– Эта картина не стоит трёх миллионов, – откинувшись на спинку кресла, сказала оценщица, и посмотрела на Марту выразительным взглядом.

– Это хорошая картина, и выставить её можно даже за четыре с половиной,– тоже откинувшись на спинку кресла для посетителей, ответила Марта.

Уже более двух часов разговор вертелся вокруг достоинств полотна. Марта не имела даже малейшего представления о его стоимости. Живопись в целом, конечно, Марте нравилась, особенно Рембрандт, но вот определить стоимость на глаз… Однако она поняла, что картина дорогого стоит, так как эта суховатая грымза-оценщица выглядела явно заинтересованной. Было заметно, что картина ей нравилась, всё упиралось лишь в стартовую цену.

Грымза выжидающе смотрела на клиентку.

Марта Ковальски, ещё недавняя выпускница колледжа гостеприимства и гостиничного дела, получившая в подарок от доброй старушки, у которой все четыре года учёбы снимала комнату в 1-м Фрунзенском переулке, пару старинных вещиц и эту замечательную картину, твёрдо вознамерилась с головой окунуться в океан возможностей гостиничного дела, но для этого требовался стартовый капитал.

– Давайте попробуем, – после длительных переглядов с оценщицей, наконец произнесла она.

За эти два с половиной часа она ни на рубль не отступила от той суммы, за которую собиралась продать картину.

Оценщица скривила недовольную мину и уже открыла рот, чтобы сказать что-то, как вдруг в первой комнате, служившей прихожей, слабо звякнул колокольчик входной двери, и обе девушки невольно повернулись в её сторону.

– Израэль Маркович! – Грымза энергично выпрыгнула из-за стола и направилась к пожилому господину, вошедшему во второй зал Аукционного дома, где среди стеллажей со старинными красивыми вещами даже воздух пах миллионами.

– Израэль Маркович, какая неожиданность, вы так быстро вернулись… – затараторила тощая вобла и скрылась вместе с ним за дверью, на которой висела табличка «Служебное помещение».

– Это наш эксперт, – сказал средних лет щёголь, лениво переворачивавший страницы каталога возле столика эпохи Людовика XIV. Его малиновый шейный платок как у известного модника и кутюрье ярким пятном бросился в глаза Марте, когда она только вошла в офис Аукционного дома.

– А́ртур – совладелец этого Аукционного дома! – Именно так, с ударением на первую букву, представился щёголь. Он подошел к Марте и пожал ей пальцы, слегка склонившись. «Какое счастье, что не стал лобызать», – подумала Марта.

– Марта Ковальски, – зачем-то вскочила Марта.

– Очень приятно, – сухо ответил А́ртур и, встав возле картины и обхватив подбородок правой рукой,стал внимательно вглядываться в полотно.

Катрина была довольно старой. А вот сюжет редкий,и Марте очень нравился: в пещере, заваленной разными драгоценными вещами, милая гордая молодая леди, скрестив руки на груди, похоже, беседовала со старым багряно-золотым скептически настроенным драконом. Марте так сильно нравилась эта картина, что принеся её на продажу, в глубине души она чувствовала себя предательницей.

Мадлена Рихторовна, сухонькая старушка, у которой Марта четыре года снимала комнатушку, говорила, что эта картина досталась ей почти даром. Хозяйка рассказала, что родилась она в Ленинграде и по внешнему виду напоминала истинную петербурженку. Волосы её всегда были уложены в туго закрученную причёску. Всегда скромно, но со вкусом одета, она даже дома носила брючные трикотажные костюмы, которые были ей к лицу. Строгая, спокойная, всегда сдержанная, и даже когда их залили «свежевъехавшие» соседи сверху, не позволила себе ни одного грубого слова, даже «за глаза». Марта часто помогала ей с уборкой (она сама напросилась помогать и делала это всегда с радостью). В эти часы старая Графиня (так мысленно Марта окрестила свою хозяйку) сидела за столом той комнаты, где Марта прибирала, и рассказывала ей истории из своей жизни. Марте нравилось слушать её подскриповатый голос, и истории ей очень нравились. Со своим покойным мужем, военным атташе, она побывала во многих интересных местах и пережила много сложных, иногда опасных ситуаций. Конечно, никаких секретов или «тёмных» историй Мадлена Рихторовна ей не рассказывала, но из всего услышанного Марта сделала вывод, что они есть.

