— Вернёмся в Халльфэйр, я лично тебя проведу к ним.

— Какая честь, — недовольно фыркает она.

— Прикажу кому-нибудь тебя отвести, — устало закатывает глаза Видар.

Честно старался смотреть куда угодно, только не на неё. Но оголённая шея служит магнитом, от неё просто невозможно отодрать взгляда.

Стоило ведьме уйти из лагеря — он почти сразу сорвался следом. И плевать на свою же тактику, особенно, когда в любой момент, можно обрушиться на Третью Тэрру страшной войной.

Но она… Она была достойна любой из войн. В свете деревьев бледная кожа казалась ещё нежнее обычного. Смотря на оголённые участки тела, он чувствовал на своих губах привкус акации. Лучше бы у этого никчёмного Охотника получилось обездвижить её!

— У тебя скоро важная миссия. Я приказываю вернуться со мной, — голос становится тихим и угрожающим, стараясь погасить внезапно разгоревшуюся страсть.

Он недовольно дёргает носом, понимая, что сам загубил её важную миссию на корню, явившись следом. Видар жёстко стискивает зубы.

По коже Эсфирь бегут мурашки. Далеко не от страха. Она видела его внутреннюю борьбу насквозь и что-то ей подсказывало упасть прямиком в королевские объятия.

— Как прикажете, Мой Король…

Губы Эсфирь изгибаются в усмешке, но тон. Демонов обольстительный тон, что служит ядерной бомбой в мозгу.

Видар резко сокращает расстояние, грубо прижимая ведьму сначала к себе, а затем к дереву.

Он целует её. Неистово. Яростно. Заперев разум где-то в глубине черепной коробки. Только он. Только она. Только демонов Огненный лес, что сохранит ещё одну тайну в ярких неоновых красках.

Её камзол в несколько секунд становится светящимся от пыльцы, а вслед за ним — и его ладони, что самозабвенно наслаждались каждым изгибом хрупкого тела.

— Мы снова совершаем ошибку, — шепчет Эсфирь сквозь горячие поцелуи.

— Ты действительно так думаешь?

Видар укладывает ладонь на её левую щёку, оставляя яркие отпечатки пыльцы на коже.

— Ты ненавидишь меня.

Она старается изо всех сил уцепиться за рассудок.

— А ты меня… — король тяжело дышит, зачарованно изучая глубокий взгляд ведьмы. — Видишь, общее у нас определенно есть.

Эсфирь облизывает пересохшие губы, тут же чувствуя на них страстный поцелуй. Она прижимается к его телу так, словно он — единственное, искренне любящее её существо во всех мирах. Единственное пристанище души.

Её холодные пальцы скользят по пуговицам камзола, а затем и вовсе ныряют под шёлковую рубашку, очерчивая рельеф напряженных мышц. Видар чуть улыбается, целуя девушку под скулу, мучительно медленно переходя на шею, срывая с манящих губ сладостный стон.

Ведьма окончательно поддаётся зову души.

— Куда нас перенести? — с придыханием произносит Эффи, чувствуя его губы на мочке уха.

— Смотря, какое небо нравится тебе больше, — неоднозначно шепчет король, кусая за мочку.

Альвийское. Она снова выбирает альвийское небо. Но об этом узнает лишь утром, когда заметит в его и своей спальне два разных небосвода. Когда поймёт, что он — тот, кого стоит благодарить за частичку дома в чужой Тэрре.

Сейчас же — всё неважно. Их камзолы валяются рядом с кроватью одним изумрудным пятном. Видару казалось, что рядом с ней он насыщается какой-то странной силой, да такой, что собственная душа разрастается до критических размеров, способная насытить его небывалым могуществом.

Он отрывается от неё, смотря в разноцветные глаза. Если так выглядит смерть, то он собственноручно вложит альвийскую сталь в ладонь.

У Эсфирь перехватывает дыхание, а органы сжимаются от страха, что он сейчас уйдёт. Не уходит. Освобождает её от чёрной рубашки, одновременно целуя каждый участочек кожи, безумно медленно спускаясь к низу живота.

— Скажи это, — он поднимает глаза, ловя её затуманенный взгляд.

— Мой Король… — полустон срывается с губ, когда он снимает галифе, целуя бедренную косточку, опускаясь всё ниже, ниже, ниже.

