Когда через кроны деревьев стали пробиваться первые лучи солнца, я, наконец, покончил с волком, и отрезав себе пару хороших жаренных кусков мяса, быстренько сожрал их, наполнив своё пузо, и зевнув, стал искать подходящее дерево, на котором можно было пристроиться поудобнее. Такое нашлось не сразу, мне пришлось немного побродить вокруг, заглядывая вверх, но обнаружив дерево с толстым стволом и толстыми ветками, я высунул из протеза лезвия, и с помощью них забрался наверх, и пристроившись поудобнее на ветке, прикрыл глаза.
***
Мое пробуждение было не самым лучшим: я видимо сильно ворочался на сраной ветке, потому что просто навернулся с неё, и упал прямо мордой в землю. Ругаясь и ворча, я призвал духовную бензопилу, и выпустил свою злость на дереве, распилив его ствол, и когда оно начало с диким треском падать, ломая как свои ветки, так и ветки других деревьев, я пошел куда глаза глядят.
…Мои блуждания, если судить по наручным часам, которые были настроены на местное время, продолжались больше шести часов. Уже начало темнеть, когда я, наконец, вышел на какую-то лесную тропинку, и молясь Аналю, чтобы эта сраная тропинка привела меня туда, где будет выпивка, жратва и сисястые девки, я пошел по ней.
Путь по ней был не таким уж и долгим, и вскоре, когда в лесу стало совсем темно, я вышел в какую-то небольшую общину, состоящую всего из трех деревянных домиков – одного двухэтажного и двух одноэтажных – и небольшой церквушки. Община явно была обитаема: сквозь закрытые ставни, из церкви пробивался свет от фонарей, а вот в домах было темно.
Хмыкнув, я подошел к церквушке, и дернув за ручку, открыл дверь и…
- Вашу ж Машу! – пробормотал я, побледнев, глядя на двадцать бородатых мужиков в красных балахонах, что сидели на деревянных скамейках, обернувшихся ко мне, и еще на двоих, что были на небольшой сцене, на которой располагался алтарь. И на этом алтаре, лицом к остальным, связанный по рукам и ногам, с перевязанным ртом, раком стоял голый Суслик, вся рожа у которого была залита слезами, а позади него стоял голый мужик. И он, сука, трахал моего бесполезного напарника…
- Приветствуем тебя в нашей общине мужской любви! – весело произнес пидарас, что стоял позади Суслика, не прекращая при этом ебать его. Остальные гандоны, вдруг резко поднялись со скамеек, и все как один, скинули с себя балахоны, так же оставшись в чем мать родила. Бляяяя… куда я, нахер, попал? Община гомосеков-насильников? Похоже на то.
- Раз уж ты пришел сюда сам, то я даю тебе выбор, молодой человек: или ты станешь нашим братом по своей воле, или станешь нашим рабом, как вот этот красавчик! Йо-хо-хо!
Тот гомик, что насиловал Суслика, засмеялся, а остальные тем временем стали отодвигать скамейки, и окружать меня. Мои бедные глазки! Смотреть на этих старых маразматиков, каждому из которых явно было больше пятидесяти, без рвотных позывов смотреть было невозможно. Ладно хоть, мой желудок был крепкий, а то увидев их болтающиеся сморщенные члены, я бы точно проблевался.
- Кхм… Выбор мне, значит, предлагаешь, - задумчиво произнес я, выбросив в сторону правую руку. – Выбор, да? Угу… Хорошо, я сейчас сделаю выбор, дай мне только пару секунд, ага… так-так-так, что же мне выбрать? Бензопилу, чтобы разрезать вас всех на маленькие кусочки, или какой-нибудь тесак? А может лучше вообще голыми руками вас поубивать?
- О чем ты говоришь, молодой человек? – засмеялся один из говнюков, который подошел ко мне на расстоянии вытянутой руки. – У тебя нет оружия даже, что ты можешь нам сделать? На твоем месте, я бы просто расслабился и получал бы удовольствие, ке-ке-ке!
Почти подделываясь своим смехом под меня, старый говноеб протянул свою лапу, и хотел дотронуться до моих штанов, но резко высвободив лезвия на протезе, я одним махом отрубил ему четыре пальца, а затем призвал духовное оружие, трансформировав его в биту. Вообще, я настолько привык к бите, к тому, как ей моно ломать кости врагов, что считал её своим символом, как и свою серьгу в правом ухе.
- Вам всем пиздец! – прошипел я, и злобно ухмыльнувшись, пустился в разнос. Если честно, такой кровавой бани, которую я устроил сейчас не было уже давно, со времен злополучного ресторана. Тогда перед моими глазами стояла кровавая пелена, вот и сейчас она снова появилась, и я все делал просто на автомате, прыгая от одного гомосека к другому, кромсая их лезвиями протеза, и ломая им кости битой.
Вжух! Вжух! Вжух! Бам! Бам! Бам!
Отрезав пальцы одному ублюдку, я ушатал ему с ноги по яйцам, и пока он согнулся, начав стонать, я развернулся вправо, и двинул битой по башке другому, расколов ему череп, а затем пнув, уже труп, ногой, резко присел, и взмахом «коготков» отрезал под корень все имущество третьему.
- Уноси готовенького! – злобно произнес я, разворачиваясь, и перерезая лезвиями горло очередному педику. Затем отпрыгиваю, уворачиваясь от удара булавой, которую откуда-то достал один из говнюков, и трансформирую биту в бензопилу.
Когда старпёр вновь замахнулся на меня булавой, я отразил его удар лезвием бензопилы, причем уже включенной, отчего во все стороны посыпались искры. Напустив на себя «ангельскую» улыбочку, я испугал своего противника, который начал громко пердеть от страха, заодно и обоссавшись, я вывернулся, и опустил бензопилу ему на левое плечо.
Да уж, визг поднялся страшный, когда я разрезал его на две неровные части, что меня даже оглушило, и все звуки вокруг на некоторое время пропали. Капец, надеюсь, что я не оглох… мне и так хватает того, что я безрукий, безглазый, да еще и три года импотентом был!
Но вроде всё обошлось, ведь через какое-то время, звуки постепенно стали возвращаться, и первое, что я услышал, был рев мотора моей «кровавой игрушки», которой я, в тот момент, разделил одного из ублюдков с его ногами, распилив его вдоль пояса.
…И вот они все, кроме Суслика, который тихо рыдал, стоя у алтаря, прижатый к нему животом, и главного трахаря, были мертвы. Вся церквушка была выкрашена изнутри кровью и кишками, как, собственно, и я. Думаю, что я реально выглядел жутко, весь покрытый кровищей, да еще и с бензопилой в руках, которая так же была покрыта кровью.
- П-прошу, п-пощади! – испуганно пропищал главный трахарь, жавшийся в угол, между стеной и деревянным сундуком. Освободив Суслика, который теперь явно некоторое время не сможет сидеть на жопе, я медленно так, не спеша, нагнетая больше страха на главу общины, подошел к нему, и сел перед ним на корточки.
- Что, пупсик, страшно? – ласково спросил я, похлопав старого утырка по щёчке. Ух, как он завыл, начав что-то несвязно бормотать, а затем, усевшись на колени, стал целовать мои ботинки, покрытые кровью его товарищей. А еще на левом ботинке был небольшой кусочек чьих-то кишок… Взяв этот кусочек двумя пальцами левой руки, я злобно улыбнулся, а затем схватив мужика за волосы, отчего он взвыл, сунул этот кусочек ему в пасть, а затем с силой опустил мордой об пол. Мужика начало рвать, но я не давал ему проблеваться, давя рожу в пол, и делал это до тех пор, пока он не захлебнулся собственной рвотой.
***
Когда я немного скинул с себя кровавую ярость, побившись башкой об стену, и расхерачив несколько скамеек, чем ещё сильнее напугал Суслика, который стоял в углу, я решил осмотреть дома, на наличие припасов и денег, и начал, конечно же, с сундука. На нем висел железный замок, но расфигачить его не составило труда, распилив его бензопилой, и когда я открыл крышку, то обнаружил в нем одежду Суслика, его мешочек с монетами и лук. А ещё два непонятных кожаных ошейника, довольно тонких, как будто предназначались для небольших собак, вроде таксы или пекинеса какого-нибудь.
Подхватив все это добро, вместе с ошейниками, ведь кто знает, для чего они нужны, я кивнул Суслику, и мы с ним покинули церквушку, и прошли в двухэтажный дом. Оставив парня одеваться, усадив его на мягкий диван, так как у него не было сил ходить ибо жопке было бо-бо, я пошел шариться по комнатам. И могу сказать, что мои поиски не увенчались особым успехом, так как денег я больше не нашел. Зато нашел чистую одежду, но которую решил не одевать, ибо ну её нахер, ведь её носил один из гомосеков. Я решил сделать круче – стащив с себя грязное шмотье, я просто нажал на маленькую кнопочку, что располагалась на моем кольце в виде черепа, одетом на среднем пальце правой руки, и мое тело покрыл голографический костюм «Абибас» синего цвета с белыми полосками. И кепкой, разумеется, хе-хе!
