– Что за бардак, – испуганно шепчет крими.

Справа и слева у курсанта высотки, а далеко внизу удивлённые горожане, должно быть, задрали головы. В Крепости хорошо тренируют будущих наблюдателей, только там под ногами – земля. Кряж зажмуривается и представляет плац. «Внизу земля», – шепчет он. Она слишком низко, вот и всё. «Смотри в небо», – приказывает он себе и ловко перебирает руками, двигаясь к кабинке. Ветер бьёт его, надеясь сорвать с троса, как лист с ветки дерева. Но Кряж лишь прячет лицо, утыкаясь носом в рукав. Как только порыв стихает, он нащупывает ногами свою тонкую дорожку и двигается дальше, быстро и осторожно. Рабочие смотрят на него со станции, затаив дыхание. «Не смотри под ноги» – твердит про себя курсант. Он поднимает глаза вверх. Над ним по серому небу ветер гонит плотные, светлые обрывки облаков. Красота! Теперь он совсем близко к кабинке, и надо быть очень осторожным. В Кряже просыпается азарт. Он ждёт, пока кабинка почти перестанет раскачиваться, и закидывает ноги в проём окна. Фантазёр и Прыть помогают ему забраться внутрь. С минуту Кряж сидит на скамейке, рассматривая свои порванные перчатки, а потом ласково касается Ночи.

– Что с тобой, – обеспокоенно шепчет он.

Прыть, который с интересом и завистью наблюдает за этой сценой. Ночь дёргается, но Кряж ловко хватает его и прижимает его к своему браслету.

– Со… уста… установлено. Требуется диагностика, – сообщает дрон.

– Эх, ты, – вздыхает Кряж и командует, – За мной.

– Принято, – уже уверенно рапортует Ночь.

Пора! Ладони Кряжа саднит, но он подсаживает Прыть на окошко. Тот, бледный, но улыбающийся, отлично понимает опасность. Он вытирает руки о куртку, хватается за верхний трос, а ноги ставит на нижний. Крими двигается ловко и быстро – и через несколько минут он уже на станции, раскланивается перед рабочими, а те смеются. Теперь Фантазёр. Кряж выпроваживает за окошко Ночь и внимательно смотрит на библиотекаря, на всю его неровную, хилую фигуру. Фантазёр, кажется, всё понимает.

– Ступайте обратно, господин – дрожащими губами шепчет он.

Кабинка снова покачивается, курсант подходит к окну, держась за стенки. Совсем недалеко, со станции, на него странно, испытующе смотрит Прыть.

– Лезь мне на спину, – говорит он Фантазёру, чуть обернувшись.

– Ты смеёшься? – тот в изумлении забывает про статус курсанта Ордена.

Но Кряж хмурится: он никогда не шутит. Библиотекарь садится на скамью и демонстративно вцепляется в неё руками. Тогда курсант хватает его за шкирку, тащит к окну и указывает вниз, на разбитую кабинку:

– Видишь?

– Я не удержусь на твоей спине! – протестует библиотекарь

– Я тебя привяжу. Иначе никак. Вагон дальше не поедет.

Фантазёр хватается за свои жёсткие волосы и молчит. Кряж быстро вытаскивает из-за пояса тонкий шнур, которым положено связывать буйных горожан. Через несколько минут всё готово, и библиотекарь сидит на спине курсанта, накрепко к нему привязанный.

– Только ты ещё подведи, – угрожающе бубнит курсант себе под нос, и шнур затягивается ещё туже.

Кряж ставит одну ногу на окно. Так, теперь левую руку за раму, правая на трос. Фантазер молча сносит толчки и удары, но Кряж чувствует, что ладони библиотекаря влажные и неприятно холодные. Курсант перебирает руками, но его ноги то и дело теряют тонкую опору, а Фантазёр вцепился в его плечи. Кряж прикрикнул бы на него, но его дыхание сбилось, тело немеет, а ладонях болят всё сильнее. Он не рассчитал.

Как во сне Кряж видит перед собой Ночь. Дрон уже возле станции, но порыв ветра кидает его в стальную опору, а оттуда машинка, неловко кувыркаясь, шлёпается на землю и рассыпается осколками. В этот момент улица качается под курсантом, его сердце сжимается от внезапного горя, тело тяжелеет. Он чуть закидывает голову и жмурится, судорожно сжав руки. Ему кажется, будто ветер сейчас оторвёт его от троса.

Горожане видят, как на верёвке, будто нарисованной на белых, спешащих облаках, застыла массивная фигура канатоходца с привязанной к спине ношей.

– Он пойдёт? – тревожно спрашивают они друг у друга.

– Чего он там?

– Эй, парень, скорее!

– Ему плохо?

