Может, может, может. Слишком много этого слова за день. Антон так бы и находился в прострации целый день, если бы не резкий звук уведомления на телефон, который привел его в чувства. Это было сообщение от Шэда в мессенджере.

“Марк, получил инфу от Блейда, начинаю собирать инфу по клиенту. Доку еще не сообщал, сделаешь сам? Видимо се!” – гласил текст.

Наум был интересным человеком. Серб, родившийся в 1974 в современном Белграде, видел всю суть отношений разных национальностей внутри страны. Албанцы, сербы, хорваты – все ненавидели друг друга. Но ведь в СССР была дружба народов. Этой пропагандой был пропитан каждый уголок большой страны и других социалистических государств. Мол, в стране нет разделения на национальности, мы все друзья. Но Наум запомнил один момент на всю оставшуюся жизнь.

Мать задерживалась на работе, а отец собрался встретить ее. На дворе был конец восьмидесятых, начиналось горячее время для страны. Попрощавшись, отец вышел и направился в сторону соседнего квартала, где мать Наума работала продавцом в ларьке с квасом. Шэд стоял у окна и смотрел, как маленький силуэт отца сначала скрылся за домом, а через время появился снова с таким же маленьким силуэтом женщины. Мальчику было лет четырнадцать на тот момент.

“Чтож, пойду уберусь, подготовлю домашку, еще маме показывать” – подумал Наум, нехотя отходя от окна и направляясь в свою комнату.

Как только он отошел от окна, навстречу паре вышла группа людей. Большая группа людей с чем – то очень похожим на биту или арматуру в руках.

–Щось, граждане – социалисты, делаем остановочку, – сказал самый молодой из них, парнишка лет двадцати.

–Добро вече, а что случилось? – спросил глава семейства.

–Да так, мы, скажем, народная милиция нашего великого сербского государства, так что будьте добры документы, либо же придется их у вас взять силой, а я думаю вы торопитесь домой.

Слова “великого сербского государства” напрягли отца Наума, ведь он и его жена – этнические албанцы, переехавшие в Белград после того, как появились деньги. Мать Наума тоже почувствовала неладное и стала потихоньку отступать назад, мелкими – мелкими шагами.

–Да, конечно, держите, – сказал отец, протягивая паспорт парню.

–Такс… Бехар Славич, год рождения – 1950, место рождения – Дуррес-Энвер-Ходжа, – название города главарь произнес, расплываясь в улыбке.

–Что-то не так? – спросил Бехар.

–Поверь, албанец, много что не так, но сегодняшний вечер не может меня не радовать, – также улыбаясь, сказал парень, – прям бальзам на душу. Баба твоя тоже из твоих?

Бехар понимал, что щас может случится. Он не знал, что будет лучше – соврать или сказать правду.

–Эх, албанец, молчание – знак согласия. На колени.

–Что, прости?

–А, ты уже и сербский не понимаешь? Парни, помогите господину вспомнить, – сказал паренёк, кивая группе за его спиной.

Двое накаченных парней подошли и стали бить Бехара. Бить со злобой, вкладывая в каждый удар ненависть, получая удовольствие от каждого вздоха и вскрика лежащего албанца.

–Стоп,стоп, хватит, – закричал Бехар.

Парень кивнул качкам и те остановились. Албанец тяжело дышал – он чувствовал, что ребра у него сломаны, а во рту отдает железом.

–Прост…простите меня, пожалуйста, я…я не должен был появляться зд…здесь,– бормотал Бехар, понимая, что это далеко не конец.

–А теперь послушай сюда, ублюдок. Тебе здесь не рады. Вас ненавидят. Вы как раковая опухоль у здорового человека, вас нужно вырезать, уничтожать. Сегодня наступает день, когда свершится то, что должно. Этот день войдет в историю как день «Великой чистки», – говорил главарь, обходя Бехара по кругу.

Славич понимал, что они не просто так остановили его на улице. Они следили. Они не отпустят его и его жену за какие – то извинения. Нет, им нужна кровь, им нужно шоу, где главную роль должны играть албанцы.

–Можете отпустить мою жену, прошу вас, наш сын останется без родителей, – просил Бехар, вставая на колени.

