В это время в Новосибирск приехал представитель Ставки член Политбюро ЦК КПСС Г.М. Маленков[1], которому в карман пальто незаметно вложили письмо, информирующие о бандитизме. Прочитав письмо, Маленков в двадцать часов вечера ознакомил с его содержанием руководство города и потребовал навести порядок и доложить об этом на совещании следующего дня в 9.00. Ему доложили, что ликвидировано 800 банд, численностью несколько тысяч человек. По утверждению преподавателя, в городе во время войны не было зафиксировано больше ни одного случая преступного нападения на граждан.
Этот рассказ я вспоминаю всегда, когда речь заходит о необходимости усилить борьбу с коррупцией и другими преступлениями. Было бы желание…
После ареста Л.П. Берии в органы прокуратуры и ЦК КПСС стали поступать многочисленные заявления и жалобы осужденных и их родственников по поводу пересмотра уголовных дел и применения незаконных методов в процессе ведения следствия.
На основании предложения Прокурора СССР и министра внутренних дел СССР по решению Президиума ЦК КПСС в мае 1954 года была образована Центральная комиссия по рассмотрению жалоб и ходатайств граждан, осужденных за «контрреволюционные» преступления. Комиссия была наделена правом пересмотра приговоров осужденных Коллегией ОГПУ, а также Особым совещанием (ОСО) НКВД — МГБ СССР.
Помимо этого были образованы выездные комиссии Президиума Верховного Совета СССР (всего их было создано 97), наделенные правом объявления амнистии в отношении осужденных рядовых граждан и коммунистов, но не номенклатурных партийных работников.
Обо всем этом нам начал рассказывать на четырехчасовом практическом занятии преподаватель майор Березин Н.А., который участвовал в одной из комиссий и гордился этим. Для нас он был большим авторитетом как особист, прошедший всю войну на передовой. Во время Кенигсбергской операции он оперативно обслуживал зенитный дивизион, расположенный вблизи шоссе. И вдруг увидел бегущих отступающих солдат. Они растянулись на несколько километров в длину и ширину. Потом он узнал, что в панике отступала его дивизия (12 тысяч человек). Березин принял единственно правильное решение. Дал команду зенитчикам стрелять поверх голов бегущих из всех зенитных орудий, и это остановило их. Фактически Березин спас тысячи человек, его представили к ордену Красной Звезды. Но после этого боя у него появился нервный тик, глаза не могли стоять на месте, они постоянно бегали.
Березин стал зачитывать справку Спецотдела МВД СССР от 11 декабря 1953 года. По этой справке, всего за период 1921–1953 годов по материалам органов ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ — МВД в судебном и несудебном порядке были осуждены 4 060 306 человек (в 1921–1929 гг. — 208 863 человека, 1930–1936 гг. — 1 391 093 человека, 1937–1938 гг. — 1 344 923 человек, в 1939–1953 гг. (первое полугодие) — 1 115 427 человек), а потом подчеркнул, что на личном счету Н.С. Хрущева гибель, а вернее — убийство около 161 860 человек. 55 741 человек пришлись на годы работы его первым секретарем Московского городского и областного комитета партии. Я, взбудораженный его комментариями, задал некорректный вопрос: «А где же вы были, какую позицию вы занимали?»
Больше подобных вопросов я в своей жизни не задавал. Майор Березин был сильно огорчен, возмущению его не было предела. Он написал на меня докладную записку руководству школы о том, что я сорвал четырехчасовое занятие, толкнул остальных слушателей на антисоветскую демагогию и т. д. По горячим следам провели административное расследование, доказали мою вину и взялись изучать мою пригодность и необходимость пребывания в школе. «Под колпаком» я находился до самого выпуска.
Я благодарен майору Березину за поучительный урок. Потом, когда служил в КГБ, имел информацию о неблаговидных поступках военных начальников и партийных руководителей разного масштаба, но без необходимости не лез на рожон. Как говорится, «колебался вместе с линией партии».
