— Ну как там? — только и спросил Степан Федорович. — Мальчик или девочка?

— Девочка.

— Хорошо. Спасибо тебе, Толя.

Хрустов только крепко сжал его локоть.

Шкред приехал с врачом. Тот сразу же осмотрел роженицу, ребенка и заволновался: температура у Анны Ивановны высокая, нужны антибиотики, а их на заставе нет, надо звонить в город, срочно организовать доставку…

Наперед скажу, что сделано было все для спасения Анны Ивановны, но заражение брюшины было столь стремительным, что ничем помочь не удалось…

Несколько дней застава была в трауре. Разговаривали шепотом, команды отдавались вполголоса, Хрустов не выходил из канцелярии сутками, давая возможность капитану хоть немного прийти в себя.

Встал вопрос: как быть с детьми? Кто будет кормить младенца, где взять молоко?

И Света, Алеша, маленькая Надюшка стали детьми заставы. Дети так и не поняли, как это произошло: была мама и нет ее? Наверное, она просто уехала куда-то и скоро, вернется… Но время шло, а она не возвращалась.

Вскоре из пограничного отряда прислали на заставу корову. Дмитрий Сарана три раза в день приносил детям вкусное парное молоко. Для Надюшки он наливал его в специальную бутылочку и, надев на горлышко соску, сам кормил их маленькую сестричку. Света и Алеша молча смотрели, как она выпивала молоко. Она еще ничего не понимала. Только ела и спала. Потом начала много плакать, и врач, который часто приезжал осматривать солдат, осмотрел ее и сказал: «Молодец, девочка, только вот голодом тебя тут морят!»

Папа обиделся на такие слова, а потом всерьез спросил:

— Может, еще чем подкармливать пора?

— Конечно! Она уже и кашку есть может, творожок, а месяца через три — супчики, борщики…

4

Через три года Шкред вместе с детьми приехал в Москву за новым назначением. Остановились у дальних родственников, которых не видели много лет. Жили они на Трубной площади в старом доме с коммунальными квартирами, где общими были не только кухни, общими были болезни и праздники, горести и радости.

Шкреда по служебным делам вызывали то в один, то в другой отдел управления, он, бывало, как уйдет с утра, так к вечеру только возвращается. Светлана и за Алешей и за Надюшей смотреть должна была.

Она и смотрела. И еду варила на общей с соседями кухне, и постирывала, и вскоре весь дом знал, какая беда приключилась с их семьей. И Шкред, приходя домой, заставал в своей комнате то одну, то другую помощницу. Но чаще его встречали три пары больших, полных любви и доверия ребячьих глаз.

В отделе кадров управления пограничных войск, зная семейное положение Шкреда, предлагали несколько мест назначения. Но не в его правилах было искать себе снисхождения, он поедет туда, куда надо.

— Пожалуй, поедем в Казахстан, ребятишки изголодались по солнышку, да и служба обещает быть интересной, — наконец, решил он.

Ему вручили предписание явиться в округ через пять суток.

Придя в тот вечер домой, Шкред не узнал свою комнату: чистота и порядок. Светлана, лежа в постели, читала книжку, Алеша и Надя спали. У стола тоже с книгой сидела хрупкая девушка с большими, как озера, синими глазами.

Увидев Шкреда, она вскочила со стула и, часто моргая длинными ресницами, произнесла:

— Ой, простите. Мы тут со Светочкой зачитались после приборки. Я напротив вас живу. На кондитерской фабрике работаю. Марией зовут. Иду после смены, а из вашей комнаты такой плач слышится. Захожу, а девочка ваша старшая справиться с ребятишками не может. Маленькая испачкалась вся… Я вымыла их, накормила, постели им приготовила и спать велела ложиться. Маленькие вмиг уснули, а Светочка, видно, боится без вас. Вот я и… задержалась…

Он стоял перед ней высокий, красивый, с вьющимися волосами цвета спелой ржи и внимательно смотрел ей в глаза. И она не выдержала этого взгляда, смущенно отвернулась. «Вот какая жена мне нужна», — думал Шкред, когда взволнованная девушка выпорхнула из комнаты.

А назавтра повторилось прежнее. Степан Федорович видел, как боится девушка его взгляда, как застенчиво краснеет при виде его, как светятся ее глаза глубоким, идущим изнутри светом.

…Вскоре семейство Шкредов во главе с новой мамой Маней двинулось в Казахстан.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

т солнечного города, пахнущего яблоками, вертолетом они летели до Панфилова — незнакомого пока еще никому из них места, привлекающего разве что своим названием: «Панфилов». «Двадцать восемь панфиловцев», «Велика Россия, а отступать некуда, за нами Москва»… Эти слова каким-то образом связывались в сознании Маши с новым местом назначения мужа. Может, здесь жил знаменитый герой обороны Москвы, в Великую Отечественную войну формировал дивизию, которая потом героически отстаивала подступы к столице, но как бы там ни было, она с интересом ждала знакомств с этим городом.

Внизу были пески. Бескрайнее море солончаков. Вот они лежат под крылом вертолета, застывшие серо-желтые волны. Кое-где эти волны сменяются легкой рябью, будто совсем недавно здесь было море и ушло, оставив песчаную отмель. Огромная пустая равнина с бородавками саксаула навевала уныние, и Маша старалась чаще смотреть не в иллюминатор, а на Степана или на детишек. Она была переполнена чувством любви к этому, недавно еще неизвестному ей человеку, которого теперь принимает всем своим существом и которого все называют непривычным ей пока словом «муж». Ей казалось: так же, как и его, она успела полюбить и детей, которых тоже воспринимала как часть его самого. У Светланы — его волосы, его характер, у Алеши — глаза и овал лица. А маленькая Надюша, неизвестно на кого похожая, доверчиво лежащая у нее на руках, была словно их общим ребенком, еще более связывающим, скрепляющим их союз.

Степан внешне был спокоен, время от времени поглядывал на Машу, подбадривал ее взглядом; он понимал, что творится в ее душе: для нее начинается не только новая жизнь, связанная с многочисленными заботами и хлопотами о детях, о муже, для нее начинается и новый этап жизни: теперь она — жена пограничника и должна стать ему верным товарищем и другом, а если надо, и боевым соратником.

«Никогда она не оставит его и не предаст, — говорил ему ее взгляд. — Разве можно предать такого — редкой красоты и ума человека? Для нее — лучшего и не надо. Да разве существует на свете кто-то лучше Степана? Рядом с ним она чувствует себя спокойно и уверенно. С ним ей ничего не страшно».

Панфилов оказался тихим провинциальным городком с фруктовыми садами и широкими улицами, на которых всегда можно увидеть играющих детей.

Город закладывали казаки, поэтому и ширина улиц такая, чтобы по ним мог пройти эскадрон кавалеристов. Уже после Великой Отечественной войны улицы с двух сторон обсадили тополями, и когда деревья цветут, витает над городом облако тополиного пуха.

Шкреды переночевали в гостинице. А наутро выехали на заставу.

Дорога на заставу шла мимо солончаковых и поливных земель, мимо небольших поселков и бледно-сиреневых садов: цвели абрикосы.

Был полдень, солнце палило с такой щедростью, что даже в «газике» было душно, кожаные сидения нагрелись, ни к чему железному не притронуться: жжет, кажется, «газик» пылает без огня. Ребята разомлели, и Маша то и дело вытирала их лица.

Надюша уснула на руках Степана, сидевшего впереди, русые волосы ее слиплись на лбу, а ветер, дувший из открытых окон машины, не освежал и не радовал. Хотелось скорее очутиться дома, за закрытыми ставнями, в холодке.