Тонкая рука зажимает в кулак чёрные волосы, а сама она прогибается в спине, ведомая диким желанием ощущения его. Рядом. Каждую секунду.

От желания из глаз сыпались те самые альвийские звёзды. Она нащупывает его щёку, чуть поднимая голову. Пронзительный взгляд сапфировых радужек заставляет потянуть его на себя. И он повинуется. Исполняет любую просьбу. Целует её, жадным зверем. Позволяет ей помочь освободиться от лишней одежды.

Видар резко вжимается в неё, срывая стон, что опаляет губы огнём. Смотрит на раскрасневшиеся щёчки, обольстительно улыбаясь. Такая миниатюрная, совсем иная, нежели в любую из их перепалок. Лёгкий румянец отпечатывается на остервенело рвущемся сердце. Он чувствует, что она только его. По праву его. И от этого чувства срывает все предохранители.

Никто не смеет её касаться так, как касается он. Никто не смеет смотреть на неё так, как смотрит он. Никто не имеет права на неё, кроме него. Только он. В любой из их жизней. Только он.

Эсфирь обнимает торс ногами, ещё сильнее притягивая к себе, отчего с губ Видара срывается рык.

— Инсанис…

Она аккуратно пальчиком поглаживает верхнюю губу, а затем проводит по верхнему ряду зубов, упираясь в один из клыков.

— Острые…

Её сбитое дыхание, игривый тон, демонический взгляд — всё, что нужно ему. Видар беззвучно смеётся, прикусывая фалангу пальца, двигаясь ещё быстрее.

Эта улыбка альвийского озорного юнца, не короля, принадлежала ей — ведьме. Каждая ямочка её — малварки. Хриплый стон — восхищение Верховной, лучшей советницей, родственной душой, его инсанис. Он принадлежал ей всем естеством, каждым тайным желанием и помыслом. И как бы Эсфирь не старалась избегать короля, как бы не старалась игнорировать остервенелое сердце, каждый раз она в тайне мечтала об его руках, об этом сбитом дыхании, о дурманящих властных поцелуях, о самовлюблённом тоне, о демонах, что тонули на дне зрачков, когда он смотрел на неё.

Игнорировать зов души с каждым разом становилось всё сложнее.

Видар ещё не осознавал, но, чтобы ни произошло на рассвете, он всегда будет, против своей воли, выбирать взбалмошную ведьму, в сотне жизней и миров будет разражаться на неё греховным гневом, а затем, глубоко внутри себя, растекаться щемящим раскаянием.

Он всегда будет стремиться к ней. Она всегда будет стремиться к нему. Искать и находить средь тысячи лиц и эпох.

⸶ ⸙ ⸷

Услышав стук в дверь, Видар тут же подрывается с постели. Хватает пол секунды, чтобы понять, что дьявольские кудри вряд ли принадлежат братьям малварцам.

— Демонов идиот… — шепчет он, резко поднимаясь.

Закутывается на ходу в плед, подходит к брезентовой заслонке, что служила дверью палатки. Видар чуть приоткрывает своеобразную дверь, чтобы слуга не заметил копошение в его кровати.

— Да?

Для слуги сонный голос короля звучит с непривычно-низкой хрипотцой.

— Прошу прощения, Ваше Величество. Четверть часа до рассвета. Вы велели разбудить. Госпожа Верховная пока не отвечает, — быстро тараторит тот, стараясь не пялиться натакойвид своего короля.

Обычно правитель уже открывал двери, одетый с иголочки. Да, и в принципе, слуги не понимали, зачем его будить, если он всегда справлялся и без них. Думали, что это очередной заскок и ответственно исполняли его.

Сейчас же — ветвистая корона не украшала головы. Вместо аккуратной причёски — растрёпанные ядовито-чёрные волосы. А сам он закутан в плед древесного цвета почти что до подбородка.

Видар всеми силами старался смотреть на прислугу отстранено и холодно, но в итоге боролся с тем, чтобы глаза не слиплись, а сам он не отключился прямо в дверном проёме.

— Можешь быть свободен. Я сам подниму Верховную, — король крепко сжимает зубы, отчего желваки заходят за скулы.

Слуга, поклонившись, удаляется, а Видар медленно оборачивается на мирно сопящую ведьму.

Снова.

Она снова оказалась в его кровати. По его инициативе. Видар проводят ладонью по лицу.

— Какого демона? — устало выдыхает он. — Просто какого демона опять ты?