Сквозь двери, как сквозь воду, вынырнули двое туловищ. Из глазниц и ноздрей их голов высунулись пальцы рук, что чуть ли не разорвали их лица пополам. Сами головы были слепы, а их рты были зашиты. Они извивались словно внутри них были руки от кистей до плеча, как в тряпичных куклах, чьи высунувшиеся пальцы теперь сомкнулись на лицах, удерживая их, чтобы те не дёргались. Растягивая сцепленные рты, они могли лишь выть и издавать рвущиеся звуки, умывая себя чёрной жидкостью дверей. Не уж то это были когда-то одни из… очутившихся тут?..

Посередине между дверьми, в стене появился маленький венистый чёрный глаз, что осмотрев каждого, хитро прищурившись, закатился обратно. Пол как будто бы таял и становился жидким, и все трое медленно начали тонуть в вязкой синей жиже, что постепенно лезла на них. По середине образовалось что-то наподобие губ, из-за которых высунулся шершавый язык. Он поднялся из недр, как лоза хищного инопланетного растения, и стал ощупывать каждого из сидящих.

Скользкий, бугристый жгут любил проскальзывать под подбородком и гладить исподтишка по спине или животу. Подобно огромному щупальцу, он оценивал добычу. Язык скользнул обратно, а рот пола широко раскрылся. Его глотка начала вращаться тысячами деревянных остриёв с горящим жерлом на дне. Из его недр вырвался лязг режущий слух, проникающий ледяными иглами в душу:

В одной из дверей выход,

Другой из дверей будешь рад,

Но двери хитрее,

Они разное говорят.

Одна всегда скажет правду,

Другая ответит враньём,

Вопрос всего один задать вам можно,

И в одну невозможно войти вдвоём…

Мэри схватилась за уши. На её лице мерцали две серебряные дорожки от слёз. Возможно, это было от боли, что причинял визг комнаты, возможно от ужаса и паники. Хоть она и сжимала уши, голос этого рта был особенным. Его невозможно было не услышать.

– И что это значит? За одной выход, а за другой? Что? И что значит невозможно войти вдвоём? Каждый войдёт хотя бы в одну, а третий останется здесь?.. – судорожно соображал Ёршик, прижавшись к стене, чтобы не упасть в хохочущий рот.

– Чёрт! Какой смысл?! Не разгадаем – нас запрут, и «им» будет ясно, где мы, а если разгадаем – всё равно кто-то останется здесь!.. – был Уэйн в ярости, – Не выбирать же нам кого-то… одного?..

На последних словах тот сполз на пол, уже не замечающий, как на него налезали синие щупальца пола. Обвиваясь вокруг его тела они напоминали силки, худые резиновые руки.

Чёрные иглы начали распространятся на боковые стены и рисунки людей сменялись на разлагающиеся шепчущиеся массы. В чёрных дырах глазниц засветились глянцевые и пустые глаза, что скорее напоминали волдыри. Они буквально были голодны на зрелища. Пасти раззевались даже вдоль шей рядами наполненных желтоватым соком жвал. Направив в центр свой взор, комната стала похожа на арену с сотнями голодных зрителей, что восторженно наблюдали за процессом. Шипы в скором времени не дали бы ребятам находится близко к стенам. Они расползались, как чёрный иней, и вибрировали, испещряя стену трещинами.

– Чем больше мы боимся, тем хуже! Комната чернеет! Отойдите от искажения! – кричала Мэри сквозь смех комнаты.

– Что нам делать?! – дрожал Ёршик.

– Держимся вместе! Парни! Взяли себя в руки! – умоляла их Мэри. – Чем паниковать, лучше сделали бы хоть что-нибудь, чёрт возьми!

Было видно, как с её лица спадали целые горошины слёз, пока та срывала синюю липкую гадость с себя. Она была настроена решительно, хоть и дрожала, переполненная ранее не испытываемым страхом. Дрожащим голосом та начала строго рассуждать, вновь закрыв уши руками;

– Нам нужно понять, где выход, чтобы выйти отсюда и найти Тихий Двор до заката солнца… Времени мало… – пыталась сконцентрироваться она. (Между слов, она всё же не могла придерживаться своих же просьб и поддавалась давлению, прерывая речь на истошные всхлипы отчаяния, когда её руки вновь хватали силки синей жижи пола. Покрываясь пузырями те лопались и всё сильнее хватались своими ошмётками за всё, что движется.)

– Надо понять, что же прячет другая дверь! Может это западня… Может это ловушка. Никто ничего не обещает! Если мы хотим понять, где-что, и кто из них лжёт, а кто говорит правду…

– …Значит нужно задать вопрос, на который ОБЕ ответят одинаково! – осенило Уэйна.

– А это значит – мы… поймём кто говорит правду, а кто ложь! – возрадовалась Мэри.

– Нет, постойте, всё не так просто! Никто не знает, что конкретно за ними кроется, лживая может вести к.… – пытался вразумить их Ёршик, но рот вдруг завизжал ещё громче.

Им приходилось громко орать, чтобы перекричать визг рта и его адский смех. Ёршика никто не смог услышать. Он оказался по ту сторону комнаты. Уэйн и Мэри по другую. Они прижимались друг к другу в попытках расслышать хоть что-то. Ёршик, озираясь по сторонам и заметив глаз в стене, зажёг фитиль динамита решения. Подобравшись поближе к глазу тот ударил по нему с размаха кулаком. Рот резко взвизгнул и от боли в миг сжал деревянные зубы, замолкнув.

– Закрой пасть и скажи мне правду и только правду, или я вырву тебя из стены! – пригрозил Ёршик неистово стуча о стену рядом с глазом. Все сразу принялись решать условия комнаты и даже подумать не могли о том, что он сейчас делал.

– Ты… что… творишь… – оцепенели Мэри и Уэйн.

– Что таится за одной из них помимо выхода?

– Это и есть твой вопрос им?.. – ехидно ответил глаз щурясь от боли.

– Это и есть твой ответ мне-е-е? – Ёршик начал засовывать в глазницу пальцы.

– Тайна! За другой дверью скрывается тайна! Печать, вскрытие которой, будет возмещено кровью того, кто узнал секрет комнаты! Она ответит на самый сокровенный вопрос, что вошедший больше всего хотел бы узнать, но ждёт его кошмар, что он меньше всего хотел бы пережить! – молило о пощаде око и вдруг… неожиданно усмехнулось.

Оно начало смеяться в предвкушении чего-то. Смеялось сначала тихонько, но затем постепенно, безрассудно начинало гоготать во весь голос доходя до хриплого визга и постепенно утихало и утихало…, растворяясь в глубине стен…

Ёршик оступился. Рот растворился в полу. Всё в миг стихло и развеялось. Чёрная гниль полностью покрыла стены. Глаз просочился обратно и исчез. Тишина. Звон колоколов… Ночь.

Это был конец.

Нельзя было предсказать, что будет дальше. В груди играл оркестр страха и паники. Вопли отчаянных мыслей в голове напоминали овации публики на композицию из оглушительного шума крови, что волнами проникал куда-то в районе висков, мощными барабанными импульсами. Под рёбрами начались бешеные скачки сквозь снежную метель, что проносилась в районе живота, напомнив Ёршику об ударе, сделанном в это место. Ёршика начало трясти от ужаса. Он узнал этот звон.

Его сумка начала дёргаться и трястись вместе с ним, словно в неё засунули кошку, и та хотела вырваться из ловушки. Однако, резким рывком из неё вылетела та самая книга Ёршика. Ударившись о стену, та растворила чёрные иглы в огромном светлом пятне, что снова затянулся коррозией, стоило книге упасть на пол. Словно бы эта загадочная чернильная болезнь отторгала её.

Книга раскрылась на середине. Посреди одной из её коричневатых страниц алыми чернилами начали образовываться узоры и три таинственных символа помещённых в бьющиеся горячие сердца. К ним что-то приближалось, скользило по странице. Это был ещё один рисунок в сердце – изображение кривого красного серпа.

Уэйн, вскочил к левой двери. Чего-то не рассчитав, тот даже немного опрокинулся на неё и выпалил прямо ей в лицо:

– Если я спрошу у второй двери ведёт ли твоя к выходу, что она ответит?

Дверь, широко растянув своё лицо вниз не естественным образом, разорвала себе рот и из-за нитей послышался ответ:

«Нет…»

– За ней выход. Она говорит правду! – произнёс ответ Уэйн.