Р усалка плыла по реке голубой,

Озаряема полной луной;

И старалась она доплеснуть до луны

       Серебристую пену волны.

И шумя и крутясь, колебала река

       Отражённые в ней облака;

И пела русалка –  и звук её слов

       Долетал до крутых берегов.

И пела русалка: «На дне у меня

       Играет мерцание дня;

Там рыбок златые гуляют стада;

       Там хрустальные есть города;

И там на подушке из ярких песков

       Под тенью густых тростников

Спит витязь, добыча ревнивой волны,

       Спит витязь чужой стороны.

Расчёсывать кольца шелковых кудрей

       Мы любим во мраке ночей,

И в чело и в уста мы в полуденный час

       Целовали красавца не раз.

Но к страстным лобзаньям, не знаю зачем,

       Остаётся он хладен и нем;

Он спит –  и, склонившись на перси ко мне,

       Он не дышит, не шепчет во сне!..»

Так пела русалка над синей рекой,

       Полна непонятной тоской;

И, шумно катясь, колебала река

       Отражённые в ней облака.

Погиб Поэт! – невольник чести –

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа Поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде… и убит!

Убит!.. к чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар

И для потехи раздували

Чуть затаившийся пожар?

Что ж? веселитесь… он мучений

Последних вынести не мог:

Угас, как светоч, дивный гений,

Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно

Навёл удар… спасенья нет:

Пустое сердце бьётся ровно,

В руке не дрогнул пистолет.

И что за диво?.. издалёка,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока;

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы;

Не мог щадить он нашей славы;

Не мог понять в сей миг кровавый,

На что он руку поднимал!..

        И он убит –  и взят могилой,

    Как тот певец, неведомый, но милый,

        Добыча ревности глухой,

    Воспетый им с такою чудной силой,

Сражённый, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

Вступил он в этот свет завистливый  и душный

Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

Он, с юных лет постигнувший людей?..

И прежний сняв венок –  они венец терновый,

Увитый лаврами, надели на него:

       Но иглы тайные сурово

       Язвили славное чело;

Отравлены его последние мгновенья

Коварным шёпотом насмешливых невежд,

       И умер он –  с напрасной жаждой мщенья,

С досадой тайною обманутых надежд.

       Замолкли звуки чудных песен,

       Не раздаваться им опять:

       Приют певца угрюм и тесен,

       И на устах его печать.

       А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов!

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

        Таитесь вы под сению закона,

        Пред вами суд и правда –  всё молчи!..

Но есть и Божий суд, наперсники разврата!

        Есть грозный суд: он ждёт;

        Он не доступен звону злата,

И мысли и дела он знает наперёд.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:

        Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей чёрной кровью

        Поэта праведную кровь!

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Москва, спалённая пожаром,

      Французу отдана?

Ведь были ж схватки боевые,

Да, говорят, ещё какие!

Недаром помнит вся Россия

      Про день Бородина!

– Да, были люди в наше время,

Не то что нынешнее племя:

      Богатыри –  не вы!

Плохая им досталась доля:

Немногие вернулись с поля…

Не будь на то Господня воля,

      Не отдали б Москвы!

Мы долго молча отступали,

Досадно было, боя ждали,

      Ворчали старики:

«Что ж мы? на зимние квартиры?

Не смеют, что ли, командиры

Чужие изорвать мундиры

       О русские штыки?»

И вот нашли большое поле:

Есть разгуляться где на воле!

       Построили редут.

У наших ушки на макушке!

Чуть утро осветило пушки

И леса синие верхушки –

       Французы тут как тут.

Забил заряд я в пушку туго

И думал: угощу я друга!

       Постой-ка, брат мусью!

Что тут хитрить, пожалуй к бою;

Уж мы пойдём ломить стеною,

Уж постоим мы головою

       За родину свою!

Два дня мы были в перестрелке.

Что толку в этакой безделке?

       Мы ждали третий день.

Повсюду стали слышны речи:

«Пора добраться до картечи!»

И вот на поле грозной сечи

      Ночная пала тень.

Прилёг вздремнуть я у лафета,

И слышно было до рассвета,

      Как ликовал француз.

Но тих был наш бивак открытый:

Кто кивер чистил весь избитый,

Кто штык точил, ворча сердито,

      Кусая длинный ус.

И только небо засветилось,

Всё шумно вдруг зашевелилось,

      Сверкнул за строем строй.

Полковник наш рождён был хватом:

Слуга царю, отец солдатам…