«Она протянула руку, прикоснулась к моему сердцу, а я не поняла, испугалась, не удержала, а могла… Могла? А если бы я была рядом и не пустила? Только лишь минута упадка сердечной деятельности, и никого не оказалось рядом именно в такой момент! А я дрыхла и расслаблялась в эротических сновидениях, и только перед самым своим концом мама смогла постучаться в мою эгоистичную убогую черепушку».
Зачем же мама сбросила вниз за ограждение лоджии свой сигнальный персональный браслет? Хотя могло быть и такое, что он просто соскользнул с её похудевшего запястья, когда она любовалась рассветом. Неправильно был отрегулирован, а никто не удосужился проверить.
«Если бы я не вела себя как похотливая ослица»… а если мама поступила так сознательно? Посчитала себя окончательно выздоровевшей и хотела прогуляться по утреннему парку как полностью прежний человек, сбросив с себя символ боли и неволи.
Накануне вечером Ксения решила, что на сей раз, поскольку ей предстоял не санкционированный никем визит на закрытый космодром, она обязательно навестит маму, но уже вечером. Поскольку мама вставала очень рано, то обычно и ждала дочь, навещавшую её перед началом своих занятий в Университете. Они вместе пили чай, и Ксения, довольная, что у мамы дела идут на лад, подбодрив маму, напитав её собственной молодой силой и уверенностью, отправлялась на учёбу и к прочим своим делам – суетам. Поэтому Ксения тоже привыкла вставать рано, а тут, промаявшись всю ночь, вдруг уснула под утро, едва не упустив и сам момент отлёта Рудольфа с Земли.
Всю жизнь впоследствии Ксения помнила тот сон. Предатель и распутник не дал спасти маму, неся вину даже за её сны. Ведь из-за него она отменила свой привычный распорядок. Всю ночь мысли о нём изводили тоской, крутились вокруг него, а потом он и втянул её в то озеро, где когда-то они искупались после прогулки по сосновому бору и блужданию на лесной вырубке. Там выросла невероятно-сочная дикая малина. В воде они устроили шумную возню с его смехом и с её визгом, поскольку ей не хотелось там плавать, а он тащил на глубину. Не хотелось, чтобы волосы намокли, поскольку погода не была жаркой. Кто-то смеялся и аукался из глубин бора, или же это разбуженное эхо с готовностью отзывалось из своего незримого гнезда на их жизнерадостные вопли. Пессимистичный прогноз на будущее дала вдруг откликнувшаяся кукушка из верхних далёких измерений леса, хотя её никто ни о чём и не спрашивал, если вслух.
– Я не верю ни в какую народно-историческую мистику! Не верю тебе, лесная потаскушка, бросающая своих детей! -а про себя загадала, сколько лет им отмеряно вместе жить-поживать? И получила. Три раза ку-ку! – и молчок.
– Курица ты еловая, а не пророчица!
Рудольф обхватил её и утаскивал с мелководья, смеясь над досадой Ксении. Умилялся её очевидной вере в пернатую зловредную пифию. Ах, как было им хорошо! Как был он мил и весел. Родной, созданный только для неё, предопределен Свыше. И она висла на его надёжных плечах, ничего не боялась.
За что и рассвирепел на неё тайный дух озера, холодный и стерильный, но введённый в соблазн молодыми любовниками. Той любовью была переполнена настолько и недавняя ещё реальность, а как будто давным-давно, за тем самым «горизонтом событий».
Сегодняшний сон ясно говорил о необратимости свершившихся событий. Человек из сна, сотканный из её собственных информационных потоков, из сознательных и бессознательных представлений, полностью совпадал с настоящим, находящимся в данный момент на космодроме. Он будто не имел отношения к тому, кто до сих пор также пребывал в ней, в тех же её информационных потоках, и настолько, видимо, успел совершить необратимый заплыв, что и во сне куда-то ускользал своим лицом. Будоражил прикосновениями, но не давал себе ответить. И всё равно, он был главнее всего для неё, в снах ли, в бодрствовании ли, в то время как больная мать одна барахталась в своём предсмертном ужасе. Ладно, отец – пусть он останется навсегда с не искупаемой виной, но она, она-то, единственная дочь…
Мама Ника
Всё произошло быстро, даже внезапно. Мама просто легла поперёк постели, чтобы уже никогда не встать. Всего за несколько минут перед фатальным приступом она босиком, но в нарядном платье с фиолетовым ирисом на груди, выходила на смотровую лоджию, после чего заказала себе чай у обслуживающего робота. Вот, вот, это и был тот самый временной интервал, когда они с мамой пили вместе чай. Но утром дочка и не явилась.
