– Если бы я знал…

Селен любил свою работу. Когда камень в его руках приобретал форму и характер, когда в гранях начинал отражаться бело-голубой свет, когда самоцвет, казалось, уже готов звучать в унисон с небесными нитями, он был счастлив. В тот день мастер работал особенно вдохновенно: его не покидало ощущение, что он делает это в последний раз. Закончил очень поздно и жадно вгляделся в результат своего труда, стараясь запомнить его. Селену казалось, что это очень важно – не забыть этот камень.

Огромный, сияющий кристалл был двухцветным: в нём рассветный розовый и золотисто-жёлтый смешались и теперь мягко перетекали друг в друга, играя в идеально гладких гранях, из которых складывался причудливый узор. Самоцвет был огромным, чтобы поднять его, Селену пришлось напрячь все силы.

Подошла Селеника.

– Какая красота! – восхитилась она. – Он как живой, посмотри! И очень тёплый, будто совсем не отсюда…

– Пора, наступает ночь, – грустно отозвался Селен.

Он в последний раз посмотрел в чарующую глубину камня, опустил его на землю и взял Селенику за руку.

И они канули в небытие.

Первое, что увидел Селен, обретя своё тело, был двухцветный кристалл. Он притягивал взгляд, мерцал, закручивая лучики света в крошечный вихрь…

Кто-то тронул Селена за плечо. Кто? И почему в голове звучит чей-то растерянный, жалобный голос? «А она красивая, – подумал он, – почему я раньше её не встречал? И почему она хватает меня?»

Селеника в панике затрясла друга за плечи. Неужели он уже не узнаёт её? Она пыталась мысленно докричаться до Селена, но он не слушал. Не понимал, что это она зовёт его. А Селенике, наоборот, этим утром потребовалось совсем немного усилий, чтобы вспомнить себя и свою жизнь. Она была так счастлива! Но теперь снова впала в отчаяние, поняв, что время идёт, а Селен всё так же безучастен. Напрасно ей казалось, что всё наладится, напрасно она приняла за добрый знак появление необыкновенного камня.

Селеника погладила отполированную грань – под ладонью разлилось тепло. «Селен, он и правда тёплый!» – воскликнула она. Ответа не было. На самоцвет легла вторая ладонь, широкая, сильная. Селеника замерла в ожидании. Постепенно на лице Селена проступало узнавание, а следом – восхищение и нежность, с которыми он всегда смотрел на неё. Он обнял Селенику. Потом поднял камень и двинулся к реке. Она поспешила следом.

– Я думала, ты уже не вспомнишь, я ужасно испугалась, – пожаловалась Селеника, наблюдая, как Селен бережно устраивает самоцвет в глубине грота.

– Если бы не он, – Селен кивнул на кристалл, – я бы, наверное, и не вспомнил уже. В нём есть какая-то непонятная сила…

– Я же говорила, он живой! Только что он был тёплым! Разве так бывает? Ни разу не встречала такого!

– Главное не это.

– А что?

– Посмотри внимательно. Он зовёт меня. А тебя?

Селеника вгляделась в переливающиеся грани, которые, кружась, образовали воронку. Маленькую, но, казалось, бездонную.

– Да!

Повинуясь порыву, Селеника накрыла воронку руками. Селен положил ладони рядом. Через несколько мгновений камень из тёплого превратился в горячий, потом – в раскалённый, а потом им показалось, что небо взорвалось…

Новый мир не так уж сильно отличался от Селении. Такие же прозрачные листы сияющих деревьев, такой же мягкий свет. Только громадное светило было золотым, небосвод казался выдолбленным в громадном, розово-жёлтом самоцвете, лес вдали переливался всеми оттенками розового, а океан, на берегу которого сидели двое, лениво играл золотистыми волнами.

Было тепло и тихо. Селен поднял голову и поискал глазами привычную завесу из сверкающей пряжи, но небо было свободно.

– Интересно, каким становится этот мир после заката? – задумчиво проговорил он.

– Скоро узнаем! – Селеника звонко рассмеялась.

– А ещё здесь нам понадобится дом, – Селен озабоченно огляделся.

