Ему, как и его заказчикам видно то же, что и мне. А проект нужно представить максимально выигрышно…

– Будет сделано.

В дальнем конце террасы – великолепный резной трон из золота и слоновой кости. В виде розы. И на нем восседает Владыка, Страж этого мира – Лорд Вишну.

Он лениво покачивает кубком, перемешивая вино, и оглядывает меня из-под ресниц, длинных на грани возможного… золотые украшения ярче переливаются на синей коже. (Да, это классика. Я знаю. Но вживую вижу впервые). Он настолько прекрасен, что я теряю дар речи. Обнажённый торс перевит жемчугом и золотыми цепями. На узких запястьях и стройных щиколотках не счесть золотых браслетов, звенящих при каждом движении хозяина. Вороные косы настолько длинны, что стекают волнами по ступеням трона.

– Зачем делать Стража столь выразительным?! Его же почти никто не видит!

– Это старый проект, где Стражем является тень самого Демиурга.

Я во все глаза смотрю на живой автопортрет Германа. В восточном стиле, да!

Потрясающе! Крупный, хорошо очерченный рот, нежный, как роза, произносит слова приветствия. Я молча продолжаю изучать его лицо – какая же выразительность! Сама жизнь! Мне начинает приоткрываться смысл творчества Демиурга как художника: желание создать мир вокруг копии своей личности, отразиться в нем, как в зеркале, и потом следить за совместным развитием обеих составляющих системы. Автопортрет во времени и пространстве – можно и так сказать. И в развитии, да!

– Герман! Это потрясающе! Какая красивая, тонкая работа!

Я слышу, как он довольно хмыкает в микрофон.

– Кончай уже меня рассматривать, то есть, его! Детка, не залипай, пожалуйста! Ты на работе!

И все же я понимаю, что ему приятна похвала.

Вишну выгибает одну бровь:

– Чужеземец с Прекрасного Запада не понимает наш язык?! Так я перейду на наречие вашего народа. Что привело тебя сюда, в Страну Восхода, к подножию моего престола?

Английский тоже очень хорош. Только звонкое «Р» выдаёт акцент. Он певучий, скорее приятный. И такой ласковый взгляд…

И тут же строгий голос Германа в гарнитуре: «Гел! Время, baby! Задавай вопрос уже! Я хочу, сегодня, ещё успеть послушать Моцарта».

– О, Совершенный! Я прибыл с Запада, чтобы увидеть величайшее Сокровище – Алый Рубин. Прошу тебя, покажи мне его!

– Рубин? Тот, что в моем венце?

– Нет, тот что в ларце.

– Ты говоришь о Сердце Востока?! Самое главное сокровище этой стороны Света. То, что ты проделал столь долгий путь ради него, воистину достойно похвалы. Гость всегда посланник Всевышнего. Но, вижу, ты утомлён и голоден. Разве сможешь ты оценить игру света на гранях этого камня по достоинству, когда сам ты в таком состоянии? Прекрасным наслаждаются неспешно, не так ли? Сначала отдых и приятная беседа.

Усталость, действительно, накатывает как-то сразу: идти никуда не хочется, и на завтрак были одни мюсли… да и когда это было-то? Перекусить не помешает. Полчаса ничего не решит!

– Можно мне присесть? У ног Владыки Востока?!

Туфля с загнутым носом, вся расшитая камнями, подталкивает мне подушку. Значит, можно.

Откуда-то появляется столик со щербетом и аппетитными фруктами. То, что нужно!

Я пристраиваю свой венец на краешке стола, регистратором в сторону девушек. Пусть презентация станет чуть поживее! Мне надоело любоваться на танцовщиц, я хочу лучше рассмотреть это существо с синей кожей и такими темными карими глазами, что ирис почти сливается с радужкой. Голубоватые белки поблёскивают из-под длинных ресниц. А улыбка подобна полумесяцу в ночном небе!

Подушка мягкая, фрукты необычно большие, но, главное, его магия! Энергия, расходящаяся тугими волнами от всей фигуры Стража настолько позитивная, густая и… вкусная, что ли, хоть ложкой ешь! Мне удаётся подзарядить свои внутренние батарейки.

Как уютно сидеть у его ног! (И дома, около Германа, часто так сижу). Хозяин наблюдает, хорошо ли я ем. Шербет сладкий, но неожиданно крепкий. И, напрочь забыв, что передо мной не сам Герман, я привычно опираюсь затылком об острое колено.

Ну, не знаю кому как, а мне комфортно. Золотой поток живительной энергии пронизывает меня насквозь, когда он, невзначай, проводит рукой по моим волосам и лицу. И это тоже угощение. (Краем глаза я замечаю, что ладонь гораздо светлее и розовее остальной кожи).

