— Он не помогает.
— То есть как? — удивился я. — Он же работает здесь на лодочной станции! Разве не его работа — спасать тех, кто тонет?
— А ты что, тонешь?
— Можно сказать...
Она молчала.
— До свидания. — Я пошел к двери.
Она почти дала мне уйти и остановила у самого порога.
— Вернись. Сядь.
Странная старуха... С каждым ее словом комичного в ней становится все меньше, а жуткого — все больше.
Я вернулся и сел.
— Чаю хочешь? — спросила она таким тоном, будто приглашала бродягу разделить с ней шикарный ужин в отеле «Мариотт».
Я помотал головой. Она села напротив.
— Ты не похож на бомжа... Хотя нет. Похож, и воняешь, совсем как они, но ты не бомж.
— Я охранник из банка. А внешность — издержки обстоятельств.
— Досталось тебе?
Я пожал плечами. Жаловаться не хотелось; я здесь не за тем.
— Харик действительно очень нужен?
— Очень, — сказал я настолько проникновенно, насколько мог, разве что слезу не пустил.
— Хочешь, чтобы он показал Выход? — продолжала допытываться она.
Говорить или нет? Она может умолкнуть в любой момент, мне придется уйти, а главное сейчас — узнать, где Харон.
— Не только, — сказал я. — Он может свести с Человеком Равновесия.
— Зачем тебе?! — Маленькие глазки недобро вспыхнули. — Просто узнай, где Выход. Человек Равновесия — слишком сложно, он тебе не по зубам.
— Я не собираюсь его есть. Очень хочется общнуться... — сказал я с такой замечательной ненавистью, что старуха некоторое время изучала меня, как мне показалось, с удивлением. — А вот вы... Понимаете что-нибудь в том, что происходит?
— Я все понимаю, — надменно изрекла она. — Ты молод. А для меня в мире загадок не осталось...
— И что же делать? Как выжить? Как спастись?
— Тебе?
— Всем. Я — только часть их.
— Ты не часть. Ты — это ты. Каждый индивидуален и отвечает за себя. Не бери больше, чем можешь унести.
Тьфу! Ну всякая Чебурашка лезет в философы и пытается меня поучать!
— Есть цель, — продолжала старуха. — Иди к ней. В пути поймешь многое. Остальное поймешь, когда достигнешь цели.
Где-то я слышал нечто подобное...
— Я видел один фильм... — начал я.
— Ты не Нео, — перебила она, — а я не Пифия[5] . Вообще-то она была негритянкой...
Вот тебе и раз! Она смотрела «Матрицу»?! Интересно, а Человек Равновесия никем ей не приходится? Внучатым племянником, например...
— Ты не герой и можешь не осилить путь, — сказала она, — но должен постараться. Ладно, к делу. Внука попробуй найти в Нижнем городе. Улица Равиковича, семь, шестнадцать. Если доберешься до Нижнего города, это само по себе будет подвигом. Я почти уверена, что дома его нет: слишком многие ищут, но поговорить, кажется, хочешь ты один, остальные — чтобы убить. Остерегайся в первую очередь Диких байкеров, Каракурта и Багиру. Впрочем... тебе (она сказала это с нарочитым презрением) нужно остерегаться всех. И не болтайся безоружным.
— Прошлой ночью я дрался с крысами... — зачем-то сказал я — наверное, задело ее презрение. — Не осталось ни одного патрона, автомат бросил...
— Дрался с крысами? — переспросила она. В ее глазах мелькнуло нечто, похожее на удивление. — И остался жив?
— Как видите. Нам удалось убить главаря.
— Этого долго никто не мог сделать. Молодец... Щелкунчик одолел Мышиного короля... Но проблема не решена. Найдется другой главарь.
— Уничтожить их всех невозможно.
— Но стремиться к этому надо... — как-то очень по-свойски сказала она. — Я кое-что скажу тебе о Нижнем городе, чтобы ты был готов. Сейчас повсюду много чудес, но больше всего их именно там. К тому же... Они объявили себя Независимой Административной Единицей со своим мэром и полицией, сокращенно — НАЕ. Смеются: «Мы всех НАЕ...»
— Послушайте, если за Хароном идет охота — почему он не прячется здесь?
— Так его отыщут еще скорее, слишком многим известно про этот дом. Пару раз до тебя его уже спрашивали... А в Нижнем городе у него есть не только враги, но и друзья. А я пока тут... прибираюсь, готовлю дом к летнему сезону.
— Думаете, он состоится?
— Жизнь покажет...
— Когда я шел к вам, парк был оцеплен солдатами...
— Они и сюда приходили. Обшарили дом, лодочную станцию. Думала — вызовут водолазов, чтобы проверить, не скрывается ли кто на дне озер... Кажется, двое сотрудников ФСБ из Москвы и с ними журналист — то ли «Московских новостей», то ли «МК»...
— А вы говорите — летний сезон. До завтра бы дожить...
С озер я выбирался с еще большими предосторожностями, чем шел сюда. Но оцепление сняли, и внешне в парке все было спокойно.
Любопытно, когда иссякнет мой лимит неприкосновенности, исчезнет тот невидимый щит, что защищает меня от смерти почти неделю? Я выбрался невредимым из супермаркета, хотя в серверной, где я прятался, преследователи были от меня в двух шагах. Ночные горе-разбойники, напавшие на Сергея и Полину, дали мне возможность выстрелить первым — совершенно удивительный случай, принимая во внимание звериное чутье их главаря (а в том, что такое чутье у него было, я не мог ошибиться!). Я не погиб в банке, хотя смерть тысячу раз ходила рядом, и я слышал ее дыхание... Когда подорвали «мерс», я знал совершенно точно, что все — абзац... Потом несколько дней лежал без движения под мостом, ничего мне не было нужно — я только ждал смерти, но снова ничего не случилось. Во время странного, страшного, фантасмагорического нападения крысиных орд на двух получекнутых бомжей и одного слабосильного банковского охранника ни одной твари не удалось добраться до меня; а ведь Лесика укусили по меньшей мере дважды, да и Аде наверняка досталось! Я не утонул в Серебрянке и даже умудрился вытащить Аду, после чего не свалился с воспалением легких, а, как огурец, через несколько часов был готов к новым свершениям. Что-то есть в этом ненатуральное, ван-даммовско-шварценеггеровское, этакое Рэмбо восемь с половиной, проход игры «Doom» на бессмертии игрока...
Да, безусловно: обстоятельства, в которых я оказался, можно обозвать, мягко говоря, нестандартными. Но из этого вовсе не следует, что я выбран этими обстоятельствами (или чем-то еще) на роль героя, спасителя мира, борца со злом. В литературе таких героев — несчетно, все они разные, но я не подхожу ни под один тип: большего эгоиста, труса и перестраховщика трудно представить! После того, как я чудом уцелел, вырвавшись из-под огня из банка, я должен был немедленно нестись выполнять последнюю волю погибающего шефа — узнать, что с его семьей. А я завис в бомжатнике, лежал в вонючем тряпье и жалел себя. Ну кто из литературных персонажей поступил бы так же?.. Почему я, получив весьма сомнительные доказательства отъезда жены и сына в Москву, успокоился на этом, не стал захватывать в одиночку какую-нибудь телефонную станцию, телеграф и главпочтамт, не пытался связаться с Гансом? И почему у меня ощущение, что все, что нужно делать в моей ситуации, я делаю как-то вяло... без огонька?