Глубокое впечатление оставил подполковник Каплин С.А., преподававший оперативную психологию. Доходчиво и убедительно пояснял:
— Пока будете на оперативной работе, обязаны изучать людей для вербовки, по делам и сигналам, для выдачи согласия кадрам на военнослужащих, планируемых в зарубежные командировки и т. д. Характеризующие сведения будете получать: из документов; по почерку; от людей, работающих с изучаемым; личного наблюдения; общения с человеком. Характер — это совокупность основных, наиболее устойчивых психических свойств человека, которые проявляются в его поведении, речи, движениях, манерах, походке, характерных привычках, высказываниях, в особенностях физиономии.
Здесь он обращался к аудитории:
— Перед вами лицо человека, у него длинный нос, большой рот, углы рта подняты вверх. Определите основную черту характера этого человека.
Такой экспромт вызывал огромный интерес к оперативной психологии. В советское время науки по хиромантии, физиогномике относились к лженаукам, и он предупреждал нас об этом. Но знание их развивают у человека наблюдательность, расширяют кругозор, вырабатывают потребность к познанию.
Преподаватель М.И. Кузьмичев оставил в моей памяти два крылатых выражения: «Завербовать можно любого человека. Для этого нужны время и деньги»; «Кошка не ест горчицу, но если ей помазать горчицей одно место, она вылижет и горчицу».
Первый афоризм принадлежит Сталину, в его правоте я убедился на оперативной практике. Нехватка времени при изучении кандидата на вербовку приводит к отказу от вербовочного предложения или к трудностям в работе с завербованным.
А в философской силе второго афоризма, который принадлежал преподавателю, я убедился, когда необходимо было побудить человека негласно к нужным государству или органам КГБ действиям.
С благодарностью вспоминаю полковника Лазарева В.Т. — заместителя начальника школы, который провел с нашими женами разъяснительную беседу о характере работы чекиста: ненормированном рабочем времени; наличии агентуры вообще и женской в особенности; наличии явочных квартир; о взаимоотношениях оперработника с командиром части и его замполите; о взаимоотношениях в офицерском коллективе; о взаимоотношениях жен офицеров и прапорщиков и о многом другом, когда по незнанию жены могут навредить работе мужа.
После шести месяцев учебы полагалась оперативная практика. Меня направили в Батуми, в особый отдел 145-й мотострелковой дивизии. Моим руководителем оперативной практики назначили капитана Вазгена Аветисяна. Однажды я услышал истошный крик секретаря-машинистки:
— Вазген, Вазген, иди ко мне!
— Клара, что ты так кричишь? Мы же работаем!
— Вазген, дарагой, я прошу, беги ко мне, скорей, генацвали!
Клара и Вазген в особом отделе работали со времен Великой Отечественной войны, они были уже как одна семья, друг другу доверяли и чекистские, и военные, и семейные тайны. Аветисян вернулся от Клары восторженный, радостный, счастье было в его глазах. Хитрый и мудрый армянин не мог выговорить ни слова. Наконец собрался с духом: «Саша, садись в мотоцикл, мы едем в укрепрайон». По дороге мой руководитель поет песни на армянском и русском языках.
Приехали в укрепрайон, зашли в кабинет, и он с подробностями рассказал интересную и очень поучительную информацию для будущего особиста.
Дело в том, что со времен Октябрьской революции особые отделы и в целом органы КГБ периодически укрепляли партийными кадрами. Так было при руководителях Серове, Шелепине, Семичастном, так было и при Андропове — на руководящие посты в КГБ направляли периодически партийных и комсомольских работников, прямо скажем, не самых лучших, а главное — без предварительной учебы в чекистских учебных заведениях. Более того, их сразу назначали на руководящие посты, присваивали воинское звание майора или подполковника. К сожалению, они видели себя в качестве контролера и воспитателя профессионалов. Многие из них, еще не познав азы чекистского дела, считали необходимым учить своих подчиненных «уму-разуму». В сложившемся коллективе появлялись раздоры, насмешки и другие негативные моменты.