–Твой сын – грязная полукровка, эти ублюдки должны прочувствовать то, что чувствовали мы, когда албанцы на своей территории резали себров, заявляя при этом, что мы все друзья. Ну, добро, заканчиваем с ними! – закричал парень, после чего оставшиеся качки подключились и стали избивать не только полуживого Бехара, но и его жену.

Маленький Наум услышал крики с улицы и побежал к окну. Увидел, что толпа избивает двух людей и он, ни минуты не думая побежал к двери. Он был храбрым пацаном, не боялся отхватить, так уж воспитали его родители, справедливость должна быть превыше всего. Тогда он еще не знал, что это его родители.

–Все, пацантрэ, хватит, щас привалят легавые, эти накричали конкретно, – сказал главарь, увидев, что у таксофона стоит женщина, держа трубку у уха. Группа прекратила избиение и быстро скрылась в подворотне.

Бехар повернулся лицом к жене. Он понимал, что они так и останутся тут лежать. Его жена лежала не двигаясь, изо рта текла кровь, нога в неестественном положении, на лице кровоточащие раны.

–Ген…Гента…, – тяжелым голосом позвал жену Бехар, который не чувствовал ни ног, ни рук. У него было выбито три зуба, сломаны ребра, из затылка текла ручьем кровь.

Гента не отвечала. Пошел дождь. Капли, падая на изуродованное лицо албанца приносили ему боль. Он даже заплакать не смог. Бехар тянулся к жене, попутно ощущая, что сломанные ребра режут кожу, а несколько зубов болтаются во рту на тонких слоях кожи.

–Гента…прошу, ответь мне, родная…не умирай, слышишь…все хорошо будет, прошу, не оставляй сына, – молил Славич, зная, что это бесполезно.

Он уже не чувствовал ту боль, которая была у него несколько минут назад.

–Я…я люблю тебя, Гента, – на последнем издыхании сказал Бехар и его тело обмякло.

Больше никакого страха, никаких эмоций и проблем, только дождь, капающий на бездыханные тела двух зверски убитых албанцев, звук сирен вдали, пара людей, которые остановились у тел и четырнадцатилетний Наум, стоящий в паре метров, понимающий, что случилось. Нет, он не плакал, но в его глазах было столько боли и ненависти, сколько не было ни у одного человека в этом грязном, пропитанным ненавистью и социализмом, богом забытом уголке Земли.

Сколько бы времени с того дня ни прошло, Эммануэль никак не мог успокоится. Он думал, думал и думал, зачем к нему тогда пришли. Он же ничего нового дня кого – либо не нашел, только обрывки информации, из которой, максимум, можно было узнать, что когда – то в Союзе пропали люди, а где, почему – тайна.

“Проект пытаются возродить…”.

Эта фраза зависла в мозгу ученого, видимо, навсегда. Если проект пытаются сделать заново, значит у правительства все – таки есть технические данные, так зачем он бегал за ними двадцать лет по Штатам и Европе. Тот телефон, что дал ему Марков, все время лежал в правом кармане джинсов, которые Фикс не снимал вообще. Он уже много раз думал позвонить, несколько раз даже открывал раскладушку и готовился набрать контакт “РФПЗ”, но не решался.

–Эм, ты ходишь в напряжении уже две недели. Все из – за того случая? – спросила Марина во время очередного завтрака.

–Да, не могу отпустить из головы, – задумчиво сказал Эммануэль, посасывая кофе через трубочку.

–Послушай, я не думаю, что те люди желали тебе зла, иначе они нас бы убили и бровью не повели, они ж профессиональные киллеры. Может тебе стоит все – таки позвонить? Тебе хуже от этого явно не будет.

–Мэри, дело в последствиях. Может, от звонка ничего и не будет, но за отказ от задания эти люди придут и будут уже в роли тех ублюдков, которые пришли к нам тогда первыми, – ответил Эм.

Марина встала со стула, взяла свою чашку и тарелки, и отправилась к раковине. Эм быстро допил свой кофе и поспешил на улицу. Он понимал, что вариантов у него не особо много – либо звонить добровольно, либо ждать, пока позвонить заставят. Второй вариант его особо не привлекал.

–Дети, забегите домой на пару минут, папе надо поговорить, – сказал Эммануэль играющим на улице Марсу и Валентине.