сне

Любимого.

О снах одних

Мечтаю. ^[467]

В этих словах Оно-но Комати есть лишь лёгкое щемящее чувство, а ведь бывает, что так мучаешься — жить не хочется. Среди многочисленных старинных историй о любви есть одна совершенно удивительная.

Это случилось не так уж давно. Жил-был процветающий вельможа-министр. Один его сын исполнял должность церемониймейстера двора наследного принца. Его младший брат, священник высокого ранга, стал настоятелем храма Исияма^[468]. Кроме них, у министра было много детей от разных жён, но среди них оказалась всего одна девочка. Министр особенно о ней заботился. Её вскорости собирались отдать служить во дворец, но боялись того, что, оказавшись вместе с другими многочисленными нёго и кои, она будет выделяться среди них, и ей станут завидовать^[469]. Если государь начнёт отличать её, то не вызовет ли это сложностей в её отношениях со стороны других дам? Министр обдумывал это, прикидывал, что ему предпринять. Конечно, многие хотели взять её в жёны и обещали заботиться о ней. Отдать её в жёны было бы только естественно, но отец всё жалел расстаться с ней. Пока отец пребывал в нерешительности, девушка совсем расцвела, засверкала красотой и талантами, что было заметно с первого взгляда.

Дочери подбирали соответствующих служанок — молодых, красивых и с добрым сердцем. Весной и осенью её развлекали цветы и алые листья — и тогда она счастливо проводила дни, но когда матери не стало, а отец, обременённый делами, отсутствовал, она, бывало, впадала в тоску и не вставала с постели.

Рядом с её покоями росла старая махровая сакура, которая зацветала позже других деревьев. В дни близящейся к концу весны она проводила время, наблюдая, как медленно падают на обнажённые корни дерева лепестки цветов. Однажды в полдень, когда неслышно моросил нескончаемый дождь, она прекратила перебирать струны кото, прилегла и погрузилась в сон.

«Посмотри!» — сказал кто-то. И тут она увидела: к длинной, лиловой от прилипших к ней лепестков ветке был прикреплён тоже лиловый тонкий лист благоухающей бумаги. Она подумала, что, должно быть, послание от принцессы — жрицы Камо^[470], и девушка со спокойной душой взяла его. Мужской рукой там было начертано:

Призрачнее,

Чем во сне,

Твой настоящий лик,

Которого пока

Не знаю.

Почерк выглядел превосходным. Человек, написавший это письмо с таким чувством, должен быть необыкновенным. «Как великолепно написано!» — девушка смотрела на письмо с замиранием сердца, недоумевая, кто мог быть его отправителем. Вот какой удивительный сон ей привиделся.

И этот как наяву дневной сон, и это письмо, написанное столь прекрасным почерком, отпечатались в её сердце, и теперь она ждала вечера, желая снова увидеть нечто подобное. При свете ламп, какие бывают у знатных господ, она играла в го с дамой по имени Тюнагон и с кормилицей Бэн. Она старалась быть внимательной, но в её сердце был только герой её туманного сна. Всё казалось ей призрачным. Прервав развлечения, она погрузилась в думы, отодвинула занавеску, и задремала.

Она увидела мужчину, на котором было мягкое наоси^[471], поверх — алые одежды, одежды цвета «астры» — густо-лиловый на зелёном исподе, и широкие штаны сасинуки^[472]. Цвет и покрой одежды были непревзойдёнными, а исходивший от них аромат так удивителен, что проник в самое сердце. И вот они уже лежат рядом, будто они познакомились давным-давно. Её грудь разрывалась, она взглянула мужчине в лицо — он был великолепен, словно блистательный Гэндзи из старых времён, он взывал к любви, он был мягок и полон очарования. Она подумала, что, оказывается, и мужчина может обладать ста достоинствами^[473]. Не сумев ничего сказать, она молча расплакалась, потом вознамерилась уйти, но, взяв её за руку, он остановил её.