– Упадут!

Кряж двигается всё медленнее. Он устал, по его лицу течёт пот, ладони вот– вот соскользнут.

– Трус! – вдруг взвизгнул на всю станцию Прыть, – Двигай, слабак! Или всю Крепость скорчит от стыда за тебя!

После упоминания Крепости все отшатываются от Прыти, и даже Кряж перестаёт смотреть вниз, на улицу, на осколки и искореженную, упавшую кабинку. Он смотрит на Прыть, и тот ловит его взгляд. Этот упорный взгляд словно заставляет его нащупать ногами натянутый трос и осторожно встать на него. Теперь Кряж видит только Прыть.

– Ну, миленький, – протягивает руку крими, – ну ещё шажок. Смотри, как я близко.

И Кряж, в упор глядя на него, тяжело шагает по тросу. Своим неподвижным лицом и маленькими глазками курсант напоминает носорога из старинного фильма. Браслет на его руке предупреждающе вибрирует: преданный День держится из последних сил, не давая ветру сбросить всех вниз. На высоте, над необычно пустой площадкой будто бы происходит схватка между Прытью и Кряжем. Они напряжённо смотрят глаза в глаза, и курсант весь красный, но странно спокойный, а челюсти его крепко сжаты. Крими, напротив, кривляется от души. Он сыплет ругательствами, стараясь разозлить Кряжа:

– Свиная шкура! Луковый огрызок ты! – азартно частит крими, – Никчёмная, железная башка!

Публика внизу не смеётся и не возмущается. Горожане будто застыли единой массой и ловят каждый звук, каждое движение этой маленькой драмы.

Подбадриваемый в таком духе, Кряж преодолевает последние метры и падает на пол станции. Когда он с привязанным к спине Фантазёром достигает платформы, толпа внизу восторженно шумит и свистит.

– На тебе! – подскочил Прыть к самому краю станции, – Что, улизнули от тебя? Смотри!

Он вытянул вверх руку со сложенным кукишем, а затем отскочил от проёма и сделал сальто. Смотритель осторожно подошёл к краю посмотреть, с кем разговаривал парень. Но там всё как обычно: снизу гудела площадь, по её краям теснились стены небоскрёбов, а над ними нависало плотное, серое, ветреное небо.

Кряж хриплым голосом отдал распоряжение – и шнур соскользнул на пол, отпустив Фантазёра. Над библиотекарем хлопотал медбрат и служители канатной дороги. Кряж медленно пошёл по площадке в странном отупении. Казалось, он не слышал ни грома аплодисментов с улицы, ни поздравлений вокруг себя. Будто не его сейчас обнимали и похлопывали по спине. Он помнил только, что должен сейчас вернуться вниз, к офицеру.

А Прыть, забытый и оставленный всеми, медленно сполз по стене и закрыл лицо руками.

За то, что Ночь разбился, Кряж просидел в карцере месяц. Но после наказания он снова мог выходить из Крепости. Как-то раз у него выдались свободные часы, и он отправился посмотреть, как чинят наружный лифт неподалёку, а заодно купить разноцветных сахарных конфет. Кряжу нравилось смотреть, как трудится население города. Они были смешные, эти рабочие: то и дело переговаривались, шутили, а то и ели на ходу. Курсант занял позицию на одном из навесных мостов и с любопытством наблюдал за тем, как на земле, в пыли снуют шумные «дорожники». Он услышал шарканье по мосту и обернулся. Недалеко стоял калека: рыжий, лохматый парень, что сидел на его спине в тот самый день.

– Спасибо тебе, – широко улыбнулся он, – Я только это и хотел сказать: спасибо.

На Кряжа нахлынули неприятные воспоминания, он угрюмо смотрел на рыжего. Курсант уже хотел отвернуться, но заметил, как из-за угла за ними наблюдают две девушки. Одна из них смотрела прямо на него, но, смутившись, отвела взгляд. И с того времени Крепость больше не владела им.

Кряжу нравилась эта компания: их споры, тайная живопись в библиотечной подсобке, наивность и беззащитность. Новые друзья показали ему, что Котлище может быть другим – и это ошеломило курсанта. Он то упивался новой дружбой, то вспоминал, что дороги у него и у них – разные. Больнее всего Кряжу становилось, когда он думал, что когда-нибудь Ундину нужно будет оставить. Острое отчаяние от мыслей о будущем сменялось грустью, чувством обречённости и страхом. Раньше мечты приносили только удовольствие, надежду и гордость. Неужели теперь судьба ставит перед ним выбор: Орден или Ундина? Неужели скоро – всё? Наблюдатели посмеивались над курсантами, они уже не вспоминали о своих горестях. Когда-нибудь и у него всё отболит.