– На этом берегу, – кивнула Селеника и чуть слышно спросила: – Ты помнишь Селению?

– Теперь мы будем помнить её вечно, – улыбнулся он.

Москва, февраль-март 2023 г.

Матово-красный «Бьюик» с открытым верхом мчался по ночному шоссе, дальним светом выхватывая из темноты дорожные указатели. «Лос-Анжелес – 150, Барстоу – 40» гласила очередная белая надпись на болотно-зелёном фоне. Молодой парень, сидевший за рулём, бросил раздосадованный взгляд на датчик топлива, стрелка которого предательски дрожала вблизи левого края шкалы.

– Дьявол! – выругался он, обращаясь то ли к несправедливости мироздания, то ли к девушке в откровенном наряде на пассажирском сидении.

– И ты играл с ним в кости! – усмехнулась девица. – Прямо как этот… Эйнштейн!

Она потянулась в кожаную сумочку-клатч за сигаретой. Чиркнула зажигалкой, но та лишь высекла мелкий сноп искр. Казалось, в эту минуту всё топливо мира объявило забастовку.

– Нет. Эйнштейн говорил, что Бог не играет в кости со Вселенной, – ответил парень и снова посмотрел на приборную панель. – Судя по всему, правильно делает…

Он сбросил скорость, чтобы вписаться в поворот. Для этого пришлось передвинуть рычаг с пятой передачи на четвертую – стрелка топливомера дрогнула ещё сильнее.

Девушка взглянула на экран мобильного телефона:

– Ноль палок… – она грустно всхлипнула и, поёжившись, обхватила себя за плечи. – Шон? Как думаешь, люди правда замерзали в пустоши насмерть?

– Не говори ерунды, Белинда! – воскликнул парень. – Мы наверняка встретим попутку или машину копов. Попросим отбуксировать нас в город, а там придумаем, как расплатиться. Ясно?

– Ясно, остынь… Только если наткнемся на реднеков, хрен я соглашусь платить «натурой»!

Неожиданно на обочине показался знак поворота направо. На табличке под ним, прибитой к перекладине между двумя старыми деревянными столбами, витиеватым шрифтом было выведено: «Добро пожаловать в Элайджавилль».

Красный «Бьюик» затормозил и свернул на дорогу, уходящую вниз по склону.

Последние три сотни футов машина проехала уже под действием силы тяжести и остановилась, вырулив прямо под навес видавшей виды бензоколонки.

– «Элайджавилль»… – Белинда манерно цокнула языком, будто пробуя слово на вкус. – Идиотское название. Как будто у деревни амишей.

– Главное, не говори это местным, когда будем просить у них позвонить.

Шон вылез из машины и подошёл к окну магазина, но не увидел в нем ничего, кроме самого себя в отражённом свете газового фонаря. Окна всех остальных домов вниз по улице также были темны. Тут подруга его окликнула.

– Глянь-ка на это!

Шон обернулся и посмотрел на колонку, на которую указывала Белинда. Несмотря на то, что модель устройства была очень старой, за ним все эти годы (быть может, десятки лет) тщательно ухаживали: корпус был покрыт свежей зелёной краской, табло и панель управления начищены и отполированы. Выделялись новизной только заправочный пистолет и прикреплённый к нему шланг – их явно заменили совсем недавно.

– Должно быть, вместо бензина она отсыпает лошадиный овёс, – попытался пошутить он.

– Ты вот сюда смотри!

Приёмников для наличных денег или пластиковых карточек у колонки не было. Вместо них на привинченной самодельной полке уютно расположились прозрачный ящик с прорезью в крышке, внутри которого виднелись сваленные в кучку банкноты, и глубокое блюдце, наполовину заполненное монетами. Цена за галлон 87-го бензина была выведена красным фломастером на клочке бумаги, приклеенном оранжевым скотчем.

– Самообслуживание уровня «Бог»! – девушка заговорщицки ухмыльнулась. – Шон, ты думаешь о том же, о чём и я?

Парень резко понизил голос, едва удержавшись от того, чтобы выкрикнуть: