7 марта 1939 г.

Митя с Марьяшей поехали отдыхать в Ялту на две недели. Митю наградили путёвкой за его репортажи из Испании. Он скрыл от всех, что с ноября по декабрь 1938 года был там в командировке. Сказал, что раньше нельзя было разглашать.

27 мая 1939 г.

К обеду пришёл Митя. Они долго и громко разговаривали с Петей в кабинете. Потом Митя ушёл, а Петя выкурил подряд несколько папирос и долго не садился за стол. Мне пришлось дважды согревать суп. Когда я спросила, что случилось, Петя ответил: «Митя разводится с Марьяшей». Я не могла представить, что это серьёзно. Они всегда были такой любящей парой. Я воскликнула: «Поостынет, к жене и сыновьям вернётся, он их так любит!». А Петя объяснил мне, что ещё осенью прошлого года Митя познакомился с другой женщиной, и теперь та ждёт от него ребёнка.

2 июня 1939 г.

Приходила Марьяша с сыновьями. Плакала. Дети напуганы. Один сын за её юбку держится, второй у неё на руках сидит. Сказала, что уедет на родину, к своей матери, не справляется одна с детьми. Там на работу устроится, редактор местной газеты обещал взять её на должность репортёра, а за мальчиками её мать присмотрит. Вечером я серьёзно с Петей поговорила, сказала, чтобы ноги Мити больше не было в нашем доме. Как можно при живой жене новую завести и малых детей оставить без отца, словно сироток! Хоть и атеистка я, но всё равно уверена, что это большой грех.

5 июня 1939 г.

Петю забрали третьего днём после двух. Пришли на работу трое в штатском, вошли к Пете в кабинет без доклада, побыли там минут пять и увели Петю. А вечером у нас был обыск. Увезли большую часть Петиной библиотеки и всё, что уместилось в грузовик. Мне сказали, чтобы пришла утром давать показания. Утром я пошла. А следователь положил передо мной на стол лист бумаги и сказал: «Пиши». Я спросила, что писать. «Отказ от мужа-троцкиста». Когда я не согласилась, следователь вызвал ещё двух товарищей. Старший из них снова потребовал, чтобы я от Пети отказалась. Но я ответила: «Мой муж не троцкист, никогда им не был. Он всегда был честным и преданным большевиком». Несколько раз они требовали, чтобы я отказалась от Пети. Потом старшему, похоже, это надоело, и он сказал: «Тогда клади партбилет на стол». Я такого не ожидала, сначала растерялась. Но когда он снова повторил, я ответила: «Не вы мне партбилет давали, не вам и отбирать». Он покраснел, и глаза его налились кровью. Я уже мысленно прощалась с Любочкой, но он привстал на своём месте, опёрся кулаками обеих рук о стол, сказал: «Идите, понадобитесь, вызовем». Не помню, как дошла до дому. Только ради Любочки, которую помощница привела из школы, я заставила себя встать со стула. Завтра попробую узнать, где Петя.

17 июня 1939 г.

Днём меня вызвали на партбюро. Когда речь зашла обо мне, то меня все осуждали, возмущались, что я покрываю мужа-троцкиста, требовали, чтобы отказалась от него. Потребовали, как и следователь, чтобы положила партбилет на стол. Отказалась: «Не вы меня принимали, не из ваших рук я партбилет получала». Проголосовали, исключили. Была освобождённым секретарём, теперь стала безбилетной безработной.

21 июня 1939 г.

Наконец узнала вчера, где Петя. Утром понесла передачу. Половину изъяли. Теперь знаю, что можно будет принести в следующий раз.

29 июня 1939 г.

На работу устроиться не могу нигде. Нас с Петей объявили «врагами народа». Пока держусь. Сегодня приняли передачу для Пети.

12 июля 1939 г.

Запрещено принимать меня на работу в городе. Узнала, что могут взять меня на работу в сельскую школу, если представлю диплом из училища. До перехода на партийную работу я окончила педучилище, а потом работала в школе учителем русского языка. Попробую устроиться в соседнем с городом районе.

25 июля 1939 г.

Мне разрешили написать Пете записку. Я написала, что в августе мы с Любочкой поедем к моим родителям на месяц.

12 августа 1939 г.

