И почему дядюшка не поселил меня прямо в этой холодной жутковатой комнате? С него бы сталось.
Удивляясь его доброте, я по деревянной лестнице направилась на второй этаж, где было всего две комнаты, объединённые балконом. Миновав высокую ступеньку, подошла к резным деревянным перилам.
Дом дядюшки стоял на холме, и отсюда город был как на ладони. Смешно сказать, но я на мгновение почувствовала себя словно на картинке из детской книги сказок.
К полудню выглянуло солнце и сейчас заливало своими яркими лучами город. Он казался пестрым островом, плывущем в душном зелёном океане леса, со всех сторон его омывающем.
Правильно ли я сделала, что приехала сюда? Бросила все, все и сорвалась.
От себя не убежишь. А от него и подавно.
Эти слова словно прошептал кто-то за моей спиной. Я нахмурилась и даже обернулась.
Разумеется, я сделала правильно, что сбежала от навязчивых приставаний своего не вполне нормального соседа по подъезду. Как посоветовала мне подружка:
– Беги, Ев, обрубай все концы! Сейчас этот придурок вроде безобидный. А потом наступит у него обострение – подкараулит в подъезде и ножом пырнет. Кто их, этих психов разберет? Конечно, поезжай к своему дяде! Поступишь там в эту академию и будешь учиться – классно же!
Она была права. Я понимала, что просто не смогу жить спокойно в своём родном городе.
Я не могла выйти на улицу, потому что он сидел на лавочке и поджидал меня.
Куда бы я ни отправилась, он шел за мной, как уродливая тень, поджидал, выслеживал и всегда, всегда оказывался рядом, будто был призраком, а не живым человеком.
Уж лучше буду терпеть барственные заскоки дядюшки, чем слушать ночью стук в дверь и громкие крики, будящие весь подъезд: «Пусти, любимая! Открой! Обними меня! Полюби меня! Дай мне тебя! Дай! Хочу!».
Ещё немного побродив по дому, я взялась за мытьё полов.
Площадь паркета была весьма обширна, и к тому же мыть его надо было аккуратно – какое-то там дорогое мега-супер обработанное дерево. На этом дядя сделал особенный акцент.
В довершение всего он велел натереть его мастикой, чтобы блестел, как зеркало.
С мытьём я справилась медленно, но без особых затруднений, несмотря на то, что приходилось таскать воду из колонки. Натирать же мастикой пол оказалось однообразно и тяжело.
И в три раза медленнее, чем мыть.
Я очень устала, зато полы стали зеркальными. Ну, ничего – это мне вместо тренировки в тренажерном зале.
Осталось осилить только небольшой кусок паркета в коридоре перед самой кухней – и все!
Стрелки явно антикварных часов с кукушкой подходили к девятнадцати ноль-ноль. Успею до гостей!
В глазах рябило от бесконечных узоров «елочкой», а в носу стоял специфический запах мастики.
Я поправила на голове косынку и выдохнула. Так же пришлось напялить старый вытертый халат, найденный в тряпках.
Видок у меня был еще тот!
Увлекшись, я поздно услышала голоса за входной дверью. Они пришли раньше!
Тут же зажегся яркий свет, и я увидела на пороге дядю в компании трех мужчин и двух женщин, у одной из которых в руках были чайные розы.
Они уставились на меня, стоящую на полу, слишком уж удивлённо. Словно диковинного зверька увидели.
Почему-то первое, о чем я подумала – у девушки с розами сегодня день рождения. Короткие светлые волосы, крупные красные бусы на шее, вся какая-то утонченная, она так и светилась.
Мгновением позже до меня дошел весь комизм ситуации, потому что сейчас, в косынке, халате и классической позе Золушки, я сильно отличалась от этих праздничных и нарядных людей.
Казалось бы, что тут такого?
Ну, убирается человек, не в бальном платье же ему убираться? Зачем смотреть на меня, как на что-то крайне удивительное?
Похоже, добрый дядюшка уже успел проболтаться на мой счет.
– Это моя новая уборщица, про которую я вам уже рассказывал, – с огромным удовольствием сообщил дядя. – Не пугайтесь, господа, она не грязная и не заразная! Проходите, проходите! Бери пакеты, накрывай на стол, – последнее он прошипел мне.
– Мне надо переодеться, – так же тихо прошипела в ответ. – Это грязная рабочая одежда. Неужели вам не неудобно перед гостями?
Его глаза блестели как-то слишком уж предвкушающее. Плевать ему было на гостей, вот что.
