– В вытрезвитель на станции. Полежит до вечера, не беспокойтесь, привезем на товарищеский суд вовремя, – с этими словами он сел в уазик и уехал.

Лиза помахала вслед машине, утерла слезу краешком платка и поплелась на ферму. По пути на работу она прошла мимо клуба, где уже висела только что выпущенная «молния» (еще виднелись следы свежей краски). «Позор пьянству и тунеядству! В 19:00 в здании сельского Дома культуры состоится слушание товарищеского суда над гражданином Ибрагимовым…» – кричала надпись на афише.

Дома старуха что-то старательно выводила арабской вязью на клочке бумаги, а девочка наблюдала за ней чуть дыша.

– Вот, Зайтуна-кызым, это обереги – молитвы такие, – объясняла она внучке. – Пускай стращают и говорят, что Бога нет, а ты их не слушай. В одно ухо пусть влетает, а с другого вылетает. Аллах, он все ведает, – пожилая женщина многозначительно подняла указательный палец вверх и застыла.

– Алла, – пролепетала Зайтуна, протягивая за бабкой пальчик вверх.

– Молодец! – одобрительно кивнула ей бабушка. – Ты у меня все понимаешь, пусть мало говоришь. Никого не слушай, только меня. Вот они сломали мечеть, склад из нее сделали. В той мечети твой дед и прадед служили верой и правдой. А теперь на́ тебе – нельзя! А народу где молиться, у кого просить? На знамя красное? – вопросительно посмотрела она на ребенка, девочка лишь молча потупила глаза.

– Наш народ привык молиться. Мы не можем без этого. Вот и идут они теперь украдкой ко мне. Сами-то читать Коран не умеют, молиться разучились, да и нельзя вслух. Я и пишу им «дога»20. Чтобы дома мир да лад был, шамаиль на стену повесить надобно, – она показала крючковатым пальцем на картину, – от порчи и сглазу своя дога, на удачу – своя.

Девочка внимательно слушала и следила глазами, не упуская из виду ничего, на что указывала старуха.

– Смотри, – продолжала бабушка, – это чулпы, – она потрясла своей черной с проседью косой, а на кончике звонко зазвенели монетки и металлические треугольники, привязанные к ней разноцветными лентами. Бабушка взяла один и ловким движением открыла его. Зайтуна от удивления раскрыла рот – внутри лежала крохотная бумажка.

– Здесь тоже дога, – пояснила бабка. – А это изю, – развернула она хлопковую ткань и подняла кончиками пальцев красивый нагрудник, расшитый блестящими медными монетами, немного тряхнула, отчего он тихонько звякнул, и приложила на грудь. – Вот так, его носят на груди, поверх платья. Такой будешь носить, и никакой дурной глаз не страшен.

Зайтуна потянулась к нагруднику, но бабка успела спрятать все обратно в платок.

– Подрастешь – все тебе отдам. А пока вот что: есть у меня дога и для твоей мамы, – с этими словами она протянула внучке темный холщовый треугольник. – Подложи его ей под подушку, когда будете спать ложиться. Не станет мамки твоей, будем жить втроем.

Сегодня на ферме все работали быстрее, чем обычно: людям не терпелось поскорее управиться с делами и пойти в клуб, на суд. Поселок был маленький, концерты случались редко, разве что раз в год на Сабантуй. Поэтому товарищеский суд над вулканизаторщиком Шакиром Ибрагимовым был настоящим событием для деревни.

«Ты смотри, как бегают, – удивлялась про себя Лиза. – Как же народ чужому горю радуется».

– Давайте, девки, поживее! – подбадривал бригадир смены Кочубеев. – Опоздаем же!

– Не боись, Кочубей, без нас не начнут, – ухмыльнулась доярка Асия.

– Это верно, – согласился бригадир, – без Лизы никак нельзя.

Когда в полседьмого они подходили к зданию клуба, народ уже толпился у парадного: мужики курили папиросы, а бабы сплетничали. У Лизы горело лицо – стыд-то какой! Ей казалось, что все взгляды устремлены на нее и разговоры – все о ней. Вот подъехал уазик, два милиционера под руки завели Шакира, и народ повалил вслед за ними.

За столом, покрытым красной скатертью, восседали председатель Гараев, старший лейтенант Привольный и бригадир Кочубеев. За их спинами нависало огромное знамя с лозунгом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», чуть ниже рукописный, наспех начертанный красной краской: «Долой пьянство и тунеядство!»

Отдельно от всех перед зрителями сидел, понурив голову, Шакир. Лиза смотрела на него из первых рядов. Председатель громко откашлялся и начал:

– Товарищи! Мы с вами собрались сегодня, чтобы рассмотреть дело о систематическом пьянстве и нарушении трудовой дисциплины вулканизаторщика колхоза «Путь Ильича» Ибрагимова Шакира. Наш колхоз – передовик Октябрьского района. Неужели мы с вами позволим таким пьяницам и тунеядцам, как Шакир, позорить его?!

– Нет! – послышалось тут и там.

– Наш район был дважды удостоен переходящего Красного знамени обкома КПСС, Совета Министров ТАССР и областного совета профсоюзов. В этом есть и наша заслуга! Общими силами и честным трудом завоевана эта победа. Так неужели же мы позволим отдельным единоличникам топтать наше честное имя в грязи?

– Не позволим! – выкрикивали на местах. – Гнать его из партии, с колхоза…

– Долой! Позор! – гудел народ.

– Тише, товарищи! – призывал к спокойствию милиционер. – Так вы делу не поможете.

– Давайте же дадим слово гражданину Ибрагимову.

– Нечего мне сказать, – тихо ответил Шакир. – Виноват, делайте со мной что хотите.

– Вот он какой! – вскочил предколхоз Гараев. – Делайте что хотите? Ни стыда, ни совести у человека!

– Да разве ж это человек, это трутень! – донеслось из глубины зала.

– А мать его и вовсе язычница, молитвы с оберегами за деньги раздает, – выкрикнул противный женский голос из зала.

– Ой! Не ты ли, Анниса, к нам за оберегом посреди ночи прибегала, когда у малых зубки резались? – вступилась за свекровь Лиза. – Так я ей передам твою благодарочку!

– А что сразу я, – разволновалась женщина. – Я же ничего такого. Антисоветчина ведь!

– Ты это, давай не перекладывай с больной головы на здоровую! – рассердился бригадир Кочубеев. – Антисоветчина, тоже мне, смотрю, умные все стали! Мы тут из-за нашего товарища собрались, а не старух уличать.

Гомон голосов утих. Начали вызывать всех, кому есть что высказать по существу дела. Желающих набралось с десяток: соседи, товарищи по смене, каждому нашлось что сказать. Все журили и стыдили своего товарища так, словно сами никогда не оступались. Те, кто еще вчера вместе с ним выпивали, сегодня называли Шакира пьяницей, дармоедом, трутнем и тунеядцем. Он все сидел с поникшей головой и молчал. Лизе было обидно, но ждать заступничества было не от кого.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.