– Нравится?

– О, да.

Тогда Вишну протягивает мне свой кубок, я, не задумавшись, что за это обычно дисквалифицируют, осушаю его.

Какое странное чувство: голова идёт кругом и в то же время я готова смеяться от счастья, остаться здесь навсегда, и, вообще, чем я могу быть полезна Его Величеству?

– Побеседуем? Сядь поближе! Расскажи мне последние новости. Я так давно не видел никого с Той Стороны.

– В хорошей Империи нет новостей, Владыка! Что конкретно тебя интересует? – я роюсь в карманах в поисках сигарет. Наконец то! – позволишь закурить?

– Marlboro!

Я затягиваюсь, и тут же изящная рука забирает мою сигарету. Из его тонко прорезанных ноздрей выходят две струйки дыма. Вздох неподдельного наслаждения! И таким знакомым голосом, почти без акцента:

– Детка, я не был на Прекрасном Западе тысячи лет! Пожалуйста, расскажи мне… про осень в Лондоне! Скажи, правда, что сезон в Опере все так же открывают Моцартом? Наверное, сегодня дают «Волшебную Флейту»? (Нет, «Севильского цирюльника»…) Скажи, правда ли, что все так же, как раньше, листья в Гайд-парке сразу краснеют после 5 сентября? А туман под утро густой, как молоко, так что даже дым своей сигареты совсем не виден. И, если дождь зарядил с утра, то это до вечера, и от тоски спасает лишь глинтвейн в кувшине на каминной решётке и томик Шекспира. Или совсем ничего не спасает, когда в ноябре уже выпал снег, сын не звонит, а жена ушла к другому.

Я ошалело смотрю на него: когда же Герман его… создал? Кажется, я знаю…

– Я так хочу снова пройтись под зонтом по Пикадилли, заказать виски на три пальца в Янтарном Грифоне, и вернуться к ужину домой, в Кенсингтон, шурша бумажным пакетом со свежими булочками. И, когда ключ повернётся в замке, я хочу, чтобы на руки мне прыгнула не большая трёхцветная кошка, а моя любимая… Что же ты плачешь?! (Боги Олимпа! Трёхцветная кошка! Я отчётливо слышу звук, с которым моё сердце раскололось пополам, прямо сейчас! О, тот ноябрь! Встать на колени перед ним, целовать руки, умолять о прощении! Бесполезно).

– Сегодня играют «Дон Жуана»! – не кстати выпаливаю я и резко встаю, поспешно отхожу к перилам балюстрады. Ночной ветер разогнал облака и высушил слезы. Под бесконечно высоким звёздным небом чужого мира я снова, как Маленький Принц, думаю только о своей Розе…

– Соберись, Гел! – говорю я себе, усаживаясь на перила, – это просто алкоголь и очень сильная магия! Я же в центре силы этого мира. Надо скорее сделать дело и двигать отсюда. Но Герман пока что отключил гарнитуру. Значит, идут основные переговоры.

Скоро всё решится. И тогда…

Он подошёл совсем неслышно. Терраса опустела. Мы одни. Его губы нерешительно шепчут у самого лица:

– Скажи, тебе когда-нибудь хотелось быть… женщиной?

– Зачем это?

Горячее дыхание на щеке:

– Что бы тебя любил мужчина. Понимаешь? Любил. По-настоящему. Раз и навсегда! Тебе хотелось бы? (Такой, как ты?! Ты?! Да, о да! Да, хотелось, всегда… – больше всего хочу сказать я). Но вместо этого резко отворачиваюсь, чтобы успеть скрыть слезы, хлынувшее сразу очень сильно. Какая-то струна ещё раз больно лопнула в душе, отчего смена моего облика происходит произвольно, на эмоциях.

В следующую минуту к Вишну поворачивает голову не Гелион, а заплаканная рыжая женщина.

– Послушай, зачем эти разговоры? Я видела сегодня сотни прекрасных гурий твоего сераля! Они так прекрасны, что заставят забыть и собственное имя!

– Поначалу девушки меня развлекали, вздохнул Лорд Вишну, – Со временем стало казаться, что передо мной танцует одна и та же красавица… а теперь я их просто не замечаю: есть они или нет, сколько и какие на них украшения – всё равно. Изо дня в день одно и то же. Те же звёзды, те же луны, и те же самые красивые девушки. Я пробовал отвлечься созиданием, потом развлечься войной… Что бы я не делал: охотился, музицировал, занимался другими искусствами… ничто не приносило удовлетворения. Некому оценить результат! Ведь в моей бесконечно совершенной жизни не было того, что придаёт смысл творчеству и приносит удовольствие от создания чего-то нового – не было Любви.