Квартира старой Графини могла бы стать самостоятельным музеем. Даже шикарный офис Аукционного дома, доверху забитый редкими вещицами прошлых столетий, где даже на стенах были сплошные шедевры, не шёл в сравнение со «скромной» обстановкой Графини.

Эту картину, которую сейчас так внимательно изучал А́ртур, Графиня держала в кладовке, где она была завешена старым персидским ковром, и похоже, хозяйка рада была от нее избавиться. Сейчас Марта смотрела на картину пустым взглядом – перед её мысленным взором проносились события последних четырех лет. И то, как она обживалась с хозяйкой, как пили с ней кофе по утрам, и то, какая она все-таки славная старушенция, несмотря на все её строгости.

– Деньги любят, когда их меняют на соответствующие им вещи! Марта, вы со мной согласны? – реплика А́ртура вывела Марту из задумчивости.

– Возможно, – уклончиво ответила Марта, хватая за хвост последние слова А́ртура. – Я немного задумалась, о чем речь?

– Израэль Маркович, наш эксперт, очень вовремя вернулся, я говорю. Он ездил к внучке, она собирается замуж, и выбор драгоценностей к свадьбе абы кому доверить нельзя, но, слава богу, климат Флориды нашему дорогому Израэлю не по нраву, так что, – привстав на мысках и перекатившись на пятки, А́ртур перевел взгляд на Марту, – вам, дорогая моя, повезло!

– Этот эпитет больше подходит этому полотну, – улыбнувшись лишь уголками губ, Марта подмигнула А́ртуру.

– Ну-у-у-у… вот это мы скоро и выясним.

Дверь служебного помещения открылась, эксперт степенно одернул полы пиджака и направился к картине. Следом за экспертом порхала Грымза, расспрашивая его о ценах на камни во Флориде.

На ходу из кармана жилета Израэль достал наглазную лупу и подошел к полотну. Сушеная вобла замолчала, а А́ртур отошел в сторону. Похоже, у эксперта устоялась своя манера осмотра экспонатов, к которой все уже привыкли. В комнате повисла тишина. Учитывая, что в офисе кроме них была только администратор, но она находилась за стеной, а двери между этой комнатой и приемной не было, то отчетливо стало слышно, как она щелкает клавишами компьютера на фоне мерного тиканья дюжины старинных часов.

– Так как вы считаете, любят ли деньги, когда их меняют на хорошие вещи? – присев на край стола оценщицы, почти шепотом обратился А́ртур к Марте.

– Может быть, но как определить, действительно ли они хорошие? – пожала плечами Марта.

– Вот, например, замок в Крыму – это хорошая вещь?

– Пф-ф!!! Замок!? – Развалины! – скорчила пренебрежительную гримасу Грымза.

– Не слушайте её, Марта, – по-прежнему шёпотом сказал А́ртур. – Просто недвижимость в Крыму – это не ее профиль оценки.

Вобла недовольно пожала плечами и подошла ближе к картине, встав рядом с Израэлем.

– Замок, пусть и слегка разрушенный, по-моему, прекрасное вложение средств, – сказала Марта. – Можно, например, сделать из нее отличную гостиницу.

Глаза А́ртура округлились:

– Вы читаете мысли? Не-е-е-т, правда! Минуту назад мне пришла в голову именно эта идея!

– Идея чудесная. Если вам понадобится управляющий, я готова, – сказала Марта, наблюдая как эксперт, почти касаясь полотна носом, внимательно вглядывается прямо в глаз нарисованному дракону через окуляр наглазника.

– Алмазная крошка! – резко отстранившись от картины, на удивление твердым голосом изрек Израэль Маркович. – Несомненно это алмазная крошка, первый раз такое встречаю, – сказал он, убирая лупу в карман жилета.

– Ну, и сколько? – поинтересовалась оценщица.

– Для начала можно пятнадцать, – уверенно сказал эксперт.