Внемлите мне о чада мои! Ибо слова мои, преемницы и рукоположенной провидением длани пророка, принесшего свет его в мир наш тварный. Пречистого Илира! Несут вашим кровоточащим тревогой сердцам и измученным душам, несказанную радость и очищенье! Вчера мы, заручившись словом пречистого и волей его, судами праведными искоренили всех повинных в мракобесии еретическом, захлебнувшем бедные земли от света отлучённые!

Проклятые навечно Молоты, сиречь Вороны бдящие, сгинули в праведном пламени очистительном. А на завтра мы воинством грозным своими чистым кроткими сердцами! Палом зачиненным от святых костров, выжжем всю погонь с проклятых ныне земель. И я как верховная мать судительница, озарённая светом им принесённым, клянусь! Не минует и года как после пала возродятся в чистоте и новой поросли земли с ужасом снедаемыми окрещённые.

Речь верховной матери судительницы Лириам.

Год 488.Храмовая площадь Нагдельбурга.

Год 537.

Снедаемые земли.

Два оборота, хрупкая на вид женская рука хватает длинный кинжал оплетённой рукояти за кончик. Еще бросок, три оборота, в ладонь ложиться рукоять. Несмотря на привычную забаву, Лелианна даже не смотрела на идеально отточенный клинок стилета.

Девушка с давно не мытыми некогда светлыми волосами, убранными в тугой хвост под затёртой треуголкой. Обряженная под видавшим на своём без малого веку и лучшие года, черным плащом, в серую рубаху шнурованного ворота. Подпоясанную широким поясом множества ремней, изнывающим от множества снастей, да суконных штанах, заправленных в заляпанные грязью сапоги ботфорты.

Всё её внимание с высот козлов длинного экипажа, восседающей рядом с извозчиком, было обращено на округу. Серые глаза на обветренном заострённом лице, тонких посеченных шрамами губ, бдительно-хищно рыскали по сторонам. Узревая так и не ставший привычным безрадостный пейзаж. Сгущённый безумством всех отвратных тонов, мертвенными красками передававший все какие есть красоты снедаемых земель, загробного царства воплоти.

Давно не паханные, переставшие родить урожаем пшеницы поля. Полуразрушенные фермы да деревеньки всё непостижимо неподвластные тлену, впавшее в некротическое оцепенение без квохтанья кур, без мычания да блеянья скота, осиротевшие лишившись криков неугомонной ребятни, снующей по дворам. Обнесённые едва стоящими изгородями да плетнями остовы глинобитных, каменных и каркасных жилищ, чаще рухнувшие кровлей, злобно зыкающие пустыми взорами кривых, покосишься дверей да окон.

Караван неторопливо проползая, миновал и леса без единого зелёного листочка, выстланный взамест шелковой травы и мягкого мха бесчисленными костяками , чьи стволы, перекрученные мукой, принимали-таки очертания что в пору было портки менять, а ветви загребущими лапищами тянулись к небесам, будто моля серо-свинцовую твердь о капле света спасительной зари. Но заря уже как с полвека не удосуживала своим вниманием этот в былую пору живородящий радостный край, только извечные проглоклые сумерки да частая морось, неспособная заставить своими слезами пробиться жизнью зелень.

Средь деревьев, как и остовов домов, часто виделись полупрозрачные жуткие с одного вида фигуры. Словно стенающие мотылялись там бестелесные призраки былых хозяев и охотников. Но Лелианна и глазом на них не вела, они в противовес прочих тех, кого она так бдительно высматривала могли лишь бессильно пугать.

Крытый экипаж настоящий дилижанс, чья длинная карета была скроена из толстой доски, обитой для пущей надёжности металлом, противно вздрагивал на каждой колдобине. Лаская будто неумелый любовник и без того замозоленный зад.

Раньше этот тракт считался одним из лучших в королевствах, ведь мостили его не кто-нибудь, а известные мастера гномы. Сотнями телег купцов и торговцев, везущих изысканные товары со всех концов мира, пульсировал он жизнью. Но за пять десятков лет, проведённых без угляда, дорога покрылась выбоинами и частично заросла жестким, как проволока сорняком, единственным, что росло в этом проклятом снедаемом краю, лишенном ласкающих обьятьев солнца.

– Просила же! – нахмурилась Лелианна, услышав, как рядом, заскрежетало кресало.

Сосед, уже немолодой мужичёнко с добротными залысинами в клёпаном хауберке и плаще неопределённого цвета. Ощетинившись щербатой улыбкой на давно небритом изъеденным оспой лице только дымно пыхнул трубкой.

– Не нравиться полезай на другой экипаж али телегу. – многозначительно заметил Альберт нахлестнув упряжь, придавая прыти четвёрке лошадей.

Действительно, Лелианна на дух не переносящая запах табака могла запросто выбрать другой транспорт. Ведь по старому тракту, окружённому мёртвыми давно непахаными полями, скрепя высокими колёсами и дымя трубами небольших печей, встроенных в грубо сколоченные домики, поставленные на колёса. Длинной вереницей подобно змее ползло множество крытых экипажей-дилижансов и телег, целый гуляй город из восемнадцати повозок, упряжённых то двумя, то четырьмя коняками низкорослой, но кряжистой породы.

– Тебе плешь отвратная гляжу думно, что я здесь от своей хотелки сижу? – скрипнула зубами Лелианна. – Вот заряжу твою дымелку гномьей радостью. – девушка, засунув кинжал за отворот высокого левого ботфорта, показательно похлопала себя по левой стороне пояса. На котором средь множества кошелей покоилась травлинка с порохом по соседству с кожаной кобурой из которой выглядывала рукоять самопала, редкого колёсцевого затвора, точной копии того же что и на правом боку. – Так пыхнешь, остатки пеньков корявых выскочат через затылок.

Альберт, не найдясь с ответом, насуплено выдохнул дымное облако в сторону, и чуть не задавился следующей затяжкой от крика Ансгара восседающего на крыше экипажа. (Вороны)

С крыши повозки показалась наголо бритая голова юноши, чей распахнувшийся проказами ветра плащ на миг показал усиленный металлическими пластинами хауберк. Голубые глаза северянина смотрели с небывалой тревогой, в одной руке Ансгар сжимал лук с наложенной стрелой, другой указывал в сторону маячивших на севере, за мёртвыми полями, высоких прорежённых круглыми башнями серых городских стен. Словно стягами, украшенных нанизанными на колы телами.

– Рехнулся щенок какие вороны. – сплюнув с козлов, нахмурил брови возница. – Их в этих краях не видели со времён падения! Почитай пол века. Ишь разыграть решил! Вот крикнул бы умертвие, рвать его в холку волкодлак али кающиеся вот тоды и поверили бы!

Но триаду Алберта прервал сильный тычок локтем под бок. Лелианна недвусмысленно повелев «заткнуться» уже сама зацепилась взором за чёрно-свинцовый небосвод над проклятым городом. Ведь там аккурат вокруг дымного столба, чье невидимое из-за стен чернея как говаривали ночи пламя, питающее злобой низкие грозовые тучи. Ловя распахнутыми крылами, потоки воздуха, низко парили едва приметные точки. Парили над городом, от которого всеми правдами и неправдами старались держаться подальше (Скарабеи). Именно так нарек простой люд и пограничные гарнизоны, алчущие добычи поисковые отряды навроде ихнего, что ватагами висельников, душегубов или наголову лишённых ветеранов – вольных рубак рыскали по безжизненному пятну на севере вольных королевств, проклятому графству, отнятому от света творца.

Пару мгновений девушка всматривалась в порхание птах – вестников смерти, а затем, решительно единым разом затрубила в небольшой рожок, что висел на стенке дилижанса под кованным светильником стеклянных стенок. Давая сигнал к остановке всего «Гуляй города».

Телеги и повозки, осадив коней упряжью, останавливались под взволнованные перекрикивания люда. Спешно, но без лишней сутолоки покидающего свои колёсные убежища. Зазвенела отворённая из плена ножен и промасленных чехлов сталь. Заскрипели кожей лёгкие кирасы да хауберки, залязгали кольчуги да латы. Разношерстно снаряжённые скарабеи порывались вперёд, сжимая гизармы, щиты, мечи и копья. У кого растянув напряжением плечи, на ложа и древки ложились стрелы и арбалетные болты, у кого дымя запалами замерев кремневыми затворами, взводились длинные ружья самопалы. Возникла сумятица, люд встав строем у головного экипажа пялился во все стороны. Но привычных врагов ходячих мертвецов, оборотней и того хуже было не видать, лишь унылая отвратная взору картина снедаемых земель.