На улицах ни одного человека. Окна домов большей частью темны, плотно зашторены, но в некоторых нет-нет да и промелькнет блик света. Значит, живые, нормальные люди в этом городе еще остались... Просто те, кто не уехал, попрятались по домам, выжидают, чем все кончится... К тому же Галина Андреевна говорила что-то о введении чрезвычайного положения и комендантского часа. Или я путаю?
И всех этих, спрятавшихся за задернутыми шторами, должен облагодетельствовать именно я?
А как же слова бабушки Харона: не бери больше, чем можешь унести? Я-то могу притаиться так же, как эти, за шторами: засесть хоть у себя, хоть у матери и ждать, чтобы кто-нибудь разрешил неразрешимое, спас, когда спасение невозможно, победил в заведомо проигранной войне... Тогда кой черт несет меня куда-то?!
Я совершенно точно знаю, как вести себя на работе, в том числе при возникновении так называемых нештатных ситуаций. Но нештатная ситуация в жизни, да еще такого масштаба — нечто принципиально иное. Здесь потеряется и более уверенный в себе человек и лучший боец (во всех смыслах), чем я.
Нет, но начал-то я «за здравие»: удало действовал в супермаркете, одной левой отбил Сергея и Полину (тоже мне, Клинт Иствуд из Жмеринки!). Где-то глубоко в душе грела надежда: все сон, пройдет ночь, и все станет, как прежде... А раз — сон, почему не погусарствовать?!
Но «чем дальше в лес, тем толще партизаны»: чем страшнее, тем меньше сил и храбрости, тем чаще хочется оглянуться... Сзади наверняка стоит широкоплечий гигант с базукой и вот такими мышцами — его возьмите, он вам сейчас всех победит... Но нет никого. Ни сзади, ни сбоку. А есть Артем Армеев, рефлексирующая личность, которой больше всех надо, скромный охранник из банка с несомненным стрелковым талантом и зачатками перспективного, растущего, так сказать... Будущего сотниковского зама.
Теперь нет ни самого Сотникова, ни должности его зама... Да и банк скорее всего канул в небытие, расстрелянный и разграбленный...
А я? Куда иду я? Зачем?
Искать полумифического Харона, допустившего несколько лет назад преступное бездействие (по словам всегда раздражавшей меня Розы Карапетовны)... Да полно — жив ли он? А если жив — не заржет ли мне в лицо, не затрясет ли благообразной бороденкой: с ума ты соскочил, милейший Артем Александрович! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю! Никакого Человека Равновесия никогда в глаза не видел, про какой-то там Выход сейчас от тебя впервые услышал... А что тебе там напел бомж Лесик, так по нему не одна психушка плачет, как говорится, «ищут пожарные, ищет милиция»... Он оттого и в бомжи подался, чтобы принудительно лечить не начали!
И вот тогда — все. Тупик. Это только в романах и фильмах все складно и логично. А в жизни как раз никто этого не обещал. Тем более — в моей нынешней жизни... Что тогда делать? Даже не застрелишься: патронов-то нет!
...В доме прямо передо мной, в неосвещенном подъезде, ногами на улицу лежал человек.
Я насмотрелся смертей за эти дни, и, решив не подходить, уже огибал дом, когда услышал, как человек застонал и пошевелился.
Да что же это такое?! Почему мне всегда больше всех надо?! Да пьяный он, оклемается и поползет к себе; квартира наверняка в этом доме... Но ноги уже несли меня назад, потому что я знал: он не пьяный, а я должен попытаться ему помочь.
Я присел над человеком. Это был довольно хорошо и дорого по нашим меркам одетый мужчина, немного моложе меня, темноволосый, с коркой запекшейся крови на полголовы. Было впечатление, что его сильно избили, потом чем-то тупым и тяжелым ударили по голове и бросили умирать.
Он протяжно застонал, согнул правую руку, попытался упереть ее в пол и приподняться... Бесполезно. Он затих; я с тоской огляделся. Как бы попытаться выяснить, кто он такой? Я осторожно и не с первого раза перевернул его на спину. Все лицо в крови, на левой скуле — огромный синяк. Я похлопал по карманам стильной кожаной куртки. Что-то есть...
Во внутреннем кармане оказался бумажник. В бумажнике, помимо денег в рублях и в валюте, кредитной карточки — удостоверение сотрудника московского еженедельника «Время» Алексея Мочильского. Замечательная веселая фамилия. Не тебя ли, дружок, искали в парке и на озерах наши доблестные бойцы? И кому в таком случае удалось до тебя добраться? Уж не бандитам — точно; те портмоне бы не оставили...
Я стоял и оглядывался в растерянности. Теперь, зная, кто он, и что он живой, уже не бросишь. На тащить назад к матери — далеко. Можем не дойти. И потом, не хочу подвергать ее риску; неизвестно, с какой степенью интенсивности его ищут, вдруг пойдут по квартирам?
И тут я вспомнил. Именно в доме, на пороге которого я нашел господина журналиста, живет мой бывший одноклассник и приятель по жизни Вася Бухло, Василий Алибабаевич, как мы прозвали его в детстве после выхода «Джентльменов удачи». Уже то, что у обоих великолепные «говорящие» фамилии, подсказывает мне: идти нужно к Васе.
Алексей Мочильский открыл глаза и почти твердо сказал:
— Положите... на место.
Я снова наклонился к нему.
— Ты идти можешь?
— Это... вряд ли, — сказал он. — Ног... не чувствую.
Я тащил его по лестницам на третий этаж, наверное, целую вечность. Еще столько же звонил и тарабанил в железную Васину дверь, за которой было темно и тихо (но за соседними дверями определенно возникло оживление, вызванное моим вторжением; дверь, правда, никто не открыл). Только не это. Никак нельзя, чтобы он уехал!
Мочильский сидел на полу, прислонившись к стене и свесив голову. Вот, дружок Алеша, мы с тобой попали!
Устав ломиться, я обессиленно уселся рядом. Идти с ним я никуда не мог, бросить его здесь — тоже.
— Вася, твою мать, — негромко сказал я, — куда ж ты свинтил, когда так нужен?!.
Очевидно, Вася стоял за дверью и слушал, потому что немедленно после этой фразы раздался глухой голос:
— Кто?
Я подскочил к двери и обрадованно заорал:
— Алибабаич, открывай! Это я, Артем!
Загремели засовы, дверь приоткрылась:
— Ты чего, офигел, в такую пору по гостям шляться?..
— Вася, помоги, — сказал я. — У меня тут раненый и... идти нам больше некуда.
Дверь открылась, Вася вышел: взъерошенный, опухший, в пижаме.
