Пришла как-то Снежная Королева к Бабе Яге и говорит:

– Кай от меня ушёл. Увела его Герда проклятая. И никто! Никто меня не любит! – Королева даже реветь начала.

Бабуся, тот ещё психолог, ей и отвечает:

– Погодь! Не плачь, горемычная. Помогу я тебе. С тебя тыща за час. Договорились?

Снежная кивнула и села в бабкино кресло.

– Э-э-э, милая, двинь задком. Это моё кресло. Садись вон на диванчик. Мои клиенты на диванчике расслабляются. Фрейда, что ль, не читала?

Снежная Фрейда не читала. Она всё больше по Ницшам да Пастернакам. Но бабку ослушаться на этапе предконсультирования не посмела.

Бабка повелела диванчику перейти подальше от печки, и Королева спокойно и почти безвольно окунулась в мягкость дивана.

– Ну, болезная, на что жалуемся?

– Так я ж говорю, не любит меня никто.

Хотела бабка сказать банальное «а сама-то себя, милая, любишь?», но осеклась. Раз пришла за помощью, значит, любит.

– Когда ты впервые почувствовала, что тебя никто не любит?

– Сразу, как Андерсен меня написал.

«С Хансом я поговорю», подумала бабка. А вслух сказала:

– А что ты почувствовала в этот момент?

Снежная хотела заморозить бабусю за въедливость, но потом поняла, что кроме Яги ей никто не поможет. Кощей в оплату запросил её честь девичью, а европейские плату в еврах выкатили такую, что даже королеве в тягость. Придётся терпеть старуху.

– Что почувствовала? – Королева задумалась. – Холод, мороз и характер нордический. Так я думала, что так и надо. Я ж королева! Снежная! Все меня боятся. Бровью шевельну – все вмиг по струнке. Подбородком поведу – бегом дела делают. Боятся. Уважают.

– На кой тебе их любовь сдалась? Полюбят – порядку не будет.

– Их любовь мне не нужна. Слуги на то и слуги. Мне б душу родную рядом.

– А зачем тебе это?

– Холодно мне.

– А растаешь? Вон Снегурка растаяла опять. Каждое лето одно и то же. Бабка с дедкой уже умаялись лепить. Лучше б увнучили кроху из приюта.

– Им по возрасту не позволят.

Бабка хотела было посоветовать, чтоб шла к старикам внучкой или дочкой приёмной, да вовремя вспомнила: психологи не советуют, психологи спрашивают. «Тьфу ты! Баба Яга я, а не психолог!» Но советами сыпать не стала.

– Ладно, родимая. Кто и на кой тебе нужен?

– Я ж сказала. Родная душа.

– Души разные бывают. И родные тоже не одноликие. Вот те бумажка, перо, – бабуля жестом пригласила Снежную к конторке. – Пиши вверху, в самой серёдке: «На кой мне родная душа рядом?». Молодец, аккуратный почерк, – сказала бабуся, а про себя подумала: Хоть и острый слишком.

Снежная от похвалы зарделась. Не так, что бы в полный румянец, но лёгким сиренево-розовым налётом на скулах. И застаралась ещё больше.

– Та-а-ак, написала. Теперь дели на три колонки. В первой – «Вред от родной души». Во второй – «Способ нейтрализации»…

– Умертвить, что ли? Зачем мне заводить родную душу? Для игры «завела-убила»? Я ж не царица Тамара.

– Сошлися на свадьбу ночную, на тризну больших похорон, – процитировала Яга. – Ну, Тамарой тебе не быть. У тебя своя сила. А нейтрализовать можно и без убиения. Пиши в третьей колонке – «Польза от родной души».

Королева старательно написала. Без клякс и ошибок. Бабка выдала второй листок и продиктовала дальше: «Что я могу дать родной душе?»

– В смысле? И так понятно! Золото, бриллианты, Куршавель.

Бабка хмыкнула. Куршавель! Са-Феррадура – вот эталон. Но промолчала. Бабка умела молчать, от того и жила неведомо сколько. Иссохлась, правда, вся. Но это мелочи. Душа у Бабы Яги была молодая.

– Золото, брильянты нужны прилипалам твоим да служивым людям, а родной душе ты нужна. С твоей душой касанье. Ферштейн?

– Не позволю, чтоб к моей душе касались! Накасались уже сапогами грязными.

– А с этого места поподробнее, пожалуйста.

