– …С моря на город наползет туман, застелется по улочкам, подбираясь к жертве.

В сизой густоте скрывается тот, о ком поют в легенде.

Черны глаза дьявола, полны блеска алого, а душа мертва.

Ты, дитя, беги! Береги своё сердце от зла.

Дар крови проклятье снимет. Силу твою отнимет, Его – спасёт.

Но если любовь истинная настигнет… погибель твоя придёт.

– Беги, Ника!..

Хрипящий голос старухи преследовал многогранным эхом, толкал в спину, ставил подножки, заставляя спотыкаться на ровном месте и путаться в прозрачных юбках белого платья.

Подвенечного…

Эриника стремглав неслась по извилистым улочкам родного Порт-Ниасля, в данные минуты город казался ей совершено чужим. Вроде обычный вечер, народ должен выползать из домов на прогулку после тяжелого рабочего дня, но нет, все жители куда-то запропастились.

…Вместо них в провалах домов зияли тёмные дыры, а из подворотен выглядывали пугающие, раскачивающиеся туда-сюда тени и в унисон повторяли:

– Не сбежать тебе от уготованной судьбы, носящая в сердце Дар!..

Сколько так уже бежит и почему, Ника не знала. Интуиция гнала и гнала невидимым, но довольно ощутимым кнутом вперёд. От страха подгибались колени, от промозглого холода стучали зубы, лёгкие горели, а дыхание срывалось от бега, но она не сдавалась.

Кожу спины между лопаток резало, жгло тяжёлым взглядом, но сколько Ника ни озиралась, никого в тумане разглядеть не смогла.

Кто же гонится за ней?! Почему так страшно остановиться?

Внезапно за спиной прогремели глухие пушечные выстрелы. Эриника обернулась и закричала в ужасе: из тумана на неё уставились огромные алые глазищи…

Нечеловеческие. И так близко!

У людей не может быть таких жутких глаз. Через них словно сам дьявол наблюдает. Дышит ей в затылок, шевелит холодным воздухом волосы у шеи.

Угли глазниц моргнули и двинулись на жертву.

Испуганно заверещав, Ника бросилась прочь, но вдруг зацепилась носком туфли за край пробоины в плиточной дороге и упала на колени. Короткая вспышка боли, и кожа в местах ушиба сразу засаднила. Оцарапанные ладони кровоточили.

Часть выбившихся из некогда красивой причёски темно-русых волос занавесила взор, на глаза навернулись слёзы. Закусив губу, чтобы окончательно не разреветься, Ника собралась подняться на ноги и бежать дальше от нависшей опасности, как вдруг прямо перед ней мелькнули чьи-то кожаные сапоги.

Кто-то стоял совсем близко! Сердце ухнуло и провалилось в пятки.

Задрожав от страха, она медленно подняла голову и наткнулась на высокую… нет, огромную широкоплечую фигуру в плаще. Из тёмного провала капюшона некто смотрел на Нику красными, как сама кровь, глазами.

– Наконец я нашёл тебя… Айлирэ, – послышался низкий раскатистый голос незнакомца.

В последнем странном слове звучала обречённость вперемешку с ненавистью и каплей надежды. Но разве возможно сочетать столько чувств сразу?

Ника не успела даже задуматься, кто такая эта… Айлирэ, как мужские руки в чёрных перчатках с обрезанными пальцами потянулись к ней, и хрупкое девичье тело пронзила дрожь.

– А-а-а!

Опять этот сон. Ника каждый раз просыпалась в холодном поту и с колотящимся от липкого ужаса сердцем. В последние месяцы сон повторялся часто.

Особенно ярко и правдоподобно чувствовалось всё в полнолуние.

Прабабкина страшилка всегда оставляла малоприятную ледяную дрожь на коже, стоило Нике лишь услышать пугающий шепот полоумной, как считала вся родня, старухи. А теперь ещё эта страшилка оживала в красочных подробностях во снах.

