– Ага, – пораженная его произношением и ошарашенная беглостью речи кивнула я.

– Treinta ocho, el tacón alto, por favor,2 – добил меня Мирон своим безупречным произношением.

– Еще шестьдесят пять евро, – констатировал он, когда продавец вынес мне коробку с парой обуви. – Высоцкая, давай я тебе хотя бы туфли подарю. Без обязательств и от чистого сердца. В награду за хорошее поведение.

Я посмотрела ему в глаза. Он вдруг перестал казаться мне противным гадом. Он был такой большой, загорелый, сильный, надежный и уверенный. И мне почему-то было спокойно. Я согласилась на подарок и заплатила только за одежду.

Мы отправились в номер, переоделись и поехали к морю на машине, которую он взял в прокате. Через двадцать минут мы уже были на небольшом городском пляже. Пока я снимала белую прозрачную тунику, Мирон воткнул в мой ноут флэшку, а свой взгляд в меня и сообщил, что интернет есть не только в России и поинтересовался, на кой черт я притащила с собой на море чемоданы полные книг?

Я что-то ответила. Не помню что. Это почему-то стало вдруг неважно. Я работала относительно спокойно до самого обеда. Он смеялся и рассказывал мне анекдоты, но это меня ничуть не отвлекало: мысли о сексе только множились от его голоса, а вот предстоящая презентация казалась такой неважной, несложной и ненужной, что и заморачиваться о ней было бессмысленно. Мы лежали в шезлонгах под большим зонтом. Мирон несколько раз поднимался в бар за безалкогольными коктейлями для нас. Я была в белом бикини. Он был в белых шортах. На нас смотрели, мы действительно хорошо смотрелись рядом. И кто бы мог подумать, что сутки назад я хотела его убить? «Вот что делает инстинкт с голодной женщиной», – подумала я и в очередной раз по-кошачьи потянулась, лежа с ноутбуком на животе.

На обед в ресторан мы пошли, держась за руки. Так же – за руку – он проводил меня до конференц-зала, где я должна была со своими помощниками презентовать ту деятельность, которую я намеревалась развернуть на посту руководителя отдела досудебных урегулирований. За руку, он постоянно держал меня за руку. А ведь обещал и пальцем не трогать. И все-таки, я хороша, чертовка! Могу быть, если захочу.

Моя презентация прошла просто на «ура». Я была на седьмом небе. Индусы улыбались, Пузан улыбался: боги были довольны. Я поблагодарила Владу и Сергея – сотрудников моего отдела и моих новоиспеченных подчиненных – и отправилась в свой номер. Мирона не было, но в ванной шумела вода.

Я почему-то вдруг занервничала, хотя никаких видимых причин на то не было. Скинув босоножки, я подошла к столику, на котором лежали его сигареты и солнечные очки. Но тут мою ногу что-то больно кольнуло. Я ойкнула, отдернула ногу, присела на корточки и стала искать причину в мохнатом ворсе ковра на полу. И причина нашлась: маленькая золотая сережка-гвоздик с бриллиантом. Не моя. Защелки на сережке не было, поэтому, видимо, она и покинула свою хозяйку. Я с трудом выдрала улику, которая основательно запуталась в золотистом ворсе ковра и почти срослась с ним. Положила себе на ладонь и молча пялилась на нее минуты три.

Что сказать? Ничего. А что я могу сказать: мы оба свободные люди. Вчера «лимонная» девица, сегодня «маша-растеряша». Мне-то что до этого по большому счету? Но досада упорно не покидала меня, полностью затмив все радости сегодняшнего дня. То ли по причине того, что я сама мечтала оказаться на месте этих овечек, то ли потому, что мне была неприятна сама мысль о том, что на моей кровати кувыркалась какая-то посторонняя цапля, но ни единого шанса я не оставляла тому, что возмущало меня само наличие всех этих овец и цапель у Мирона. Проще говоря, не распознала я ревность.

Он застал меня все еще сидящей на полу, когда вышел из душа.

– Ну, отстрелялась, Высоцкая? Можно тебя поздравлять и расслабляться наконец-то по-настоящему?

Я поднялась на ноги, протянула ему найденную улику и, стараясь говорить об этом как можно более безразлично, произнесла:

– На, держи. Верни хозяйке, а то расстроиться. Я бы расстроилась, если бы сережку с брюликом потеряла.

