Виктор притягивает меня к себе, обжигает мой висок своим дыханием и шепчет:

– Не переживай, малыш. Сегодня я полакомлюсь сполна. Можешь не сомневаться, все твои тайные местечки пройдут испытания на прочность.

Порыв ветра сдувает с лестницы снег, мимоходом проникая в мою душу, и вместе с собой тащит его чувства, которые я ощущаю почти физически.

– Идём, – грубо бросает он, ёжась от северного ветра.

Предвкушение предстоящего события, которое так умело анонсирует Виктор, вызывает у меня нервозность. Я не могу успокоиться, не могу унять дрожь в руках, не могу не думать о нём, не могу не представлять, как он будет это делать. Где он будет трогать, с чего начнёт, что в это время буду делать я. Нет, не так. Что я буду чувствовать при этом…

Ни стаканчик отличного кофе, ни специальные заказные вафли в перерыве не радуют меня. Он не спешит подойти ко мне во время кофе-брейка. Нам выпали разные места за огромным овальным столом для переговоров. Таким же составом, как в пригласительном билете, мы и отправились на промежуточную паузу между отчётами.

Мне кажется, что он злится. Так и есть. Когда я выхожу из дамской комнаты, Виктор неожиданно хватает меня за локоть и грозно шипит:

– Ты несколько раз ошиблась в цифрах.

– Я знаю, – конечно же, я не думала, что он не заметит моих косяков, но оттенки его интонации меня бесят.

– Неужели нельзя было записать? Будь внимательнее. Соберись, Аня, – добавляет уже более спокойным голосом, но всё равно чувствуется, что и он бесится.

– Я буду стараться, Виктор Эдуардович. Может, хватит истерить. На нас с тобой смотрят.

Он отпускает мою руку, но снова его волосы касаются моего виска:

– Ты перепутала имена управляющего и его зама.

– Я уже знаю. Мне сказали.

– Интересно кто? Этот молодой щегол из Москвы?

– Да. И я благодарна ему за это. Встретимся за столом, Виктор, – разворачиваюсь и ухожу в сторону зала, нарочно виляя бёдрами.

– Постой.

Я, не поворачиваясь к нему, показываю за спиной неприличный жест за своей спиной.

– Анна, стой. Немедленно остановись, – несётся мне вдогонку.

Ага, не дождёшься. Будто больше не на ком срывать свою злость. Ускоряюсь и скрываюсь за углом. Здесь, на виду у всех, он не будет меня преследовать.

Спустя полчаса подключают мой микрофон. И предлагают уточнить некоторые моменты нашей концепции.

– Я сейчас продолжу. Но перед этим хотела бы извиниться за свою оплошность. К моему большому сожалению, я не проверила все данные, которые мне передал наш секретарь, – произнося последние слова, бросаю взгляд на Виктора, он сидит красный как рак. – Простите, Лев Юрьевич. И вы, Константин Игоревич. Я перепутала ваши имена.

– Не беспокойтесь. Со всеми бывает, – утешает меня последний, а Лев Юрьевич одобрительно улыбается.

Каким-то особым чувством улавливаю, что Виктор этого так просто не оставит. Подобные самовольства на важных совещаниях такого высокого уровня без разрешения руководства просто запрещены. Дурной тон. Впрочем, у меня нет начальства. Я – абсолютно свободный работник.

Но подскочивший адреналин в крови позволяет мне закончить свой доклад не невероятно высоком уровне. Знаете, так бывает. Слова сами рвутся наружу, вспоминаются к месту нужные детали и уточнения, а вопросы задают именно такие, в которых ты дока.

С каждым словом мой голос становится всё увереннее и увереннее. Под конец уже почти все присутствующие здесь мужчины улыбаются мне в ответ. И я не могу остаться равнодушной. Киваю головой, вежливо отвечаю на комплименты и рассказываю, на кого работаю.

В сторону Виктора я даже не смотрю. Зачем? Мне улыбается сам Питер, одобрительно поглаживая мои волосы. Пусть знает Виктор Эдуардович, что обижать себя я никому не позволю.

Нас отпускают только к вечеру. Невероятная усталость завладевает моим телом. От дневного романтического настроения не остаётся и следа. В дамской комнате, куда я сбегаю сразу после окончания самого сложного в моей жизни «межгородского» совещания, на меня из зеркала смотрит выжатая как лимон женщина, но… крайне довольная и с невероятным блеском в глазах.