Юную наследницу династии Веренборг, чьи корни уходили далеко вглубь столетий, тянуло разгадать тайну странного бормотания Дианны. Ещё с мальства Ника чувствовала, что это не просто бред выжившей из ума старухи. Однако на все расспросы седая женщина в накинутой поверх плеч дырявой, выеденной молью, но всё равно горячо любимой вязаной шали отвечала неизменное:

– Вырастешь – всё поймёшь и узнаёшь…

И снова её пра начинала мерно покачиваться в плетёном кресле у окна, смотрела усталым взглядом в закат и проговаривала вслух раз за разом таинственный набор фраз. Ника обиженно пыхтела и вздыхала, но обязательно приходила послушать старушку следующим вечером, если удавалось провести нянек и удрать от опостылевших занятий столичного этикета и танцев. Родня сослала пожилую женщину в самую отдалённую комнату поместья доживать Триединым отпущенные дни.

Мать Ники умерла, когда малышке почти исполнилось два года. Молодую женщину в самом расцвете сил поразила неизвестная болезнь, и Аурелия сгорела за три дня. Все эти сутки девочку не пускали, опасаясь, что хозяйка поместья заберет с собой в могилу и дочь. Но лекари установили, что хворь баронессы не заразна, и на смертном одре им с Никой позволили повидаться.

– Будь сильной, моя принцесса… Вырасти настоящей красавицей и умницей, – напутствовала Аурелия, слабо прижимая к себе кроху, а Ника обнимала мать в ответ и радовалась, ведь она наконец рядом.

Вымученная улыбка сгладила нездоровые черты лица женщины. Аурелия провела по волнистым, вечно непослушным русым волосам Ники, отливающим в вечерних лучах солнца розовым перламутром. Жалела, что ей так рано придется уйти.

– Надеюсь, твоя любовь не будет так же слепа, как моя. Ты сможешь прожить долгую счастливую жизнь. Я вот не смогла…

Это были последние слова матери, которые довелось услышать Нике, но она ещё не понимала их значения. Бабушка напомнит ей о них позже, когда малышка немного подрастёт. В полночь Аурелия отправилась в Незримый мир духов, болезнь до дна высосала колодец её дара.

Воспитывал Нику отец. Но барон уделял мало времени дочери, вынужденный вести управленческие дела, в основном она находилась на попечительстве нянечек. Как только отошёл годовой траур, в дом вошла новая хозяйка. Мегера, каких ещё поискать.

С Никой у них не заладилось с первых дней. Леди Карнель, едва переступив порог поместья, сморщила милое личико и окинула вышедшую поприветствовать её падчерицу презрительным взглядом.

– Дорогой Чарльз, а это что ещё за приживалка?

– …Кара, это моя дочь. Наследница династии. Прошу относиться к ней с должным уважением, – сделал замечание на выходку новоиспеченной супруги отец.

Барон любил дочь, она была похожа на первую жену как две капли воды. Но из чувства вины перед Аурелией барон уделял мало времени дочери, отмахиваясь кучей неотложных дел и забот. Через год после женитьбы у Чарльза родилась Лиана. Барон с трепетом ожидал рождения наследника, а на свет появилась ещё одна дочь.

При отце Карнель вела себя с Никой тише мыши, разговаривала уважительно и даже чуточку ласково, но, как только супруг удалялся по делам, мачеха превращалась в шипящую змеюку.

Постоянно ругала, отчитывала: то она одета не так, то причёска не подходит, то дергала её по различным поручениям, словно девочка не законнорождённая дочь барона, а бастард. Или вовсе прислуга здесь. Подросшая Ника даже думала, что мачеха приворожила отца и теперь вертит им как пожелает. Девочка не жаловалась, если вовремя замечали, её защищали нянечки.

Когда Ника из угловатого подростка превратилась в красавицу, округлилась фигурка в нужных местах и появилась миловидность в чертах лица, то придирки мачехи обострились. Младшую дочь барон слишком любил и баловал, и за проступки Лианы всегда доставалось старшей.

– Эриника, ты прямая наследница рода Веренборг. Ты обязана с гордостью носить великое имя предков, быть умной, рассудительной и целомудренной. И не уходить от ответственности, отвечать за свои проступки.

– Отец, но я… – поначалу она ещё пыталась возражать на несправедливые обвинения, но барон хмуро выслушивал объяснения и делал строгое лицо, грозил указательным пальцем и отрезал: