– Напакостила – будь добра держать ответ!

В такие мгновения Ника поджимала губы от несправедливости. Сдерживая слёзы, с достоинством выдерживала наказания, а затем убегала к Дианне, где уже позволяла себе выплакать на коленях старушки скопившуюся горечь обиды. Пожилая женщина утешительно гладила правнучку по голове, шептала ласковые слова, перебирая в пальцах русые косы.

– Терпи, моя милая, однажды ты покинешь отчий дом и столкнешься с новыми, более суровыми испытаниями. Но только от твоего выбора будет зависеть, как сложится твоя жизнь.

Говорила пра так уверенно, будто действительно знала, что случится, наперед.

– Стану ли я счастливой, как наказывала матушка? – спрашивала Ника, затаив дыхание и заглядывая в потускневшие от слепоты глаза пожилой женщины.

– Да, Ника, – отзывалась пра. – Таков удел женщин нашего рода. Вырастешь – и жрец посвятит тебя во все подробности, а пока поспи, незачем забивать прелестную головку тяготами рода.

И она засыпала под шепот прабабки о легенде дьявола из тумана.

Шли годы. Ника росла, старалась не принимать близко к сердцу изощренные нападки мачехи. С Лианой общего языка Ника так и не нашла, науськанная с детства матерью сестрица подставляла её по всем возможным фронтам.

Ника больше любила проводить время в уединении за рукоделием или музыкой. Особым местом для неё служило тихое местечко в дальнем уголке сада за поместьем, у края утёса. Из белокаменной старой беседки, обвитой диким плющом и розой, открывался потрясающий вид на просторы безмятежного моря.

Наследница могла пропадать там часами, иногда ночевала, заранее припася себе крохи ужина и воду. Вязала спицами, играла на арфе и бесконечно вглядывалась в линию горизонта, размышляя о призрачной свободе. Мечтала парить под перистыми облаками, как чайки, не привязанные к определенному месту оковами.

Привычная мерная жизнь разрушилась в один миг. Однажды Ника засиделась в беседке допоздна, и к ней прибежала запыхавшаяся Карнель.

– Вот ты где, негодница! – заворчала на подходе, изрядно перепугав задумавшуюся рукодельницу.

Придерживая юбку бархатного синего платья, чтобы, не приведи Триединый, не порвалась дорогая ткань, Карнель ковыляла по усыпанной серым камнем дорожке и огорошила «наиприятнейшим» известием:

– Отец наконец решился объявить дату твоей свадьбы! – Растрепавшиеся локоны чёрных волос, искривлённые в насмешливой ухмылке губы и подрагивающий второй подбородок делали женщину похожей на нахохленную ворону.

Ника внутренне обмерла.

– Как… свадьбы? – Спицы выпали из ослабевших рук на колени. Показалось, что она ослышалась.

– А что так удивляешься?! Давно пора. И так засиделась в девках! Девятнадцать зим скоро стукнет!

Мачеха ещё много чего говорила и расписывала в красках, а Ника сидела и молчала, оглушенная новостью. Но настоящий сюрприз ожидал впереди, когда до ушей наследницы долетело имя жениха.

– …Герцог Ридани?! – подскочила она на ровном месте, несчастные спицы и недовязанная цветастая шаль для прабабушки полетели на пол. – Но ему же, если не ошибаюсь, пятьдесят девять лет! Он стар и к тому же вдовец!

– Вот именно, ми-илая, – довольно подчеркнула мачеха. Потерев друг об друга ладони, она принялась перечислять достоинства герцога: – Форп Ридани опытен в житейских делах, состоятелен, поэтому ты будешь обеспечена до конца дней. И к тому же он маг! А маги, как ты знаешь, стареют медленнее, нарожаешь ему ещё кучу детишек и…

– Нет! Матушка, смилуйтесь! Не выдавайте меня за Ридани! – Ещё никогда Ника не позволяла себе так называть мачеху, упала перед ней на колени и обхватила руками за подол. – Прошу, за кого угодно, но не за старика!

На мгновение, всего на мгновение Нике показалось, что в карих глазах промелькнуло сочувствие, но Карнель жёстко закончила недосказанную мысль:

– …он единственный могущественный маг на континенте, с родом которого у нашей семьи заключен кровный договор. Это твой прямой долг. Встань, Ника Веренборг, и прими свою участь с честью!

Честь.

Кровный договор.

Долг.

Эти три понятия зазвенели в голове Ники набатом, перед глазами всё поплыло и закачалось, окружающие звуки стихли, слившись в жужжащий унисон. Сознание потонуло в спасительной темноте.

***

Когда она пришла в себя, за окном уже по крышам домов ползли сумерки, а макушка солнечного диска скрылась за верхушками исполинских гор. Повертев головой в стороны, Ника различила в полумраке очертания своей комнаты.

Сползла с кровати, машинально оправила помявшееся от долгого лежания коричного цвета платье с позолоченной вышивкой и подошла к висящему на стене зеркалу рядом со шкафом из светлого дерева. Голова её раскалывалась, в ушах всё ещё стояли отголоски невыносимого звона. Ника не ожидала, что на неё так сильно повлияет новость. Из зеркального отражения на неё смотрела уставшая молодая девушка. Ника потёрла пульсирующие виски указательными пальцами, двойник повторил движение.

Свадьба. С Ридани.

Всего два слова, но они обрушились на хрупкие плечи непосильным грузом. Обычно торжество вызывает уйму положительных эмоций и впечатлений… если суженый люб. Хотя бы не стар!

Нет! Отец просто не мог так поступить, это всё проделки мачехи, жаждущей скорее от неё избавиться. Пока ещё не поздно, нужно с ним поговорить!

Обув домашние туфли, Эриника решительно вышла из комнаты и отправилась на поиски отца. Барон нашёлся у себя в кабинете, через приоткрытую дверь Ника заметила сидящую на его столе Карнель: мачеха любила совать свой напудренный нос в мужские дела.

Стиснув зубы, Ника громко постучала, чтобы её заметили. Чарльз оторвал глаза от свитка и сосредоточил внимание на дочери. Сжал губы в тонкую линию, понимая, что Ника пришла оспаривать решение о свадьбе.

– О! Очнулась наконец! Какая-то ты слабая духом. Только не грохнись в обморок на церемонии, а то такой конфуз выйдет, – смолчать мачеха, как всегда, не смогла, она не сделала попытку слезть со стола, хоть это было и неприлично в присутствии падчерицы.

– Прошу, отец, я хочу поговорить с тобой. Наедине, – добавила Ника твердо, пропустив подколку мимо ушей.

– А я чем помешаю?! Я такой же член семьи, – нахохлилась Карнель, сдвинув изящные брови к переносице, и демонстративно сложила руки под внушительной грудью.

Ника не заходила в кабинет, настаивая на своём. Чарльз устало обвёл указательным и большим пальцем веки, вздохнул и велел супруге оставить их со старшей дочерью.

– Но, дорог…

Возмущения мачехи глава семьи оборвал строгим:

– Кара!

Прошипев про себя гневные ругательства, женщина ушла, не забыв «случайно» задеть падчерицу при выходе плечом. Ника стерпела, не желая устраивать сцен. Закусив губу практически до крови, она прошла в комнату и, уперев руки в боки, заявила:

– Отец! Я не хочу за Ридани! За что ты так со мной?

Чарльз удручённо покачал головой, поднялся из бархатного кресла и, прихрамывая, направился к Нике. Увечье барон получил в бою с флибустьерами двадцать лет назад, когда они совершили набег на Порт-Ниасль, с тех пор и ходит с тростью. Положив руки дочери на плечи, Чарльз произнёс:

– Милая моя Ника… Сожалею, но другого выхода у нас нет. Форп теперь единственный наследник Ридани. И герцог вовсе не стар, как ты считаешь, его силы подпитывает магия, и он…

Ника дёрнулась, сбросив неожиданные объятия отца, подобную песнь она уже слышала от мачехи.

– Но почему именно Ридани? Неужели нет других влиятельных семей? Что ещё за брачный договор? Что за тайны о нашем роде вы все от меня скрываете?! – Она скрестила руки на груди так же, как и мачеха совсем недавно, и замерла в ожидании правды, сверля отца пытливыми глазами.

– Ника, всё не так просто… – Барон отвёл взгляд к тлеющей свече на столе.

– Так расскажи мне. Я уже достаточно взрослая, раз собираешься против воли выдать меня замуж.

– Упрямица. Что ж. – Чарльз вернулся к столу, выудил из недр потайного шкафчика небольшую шкатулку, раскрутил рукоятку своей трости в виде головы филина и достал из углубления ключ на бордовой верёвочке.