Вязальщица направила дуло автомата в лицо одного из парней:
— Где главный?
Тот рычал, мычал и хватался за ногу. Не задумываясь, она выстрелила ему в лицо и тут же переключила внимание на второго:
— Теперь ты.
Несмотря на боль и шок от увиденного, этот оказался более сообразителен:
— В подвале... Съемка... там.
— Живи, — сказала девчонка и рванула вперед. Крестовик забросил одно ружье подальше, второе подхватил. Мы с ним еле поспевали за Вязальщицей.
В просторном холле с несколькими колоннами света не было. Вязальщица заметалась: три лестницы вели только наверх.
— Назад! За колонну! — заорал я, почувствовав опасность.
Огонь по нам открыли сразу из трех точек: помещения дежурного регистратора справа, коридора, ведущего в столовую — слева, и с лестницы около лифтов — спереди.
Оба мои напарника оказались под перекрестным огнем, но недаром Каракурт отправил со мной именно их: достать их пулей оказалось практически невозможно. Они прыгали, падали, перемещались, уходя из зоны обстрела. Клоуны-акробаты, да и только. В движении Крестовик умудрился метнуть гранату за стеклянную перегородку дежурного регистратора. Граната взорвалась, оглушая звуком в замкнутом пространстве, стрельба оттуда прекратилась, тяжелое стекло разорвалось, большие осколки упали внутрь и наружу помещения регистратора.
Человека на лестнице Вязальщица и Крестовик накрыли огнем автоматов вместе. Я в это время бился со стрелком, который довольно удачно скрывался в коридоре, ведущем в столовую. У него, как и у меня, был АКМ; он изрешетил всю колонну, за которой я прятался (это была единственная колонна в холле, не простреливаемая с двух других точек), а осколки этой колонны ощутимо посекли мое лицо и руки. Стрелок обладал дьявольской осторожностью, выманить его из-за угла — из его укрытия — мне никак не удавалось. Но байкеры не положили других противников, и я смог переместиться таким образом, чтобы его укрытие стало мне полностью доступно. Он не успел ничего предпринять; я выпустил в него оставшуюся треть обоймы. Стоило поберечь патроны, но я был очень зол...
Я подошел к лифтам. На лестнице рядом головой вниз и ногами на ступеньках в луже крови лежал один из бойцов. Крестовик и Вязальщица сидели прямо на полу, подпирая двери лифтов, с седыми от пыли головами.
Вязальщица посмотрела на меня:
— Ранен?
— Поцарапало немного... — пробормотал я, стирая кровь с щеки. Правая рука с автоматом висела плетью и ныла, тело трясло в ознобе. — Как вы?
— Живы, — сказал Крестовик. Веселья и бесшабашности как не бывало. — Как попадем вниз?
— Думаешь, есть смысл спускаться? — спросила Вязальщица. — Они наверняка слышали стрельбу и уже смотались каким-нибудь подземным ходом.
— Если я хоть что-то в этом понимаю, — сказал я, — там должна быть звукоизоляция...
— От войны над головой никакая звукоизоляция не поможет! — отрезала девчонка.
— Это мы сейчас проверим. — Я бесцеремонно оттолкнул Крестовика от дверей лифта и нажал на вызов. Створки разошлись. На панели под кнопкой с цифрой «1» была еще одна кнопка. — Поехали!
...Желтый прямоугольник света упал на пол большого и абсолютно темного помещения. В этом прямоугольнике стояли три наши не пропорциональные тени.
Мы вышли из лифта. Двери закрылись.
— Что дальше? — шепотом спросил Крестовик.
— Вперед, — так же шепотом сказал я.
Взять с собой фонари мы не догадались, поэтому идти пришлось в полной темноте. Противоположной стены достигли быстро и стали шарить по ней в поисках дверей. Нашли — но дверь была заперта. Крестовик вдруг шумно выдохнул, забарабанил в дверь и визгливо закричал:
— Открывайте, твари!
Я взял его за плечо и оттащил.
— Ты чего?!
— Ничего, — буркнул он. — Темноты боюсь...
Он поднял автомат и дал очередь по двери.
В просторном и на этот раз хорошо освещенном помещении находилось порядка двадцати человек. Половина из них, дети в возрасте от пяти до пятнадцати лет, сбились в испуганную кучу посредине, окруженные дюжими молодцами. Некоторые из молодцов были вооружены пистолетами, направленными на детей.
В дальнем углу — съемочная и осветительная аппаратура. Из «декораций» — только огромный низкий диван позади детей.
Стало быть, здесь снимается педофильское порно... От ярости у меня потемнело в глазах.
Все — и дети (на ком-то было только нижнее белье), и взрослые — смотрели на нас: кто со страхом, кто с настороженностью, кто с любопытством.
Высокий, неряшливо одетый мужичонка с маленькими глазками дебила, клочковатой бородкой и длинными немытыми пегими волосами неторопливо вышел из-за спин бойцов, остановился в отдалении и оглядел нас троих, одного за другим.
— Между прочим, не советую делать резких движений, — сказал он мне, безошибочно угадав мое состояние. — Если что, погибнут самые маленькие... — Потом обратился к Вязальщице: — Из вас троих я не убил бы только тебя. Ты можешь пригодиться в следующем проекте. Там есть эпизод, как два пятилетних ребенка насилуют половозрелую девицу. Такое ощущение, что я писал сценарий, представляя именно тебя... Хочешь стать звездой?
— Конэчно, хачу, — уморительно, с кавказским акцентом, сказала Вязальщица и выстрелила из «узи» от бедра. Безмерно удивленный, с открытым ртом и дырой во лбу, извращенец повалился на спину.
Дети закричали, завизжали, стали падать на пол. Мы с Крестовиком открыли огонь по охранникам, выбирая в первую очередь вооруженных. Помещение наполнилось грохотом; дети кричали, закрывали уши руками. Но, кажется, никто из них не пострадал.
Много времени лам не понадобилось. Крестовик ходил между телами здоровяков и безжалостно добивал раненых. После каждого выстрела дети начинали кричать, и я сказал ему:
— Хватит!
Митьку я пока не видел.
Вязальщица выбрала в толпе лежащих детей самого старшего — мальчика лет пятнадцати — подняла его на ноги и строго сказала:
— Всем одеться. Мы уходим. Проследи. Только поторопитесь.
Постоянно оглядываясь на нас, парень начал поднимать с пола и тихо, но настойчиво уговаривать детей. Они неохотно, далеко обходя убитых взрослых, разбрелись по помещению в поисках одежды. На нас смотрели с ужасом и ощущением того, что одна банда отбила их у другой, преследуя еще более страшные цели. Объяснять им что-либо сейчас было бессмысленно.