Мама спросила у дежурившей девушки-практикантки через визуальную связь, – Можно пойти сегодня погулять без обуви
– Не знаю, – ответила удивлённая практикантка – первокурсница Медицинской Академии. Летом студенты проходили практику в лечебных центрах, ухаживая за больными.
– Жара стоит. И чему бы прогулка может повредить? Последнее желание смертника – закон, – как бы пошутила мама. – Мне неодолимо хочется ощутить ступнями траву и песок. Мне станет легче. Я чувствую.
Она собиралась на свою несостоявшуюся прогулку как на свидание. Даже большую брошку в виде аметистового ириса прицепила к груди…
И позже Ксения убрала драгоценность в её гробовой контейнер, как просила мама. Зачем? Рецидив язычества или вера, что маме было так нужно? Первый подарок отца, он был испепелён в подземной плазменной печи вместе с окоченевшим и безжизненным телом мамы…
Отцу сообщение передали сразу же, но он отчего-то решил дочь до времени не тревожить, не будить, понимая, что уже ничего нельзя изменить. Оттягивал страшное известие, жалел её, хотя чего уж…
Сам же, прежде чем отправиться в медицинский Центр, помчался в степи, где располагались космодромы. У него был ответственный инструктаж экипажу, отбывающему через несколько земных недель к звезде Магниус, к планете Трол или Паралея. Так называли её местные жители. Там находилась военная база особого типа, в которой помимо исследователей обретались также провинившиеся в том или ином проступке земные космические вояки, где они служили свой исправительный срок. Ещё на Земле они могли отказаться от штрафной командировки сроком в два земных года при условии навсегда покинуть космическую структуру.
Но Радику никто подробностей не открывал. Для него подлинный статус военной секретной базы являлся закрытой информацией, поскольку сам он стал объектом мести со стороны отца Ксении. Радик возомнил себя героем-космодесантником, наделённым ответственным заданием освоения дальних миров. Так оно и было, но лишь наполовину, а на другую половину по-другому.
Ксения не сразу решилась его спасти, объяснив про ловушку. Сначала молилась, пропади! Распылись в вакууме! Расшибись при жёсткой посадке с последующим испепелением! Выбор был не простым. С одной стороны, любящий отец-лжец, с другой стороны изменник возлюбленный. И тот, и другой пропахали её жизнь как гусеницами инопланетного вездехода, вывернув ровную и нежную, изумрудную луговину ухабистой и вязкой чернотой наружу.
Отмечая, что независимо от её лихорадочных сборов, идёт в ней поток размышлений о маме, вызванных собственной утренней забывчивостью о том, что мамы дома нет, а показалось, что она тут, Ксения ничего ещё не знала о внезапной её смерти.
Она будто улавливала колебание воздуха, производимое маминым любимым домашним платьем, похожим на кимоно с картинами, буквально рядом за своей спиной и, оборачиваясь, никого не видела, что было и естественно. Но кто-то вдруг зазвенел чашками на кухне, а робот был введён в спящий режим, чтобы не путался под ногами, наводя никому не нужную чистоту. И чашки, две, так и валялись там с кофейным осадком на дне.
– Мамочка, я сразу, как только. К тебе, моя ласточка, подожди. Я же понимаю, что зовёшь. Но, он же идиот! Бежит в приготовленную ловушку, как к торжественному финишу. Да! Награда ждёт своего героя.
Вызвав общественный аэролёт, Ксения нажала навигатор, задав координаты назначения. В салоне валялись освежающие конфеты, женская сломанная заколка в виде перламутрового аммонита, похожего на ту самую дыру-аттрактор, засасывающую её во сне. Плохой знак! Кто-то уже подбрасывал ей зримые и вовсе не пустяковые, а именно знаки судьбы. Стоял запах резкого мужского дезодоранта от пота. У Рудольфа никогда не было столь безвкусных и резких средств от пота, хотя его подлинный запах был для неё самым изысканным из всех запахов на свете. Родным, ароматом любви. Ксения ощутила, что её качнуло вниз всем существом, словно некий люк без дна открылся под ногами. Но нет! Аэролёт дурил, раздолбанный и старый.