— Моя бескрайняя любовь должна была вызвать в тебе сострадание, разве ты не видела следов моей бренной кисти? Не получив твоего ответа, я был так расстроен, что пришёл сюда. Знаешь, что это значит: «Я не в силах терпеть…»?^[474] Когда случается такое, значит, дело не только в нынешней жизни, это предопределено и жизнью прошлой. Когда страстное желание остаётся неудовлетворённым, это приводит к ужасным последствиям, и примеров тому немало. Если мы оставим в этом мире своё желание неудовлетворённым, то в будущем нас ждёт вечное скитание на тёмной дороге. Разве это не печально?

Трудно выразить словами всё то, что он хотел ей сказать. Он говорил и говорил и, хотя и не услышал от неё ответа, но всё же почувствовал, что девушка не осталась равнодушной.

Вот уже раздались птичьи голоса, и он прошептал: «Они, должно быть, привыкли к печали расстающихся возлюбленных».

Она осмотрелась. Какой странный сон… Солнце стояло высоко, она не знала, где сон, а где явь, и не могла прийти в себя.

Человека, в которого влюблён, обязательно увидишь во сне — так и раньше говорили, говорят и сейчас. С того самого дня, когда он впервые ей привиделся под весенней сакурой, этот сон стал смутно возвращаться к ней. Или… Она вспомнила стихотворение Сёкуси: «Я слышала, что тот, кто любит…»^[475]. Даже когда бодрствуешь, душа может блуждать и искать любимого — о таком тоже рассказывают. Что же с ней происходит? Чья тень пришла к ней? Кто этот неизвестный? А вдруг кто-то догадается, о чём она вздыхает, глядя на цветы и ветви дерева, отчего её рукава мокры от слёз? Всё это большой грех.

Но Сикибу, когда она рассталась с Дайнидзё-но Отодо, очень вздыхала, проводила бесплодно дни и месяцы, всё ждала и ждала. И вдруг он посетил её. Это очень её обрадовало, так что она, чтобы он поскорее вернулся, прошила ниткой рукав его наоси. Однако наутро ниткой оказались прошиты листья дерева в саду, так что на самом деле он и не приходил. Она поняла, что просто вообразила то, чего желала всем сердцем^[476].

О ком же думала дочь министра во сне и наяву? Хотя их сердца не могли соединиться, она продолжала любить его. Загадка, да и только. «Что мне сделать, чтобы снова увидеть его?» — спрашивала она и ложилась в свою одинокую постель, хранившую только её запах. Но ей всё равно виделся образ, который она не могла забыть, она томилась ожиданием, ей было невозможно с ним расстаться. В конце концов, она перестала понимать: это отблеск яви или образ сна? Она думала о нём одном, всё остальное, даже то, что она раньше любила, теперь не интересовало её.

Шли дни и месяцы, дочь министра слабела и бледнела, даже на яркие мандарины ей не хотелось смотреть. Отец, няньки и все остальные беспокоились о ней, они стали днём и ночью возглашать молитвы, проводить службы и читать сутры. Дочь же опасалась, что отец переживает из-за неё, и от этого ей становилось только хуже.

Влиятельный священник, её брат, узнав о её обстоятельствах, испугался и стал молиться о ней — ведь известно, что именно Канной из Исиямы приходит в таких случаях на помощь, о чём имеются благие свидетельства. После этого ей стало получше, и она дала обет непременно совершить паломничество в Исияму. Наверное, благодаря тому, что о ней так много молились, ей полегчало, и тогда её отец несказанно обрадовался.

И вот вскоре она стала спешно собираться в Исияму. Тамакацура в такую даль, как Хацусэ, шла пешком^[477]. Так и дочь министра, принеся обет, твёрдо решила отказаться от экипажа. Она отправилась незаметно, в сопровождении только кормилицы Бэн, Тюнагон-но Кими и самых близких дам.