Зато унизить меня – это ни с чем несравнимое удовольствие.
– А тебе так больше идет. Подчеркивает статус, знаешь ли, – хихикнул дядюшка. – Мой руки и быстро на кухню! И если думаешь, что, переодевшись, ты бы выглядела приличнее, то я должен тебя разочаровать. Таки ходи теперь в этом халате и косынке.
– Да мне плевать, как я выгляжу. А вот вы, унижая меня перед ними, не особо!
Дядя задумался над последним предложением и не успел ответить, а я взяла тяжелые пакеты и понесла на кухню. Гости уже рассаживались за столом.
Им неловко было на меня смотреть.
Глупости какие!
Даже не представляю, чего им дядюшка про меня наплел.
Я хотела развернуться и уйти, но что-то меня удержало. Какой-то маленький благоразумненький голосок, говорящий, что не стоит ссориться с дядюшкой.
Засучив рукава халата куртки, я накрывала на стол.
Салаты аккуратно выложила из контейнеров с маркой магазина, где они были куплены, на тарелки. Нарезала два вида ветчины и сыра, хлеб.
Даже украсила мясную нарезку листьями салата и оливками. Из разговоров я поняла, что все эти люди – сослуживцы дядюшки, и что у одной из женщин действительно сегодня день рождения, который дядюшка предложил отметить у себя.
По сравнению со всеми за столом, кроме именинницы, один из мужчин был молод – лет тридцать, а может, даже меньше.
Одетый во все черное, с бледным цветом лица, который особенно бросался в глаза на фоне стоячего воротника его черной рубашки, он сидел прямо напротив кухонной стойки, где возилась я.
Прихотливый рот его был чуть болезненно сжат, а прозрачные глаза взирали на мир насмешливо и высокомерно. Вместе с этим что-то угловатое, неуверенное было в его образе.
Дядюшка называл его Владом и вообще, по-моему, души в нем не чаял.
С накрыванием стола управилась я довольно быстро. В довершение ко всему, налив в вазу воду, поставила туда розы, конечно же, при этом уколовшись. От них шел восхитительный запах, а капельки воды лежали на лепестках, как осколки стекла.
Я на мгновение замерла.
Очень люблю цветы, но эти розы – не мои.
– Я могу идти, дядюшка? – установив вазу в центре стола, спросила, скромно потупившись.
Тьфу, зачем я так оговорилась и сразу же привлекла внимание?
Пусть бы и дальше дядюшка играл в «барина и его горничную», плевать.
Воцарилось молчание.
– Дядюшка? Так это, оказывается, племянница? А сказал, новенькая уборщица, старый шутник! – захохотал кто-то из друзей дяди. – Говорил, все родственники умерли, а тут такая… Особа. И как её зовут?
Как же это противно, когда о тебе говорят в третьем лице. Да еще и называют «особой».
Дядя помалкивал.
Может, он забыл моё имя?
Ну, я напомню.
– Ева, – громко произнесла я таким тоном, что присутствующие не могли не обернуться на меня. – Меня зовут Ева.
– Браун? – послышался спокойный холодный голос, словно ледышки друг о друга ударились.
Не знаю, чего этот черный, как ворона, Влад ожидал. Может быть, того, что я вытаращу глаза и спрошу: «А кто это?».
– Не думаю, что у меня есть хоть сколь что-то общее с женой Адольфа Гитлера, – я поправила спадающую косынку. – Впрочем, она пробыла в этом статусе официально всего тридцать шесть часов или…
– Какие познания, я поражен, – бесцеремонно перебил Влад.
– Ты видишь меня от силы двадцать минут. Разве можно составить правдивое мнение о человеке за такое короткое время? И, раз уж тут вы все, как я вижу, претендуете на комильфо… Вообще-то, перебивать собеседника – признак дурного тона.
– Поверь, достаточное, – даже как-то устало отмахнулся противный парень в черном. – Тебе ли мне рассказывать о дурном тоне? Ты приехала сюда из провинции, прочитав пару книжек из вашей деревенской библиотеки, и считаешь себя очень умной и образованной. По-любому мечтаешь о красивом и богатом принце с квартирой и машиной. Куда ж без него? Заодно выслуживаешься перед дядей в надежде, что тебе от него что-то перепадет. И невдомек бедной глупой девочке, что её удел – возвращение в сельскую местность, какой-нибудь Федя-тракторист, и перепих в стоге сена под блеянье коз.