– Тебе выделили место здесь, – объяснял Франк, – пока. Здесь очень благоприятный климат. А там, я не знаю, где вы будете жить уже вместе.

Так случилось, что доктор стал её гидом. Бродя в спортивном комбинезоне среди улиц небольшого города, Нэя понимала, что её наряды будут выглядеть здесь странно. Она упросила Рудольфа при подготовке к отлёту разрешить ей взять с собой свои одеяния, упаковать их в её личный контейнер. Одежда земных женщин ей не понравилась, как и они сами. С грубоватыми лицами, слишком чёткими и резкими на её взгляд. Многих отличал высокий рост, порой превосходящий и крупных мужчин, длинные ноги и большие ступни, и движения тоже были резкие, хотя и быстрые. То, что украшало мужчин, огрубляло женщин. Одежда показалась безвкусной, неинтересной, лишённой индивидуальности, и сами они все казались похожими друг на друга безразличными, иногда улыбчивыми, иногда строгими, зачастую некрасивыми лицами. Лица девушек, женщин порой и не отличались от лиц юношей или мужчин. Причёски у многих были тоже короткие, совсем мужские. А у мужчин наоборот, волосы иногда мотались ниже плеч. Головные уборы носили не все, но все они поражали своей нелепостью, абсолютно не различимые по половому признаку. Когда такое существо в шортах, в кепке с козырьком от солнечного света, в бесформенной рубашке и несуразной по виду обуви, широкоплечая, с мускулистыми ногами проходила мимо, Нэя не сразу и понимала, кто это? Парень или девушка? Порой субтильный парень и крепкая девушка казались одного пола, абсолютно неотличимые друг от друга ни по походке, ни по выражению лица, ни по одежде.

Несомненно, они отлично разбирались в нюансах собственных одеяний, как и во внешних, возрастных и прочих особенностях друг друга, но Нэя, потрясённая, захлебнувшаяся, ослеплённая новым миром, когда видела их во множестве, ничего этого не улавливала, кроме того, что они одинаково чужие, неразличимые индивидуально, ничуть не кажущиеся добрыми или красивыми. Она ощущала только одно, она их не любит и не полюбит никогда как некую единую общность. Она им не нужна, а они не нужны ей. Она совершила некую непоправимую ошибку.

Она не отдавала себе отчёта, что основным чувством, её заполняющим, была ревность к земным женщинам. Ей было просто необходимо обесценить их всех и сразу. Их так много, а она одна против всех, маленькая смешная инопланетянка, красота и необычность которой казалась неоспоримой ему лишь там, на Паралее. А как будет здесь?

Её сознание словно закрылось и отбрасывало от себя груду непривычных впечатлений, принимая и сортируя только малую часть из всего того, что явила ей Земля. Редко кто из девушек ходил в платьях, в основном в брюках или в короткой версии брюк – шортах. Те же майки, рубашки, что и на мужчинах. Не было вышивки, кружев, бантов, пышных каскадов юбок. И во всей их пестроте царило удручающее однообразие. А вот она покажет им всем, что такое истинный женский шик, без крикливого вызова, без вопиющего безвкусия, без перехлёстов и эпатажа, но волшебное по своему воздействию не только на зрение, а и на саму душу. Всё также, как было и на Паралее. Фея, спустившаяся к ним со звёзд, научит их пониманию того, как важно всякой девушке, женщине облачаться не в стандартную экипировку, типа необходимой упаковки для сокрытия своей первозданной наготы, а в платья, не отличимые от цветочных лепестков, от оперения птиц-ангелов, пусть и созданных из банального текстиля.

Женщина – вдохновительница любви, подательница жизни и её охранительница обязана быть украшением мира, как и замыслила её Мать Вода. Надмирный Свет не желал создавать разумных существ в вещественном воплощении, и тогда Мать Вода пошла против его воли. Она вошла в связь с Чёрным Владыкой, давшим их совместным детям зримую телесную форму. Она наделила их красотой, быстротой, переменчивостью, вечным устремлением куда-то за пределы их ограниченности, а он, отец – дух планетарных недр своей огненной страстностью, неудержимостью желаний, но и грубостью, губительной тягой давить и корёжить всё живое и трепетное, проявленное порой в тех или иных их совместных порождениях. Надмирный Свет пытался и пытается одарить по возможности всякое творение своей своенравной жены одухотворённым светом, глубоким разумом, осмысленным отношением к тому, что и есть жизнь как диковинная ценность Вселенной, пусть и обречённая пока что на разрушение под воздействием излучений тёмного и таинственного Энтропизатора…

У Земли был свой Владыка планетарных недр, своя Мать Вода, но это их пространственно разнесённое проявление в живых мирах не меняло нисколько их сущностного единства. А Надмирный Свет, Он пребывает над всеми мирами как Отец и Охранитель, как Тот, кто ожидает разумные души, временно заточенные в непрочную телесность, в своих вечных Надмирных селениях.

Она вздрагивала при одной лишь мысли об облике Чёрного Владыки, утешаясь лишь тем, что земной Чёрный Владыка её не знает, поскольку не имел к её порождению никакого отношения. Или же имел? Если её бабушка по матери Ксенэе была пришелицей с Земли?

Она отмахнулась от собственных метафизических изысканий, которые, как известно, и более мудрых людей заводили в тупики.

Куда как любопытнее было погрузиться в тонкости земной моды. Как выяснилось, для любителей творчества и всевозможного рукоделия существовали специализированные супермаркеты, и доктор помогал ей приобрести там то, что ей казалось необходимым. Даже неописуемый шедевр – робота швею, машину удивительную в простоте и быстроте своей работы. И пока Нэя осваивала это чудо, которое Франк обозвал её «домашней подружкой Машей», месяц прошёл незаметно. Франк вместе с роботом-курьером привозил ей коробки с едой, сама же Нэя не желала никуда выходить, ожидая Рудольфа. Чтобы избежать избыточного наплыва впечатлений, она инстинктивно сузила формат своей жизни, психика сама себя защищала, диктуя ей замкнутый режим существования, а Франк ни к чему её не принуждал.

Придя как-то вечером и найдя Нэю в лоджии, застывшей перед закатом, будто кто-то разбил диск солнца и взбил из него оранжевую небесную яичницу, Франк предложил ей прогуляться в тихий и малопосещаемый ближайший ресторанчик. В тёмно-синей рубашке и тёмных брюках, седовласый доктор не выглядел стариком, но Нэя и не видела тут старых лиц, согбенных фигур ни у кого. Пока он ждал её в маленьком холле, Нэя лихорадочно надевала, непонятно чему волнуясь, свое новое платье. Она соединила в нём то, что уловила в тенденции моды Земли и то, с чем она не желала расставаться. Чёрное платье закрывало руки, но открывало плечи белым отворотом, а талию она перетянула белым кожаным поясом с пряжкой, похожей на раскинутые крылья бабочки в пестрых камушках. И к простым туфелькам, с трудом найденным, чтобы были ей удобны и привычны, она прикрепила те бабочки, что созданы были руками Нэиля. Рудольф ещё смеялся над её коробом, что она пихала в свой личный контейнер, собираясь навсегда оставить Родину – Паралею, как казалось тогда Нэе, легко оставляемую, ставшую если и не немилой, то безразличной.

– Я не буду смешной, Франк? – она вышла в холл, и доктор встал, явив ей свою растерянность и любовь, не скрываемую и вызывающую в Нэе жалость к нему. Он не мог быть объективным её оценщиком. Он считал её безусловно прекрасной, безупречной и там и здесь. Да и сам он жил сейчас как в чужом мире, настолько он отвык от всего и настолько уже был из прошлого.

– Ты ангел, Нэя! Волшебница, – он тронул её пышную юбку, приподнятую снизу вверх таким образом, что она открывала её колени, – здесь нет никого, кто мог бы быть равен тебе, не то что быть лучше.

Ресторанчик оказался небольшой, и его уют, малолюдность успокоили Нэю. Будто они зашли к кому-то, а о них забыли. Нэя освоилась и радостно оглядывалась вокруг. Никто не смотрел на неё, никто не выделял, будто находились они тут давно и всем успели надоесть. Радуясь простоте и тишине обстановки, Нэя откинула свои отросшие волосы, лишь слегка и кокетливо перехваченные заколкой, взяла прозрачный бокал с тончайшей ножкой, невесомый, хотя и наполненный коктейлем.