Мирон взял сережку, повертел немного в руках, а потом, держа ее у меня прямо перед носом, ответил отчитывающим тоном:

– Высоцкая, тебе не стыдно? Ты – женщина, а ни черта не разбираешься в драгоценностях. Это не золото и не брюлик. Это обычная дешевая стекляшка в железке. Ее могла здесь потерять любая уборщица. Это раз. А два – это то, что я не вожу никого туда, где сплю. И три – ты наказана!

Он вдруг резко обнял меня и с силой толкнул назад, на кровать. Я стала падать, он падал вместе со мной и, в конце падения, я оказалась лежащей на спине, он лежал на мне и тяжестью своего влажного тела придавливал, не давая вздохнуть.

– Я хочу попробовать тебя на вкус, Высоцкая, – прошептал он. – Не бойся. Не дергайся ты, не трону я тебя. Только твои губы, немного…

Дергаться? Я? Сейчас? Даже не собиралась! Лежа под ним, вдыхая запах его тела, осознавая, что я уже полгода как свободная женщина, не имевшая никаких интрижек, помня все свои желания, которые мне не давали покоя со вчерашнего вечера, я решила, что пора прикинуться роковой дамой, готовой на секс без обязательств, и закрыла глаза.

Я чувствовала, его дыхание совсем рядом с моим лицом. Я поняла, что его губы приближаются к моим, потому что ощутила их тепло. И потом я почувствовала его. Нежно, мягко, осторожно он коснулся моих губ. Его губы были влажными и горячими. Никакой грубости, напора, настойчивости: он действительно пробовал меня на вкус. Несколько легких прикосновений, и он отстранился. А я открыла глаза.

– Ты вкусная, – сказал Мирон, довольно улыбаясь и все еще лежа на мне.

– Ты тоже, – ответила я и не соврала.

– Злишься на меня?

– Нет.

– Смотри, не влюбись в меня, маленькая моя, – он продолжал улыбаться, но в глазах его было что-то хищно-хитрое.

– Не мечтай, – парировала я и тоже улыбнулась.

Я не собиралась в него влюбляться. Я не понимала, что эффект действия фразы «не влюбляйся в меня» совершенно противоположный. Дело в том, что нейролингвистическое программирование допускает употребление частицы «не» для совершенно обратного действия. «Не влюбись в меня» из его уст, так тихо и так мягко приравнивалось к «без меня ты больше ни одного вдоха не сможешь сделать в этом мире, маленькая моя». Как слепой котенок я не видела, что он прекрасно знал об этом эффекте. Я думала, что хочу просто секса и легкой романтики. Я не думала, что хочу большего.

– Давай, Вика, переодевайся уже и поехали, – сказал Мирон, когда, наконец, мы поднялись.

– Куда? – искренне поинтересовалась я.

– В город, в ресторан. Надо хорошенько и вкусненько поесть, чтобы сегодня вечером можно было хорошенько и вкусненько выпить на банкете.

– На каком еще банкете? – удивилась я.

– На вашем, Высоцкая! – ответил он с упреком. – Ваши презентации закончились. Оставшуюся часть поездки только отдых. В конце концов, ты тут работаешь или я? Сегодня вечером сабантуй, а завтра футбол.

– Какой еще футбол? – снова спросила я, осознавая, что туплю как топор при резке хлеба.

– Все, хватит. Я сказал: одевайся. Обещала слушаться.

– Обещал пальцем не трогать, – заметила я, вытаскивая чемодан из шкафа.

– А я пальцем тебя еще и не трогал, маленькая моя – усмехнулся Мирон. – Ты бы почувствовала сразу, поверь мне.

– Пошляк, – фыркнула я в ответ.

Со стороны это все выглядело как милые семейные разборки. Но я была довольна тем, что свое слово он не держит до конца. Немного побольше включить «роковую красотку» – я и пальцы его почувствую, и все остальное. И тогда можно будет сказать, что поездка удалась на все сто! А потом, в Москве один визит в автошколу, и я больше в жизни не увижу Мирона. Ну и что, что он племянник Пузана? Если я за пару лет его ни разу у нас в террариуме не встречала, то с чего бы этому течению дел измениться? Если он туда и придет, то уж точно не ко мне. То было просто случайное совпадение.