Ещё бы. Я уделала даже Виктора, когда он не мог ответить на один важный вопрос. Ему пришлось передать мне слово, пробормотав себе под нос что-то невнятное. Выходит, и он плохо подготовился. Я было чуть даже в знак мести не ляпнула об этом при всех. Но благородно, в отличие от него, пояснила, в чём суть данной проблемы.

Я протираю лицо влажной салфеткой, поправляю платье на груди и взъерошиваю волосы. Пряди ложатся хаотично, а я улыбаюсь. Как будто несколько лет сбросила с себя. Вот что успех делает с людьми. Ощущаю себя уверенной и крайне успешной дамой.

На выходе Виктор снова ловит меня. В чём я ни капли не сомневалась, что он ждёт меня. Мне даже доставляло удовольствие тянуть время, зная, что он наверняка негодует за дверью.

– Почему так долго? – резкий голос режет как по живому, но почву из-под моих ног не так-то просто выбить после моего феерического выступления.

– Приводила себя в порядок.

– Ты и так в полном порядке, – недовольно фыркает он.

– Ну, – пожимаю плечами, – тебе со стороны виднее, наверное.

– Нарываешься? – сводит брови точно так же, как и его мама вчера.

– Ты хотя бы спасибо сказал.

– Успею ещё, – в его глазах загораются озорные огоньки, и я быстро отвожу взгляд.

Мою кожу начинает покалывать. Язык тела тут же посылает целую серию сигналов: от неуловимых до вполне осязаемых.

– Догадываешься уже, как отблагодарю тебя?

У меня застревает ком в горле. Я выхватываю из его рук свою куртку и одеваюсь на ходу. Он не останавливает меня, но и не отстаёт.

– Я вызвал такси.

Логично. Пройти несколько километров до нашей машины будет нелегко. Можно было отправиться сразу в гостиницу, но в багажнике наши чемоданы.

В такси он садится рядом с водителем. И я за это на него злюсь. Колючий такой, как северный ветер. Невыносимый гордяка. Улыбаюсь от своего придуманного слова, а он успевает словить мою усмешку в зеркало заднего вида. Ха, это зеркало для водителя. Я отодвигаюсь в сторону, и он уже ничего не может видеть.

Смотрю в окно на царственные набережные и любуюсь старинными замками. Из мыслей меня вырывает сообщение на телефоне.

«От меня не спрячешься».

Я нечаянно громко вздыхаю. Спасает темнота и то, что я сижу одна на заднем сидении. Питер продолжает выворачивать мои эмоции наизнанку. Не надо со мной так, город топких островов. Помоги и согрей. Это всё чрезмерно сумасшедше.

Виктор помогает мне выбраться из машины. Ноги почти не держат меня. С трудом усаживаюсь на пассажирское сидение его внедорожника. А когда остаёмся с ним наедине в салоне, время начинает закручиваться в спираль. Все чувства разом обрушиваются на моё сознание. И меня хватает только на то, чтобы следовать за ним по пятам, когда мы выходим из машины.

– А чемоданы? – пищу я.

– Принесу позже, – резко бросает он в пространство своё эээ… наверное, недовольство.

И да, он больше не берёт меня за руку. Мы проходим арку, сворачиваем в подворотню, где он мешкает, будто что-то хочет сказать или сделать. Но ничего не говорит. Только окидывает многозначительным взглядом и снова в тишине рассекает своим твёрдым шагом густой питерский воздух.

Не говорит, почему мы попали во двор-колодец, почему подходим именно к этому дому, почему не сняли номер в гостинице, откуда он знает наизусть длинный код от домофона, почему здесь, в парадной, такие высокие потолки, кто додумался покрасить перила в чёрный цвет… Кто, почему, зачем…

Поднимаемся на второй этаж. И вдруг он разворачивается ко мне. Я замираю, а он бесконечно долго молчит. Его потемневшие глаза неотрывно смотрят на меня. Касаются губ и шеи. Я не могу вздохнуть, кажется, в воздухе сверкает так, что выключи полностью свет, и мы увидим настоящие искры.

Он упирается в меня своим телом и подхватывает под бёдра. Усаживает одним движением на широкий подоконник и ловко расстёгивает мою куртку. Его руки тут же ложатся на мою талию, а он становится между моими коленями, нагло раздвигая их.