С сестрой Степанидой ходили в храм. Хоть я и атеистка, но помолилась перед иконой Казанской Божьей матери, чтобы Петя вернулся. Батюшка Алексей Степанович меня благословил, обещал за Петеньку помолиться. Батюшка знает меня с детства. Когда приходил к нам, всегда шутил: «Серафима-краса, длинная коса!» Это он благословил меня на продолжение учёбы. Мой отец сомневался: все дочери замужем, я одна всё учусь. Но батюшка сказал, что у меня большие способности к учёбе, и отец согласился.

17 сентября 1939 г.

Отнесла Пете передачу, приняли, уже хорошо. Каждый день езжу на электричке до станции Орехово-Зуево, а оттуда иду пешком до деревни Дровосеки, где находится школа. Выхожу на рассвете, возвращаюсь затемно. Деньги хоть и небольшие, но жить можно. Только вот Любочка целый день одна. Благо соседки хорошие, за ней присматривают. Пишу здесь, а словно Петеньке рассказываю.

29 ноября 1939 г.

Вечером заходил Сава, старший брат Пети, принёс пирожков, которые его жена для нас с Любочкой испекла. Были ещё тёплые, когда Сава принёс. Я обрадовалась: завтра утром понесу Пете несколько пирожков, может пропустят. Сава меня всё успокаивал, говорил, чтобы не падала духом, надеялась, что скоро Петя вернётся: «Он там чувствует, что ты его ждёшь, значит, вернётся непременно». Сава рассказал, что у Мити сын родился от новой жены Нины. Сказал, что хоть и круто я с ним обошлась, но у них в роду не было такого, чтобы от жены к полюбовницам уходили: «Не по-людски это, грех так поступать с собственными детьми. Но он мой брат, и я люблю его. И Петю я люблю и не откажусь от родного брата, в чём бы его ни обвиняли». Это хорошо, что у Пети такой брат. От нашего товарища Богдана, когда его арестовали, отказались и брат, и сестра. Его никто не ждёт. А Сава ждёт Петю, так же, как и я.

Сверху над строчкой было приписано:

Богдан скончался от тифа в лагерной больнице тогда же в тридцать девятом.

13 декабря 1939 г.

Приехал отец Пети, привёз целый мешок картошки. Он приехал утром. Я была на работе, а Любочка в школе. Так он и сидел перед нашей дверью на мешке картошки, пока Любочка не пришла. Зато, когда я вернулась домой, меня поразил с порога запах картошки, жареной на домашнем топлёном масле. Александр Владимирович сказал, что останется с нами до весны или пока Петя не вернётся. Слава Богу! Любочка теперь будет не одна.

5 января 1940 г.

Сегодня отнесла передачу Пете. Передачу брать отказались. У меня ноги подкосились. Я начала падать. Охранник меня подхватил, усадил на стул. Неожиданно для меня сказал, что для меня есть записка от Пети, но, чтобы я её не читала здесь, им запрещено передавать записки родственникам.

Я выскочила на улицу, добежала до парка, села на скамейку и открыла записку. В ней почерком Пети было написано только одно предложение:

«Morgen um sieben Uhr am Abend werde ich zu Hause sein».

«Завтра к семи часам вечера буду дома».

Я читала и не верила своим глазам. У меня не приняли передачу, и я уже думала о худшем. Когда же, наконец, наступит завтрашний день!

17 января 1940 г.

Петя дома. Мысленно молюсь и благодарю Пресвятую Пречистую Божию Матерь за его возвращение.

3 марта 1940 г.

Я не спрашивала Петю ни о чём, а он молчал после возвращения. Третьего дня сказал, чтобы не тревожилась, а выходя из дома, тихо добавил: «Тебе привет от Дечо. Всё будет хорошо». Я встала, как вкопанная. Больше мы с ним об этом не говорили.

На полях была приписка шариковой ручкой:

Только теперь, через 22 года Петя рассказал мне, что с ним тогда произошло и, как Дечо передал мне привет.

На этой записи первая тетрадь закончилась. Тея настолько погрузилась в чтение, что не заметила, как начало светать. Она отложила тетрадь на тумбочку и почти сразу заснула. Разбудил её, как всегда, верный друг будильник. Тея выключила будильник, но встать сразу не смогла. Потом вспомнила, что после занятий в музее её будет ждать Шарло. От этой мысли она сразу проснулась, собралась и пошла в Академию.