Здесь мы оставим сказочную парочку на время. Всё-таки конфиденциальность консультации никто не отменял.

Через полтора часа Королева, вся зарёванная, утиралась белоснежным рушником и всхлипывала на остатке.

– Спасибо, Ягуся. Что б я без тебя делала?

– Людей бы без разбору морозила. А сейчас выборку будешь делать. Ты, Королева, молодец! Мозги есть, душа, как оказалось, тоже. Ладно-ладно, не дёргайся. Всегда знала, что у тебя душа широкая. И Дед наш Мороз говорил. Хвалил тебя. Всё у тебя будет хорошо. Кстати, с ним поближе познакомься. Мужик он хороший. Неженатый.

Снежная успокоилась. Даже заулыбалась какой-то лёгкой светлой улыбкой из несуществующего в её жизни детства. Вздохнула глубоко, как бывает после хорошего плача. И спросила про оплату.

– Ну дык, два часа с тобой поработали. Две тыщи рублей.

– Тебе на карту?

– Не-е-е, налом. И сейчас.

«Знаю я вас» прочла в её глазах Снежная.

Королева оплатила счёт и вышла походкой женщины, которой предстоит большое, долгое счастье.

Баба Яга проводила гостью, припрятала деньги в шкатулку и пошла по хозяйству.

«На кой ляд мне рубли? Что я с ними в лесу буду делать?» Баба Яга скользнула взглядом по амбару, полному припасов, и повернула к курятнику. «Ладно, рубли – тоже деньги. Может, съезжу куда? Или ещё что?»

«Лешенька, ты тут?» – она мысленно позвала мохнатого друга. Леший откликнулся «тут» и перешёл на явный язык:

– Тута-туточки, родная. Как твоя первая гостья?

– Ладная получилась. Поговорили по душам.

– Не морозила тебя Королева?

– А что ей меня морозить? Девица она умная, толковая. Лешенька, а чегой ты с лукошком?

– Я те грибочков принёс.

– На кой? У меня и так ломится! Благодарствую, конечно, но куда мне столько? Уж и сушёнку распихала повсюду. Места нету больше.

– Я тебе ещё один амбар построю. И погреб скопаю. А ты пока на кухню отнеси. Этой зимой тебе много запасов понадобится. К весне бы чего осталось!

– С чегой вдруг?

– Слышал, как Снежная ушла довольная, значит, скоро и другие о тебе прослышат. Будешь принимать гостей отовсюду. Здесь сказки хоть и близко живут, однако ж и которые с ночёвками останутся. Кормить-угощать, привечать надоть будет. Да и я на твои разносолы любитель.

Яга застыла в удивлении. «Гости? Ладно. Гости так гости. Чему быть, тому пусть и будет».

«Вот и славно», – откликнулся Леший.

Весть о появлении мудрой Бабы Яги разлетелась сороками. Но гости пошли не сразу. Сороки и не такое могут настрекотать, надо ж проверить.

Первой пришла Пеппи Длинныйчулок.

– Чего орёшь, как оглашенная? Туточки я! – Баба Яга вышла из-за печки. – Не тереби метлу! И ступу не трогай! Поставь блюдце на место, яблоко не про твою честь. Телевизор это мой. Ишь ты! Прятать от неё всё надо. Поди, не три года, девять уже.

Бабка ворчала на рыжую девчонку, у которой любопытства было два мешка и три пакета.

– У тебя, фру, тут так интересно! На моей вилле Курица тоже разного много, но ты, фру… Или ты фрекен? – Пеппи вдруг задалась вопросом о бабкином семейном статусе.

– Не твоё дело, пигалица, – по-доброму хмыкнула бабуся. – Чего явилась? Зелье какое надо от бурчания в животе? Или, может, отворот-приворот? С родителями приходи, детям зелья не даю.

– Сирота я.

– Не ври, рыжая. Папа у тебя король на негритянском острове. Да и вижу я, что не за зельем пришла. Надо чего?

– Снежная с Морозом счастье нашла, я тоже хочу.

Бабка вошла в лёгкий ступор.

– Ты ж маленькая. Ничо сделать не могу, Астрид тебя такой прописала. Тебя ещё столько детей и взрослых читать будут, не стану им картину мира портить.

Пеппи подошла к русской печке и стала водить пальцем по свежей побелке. Послышалось недовольное сопение и тихое бурчание под нос.