И выразительно посмотрел на мою подругу…

Ленка выходила со слезами и обидой на меня, мол, знала и привела на позор. А Женя тогда сказал:

– Никогда не забывай, что по друзьям и о тебе судят.

Я понимала, передо мной стоит выбор. Но мой путь был определён гораздо ранее. И свою дорогу я знала точно.

Женя был на 13 лет старше меня. Я была влюблена в него. Вернее будет сказать, на то время, он был кислородом моей жизни. А эта блатная движуха так затянула меня в свои сети, что я даже уже и не понимала, что такое хорошо, и что такое плохо.

Просто знала как надо и всё.

Так уж повернуло, что среди моих подростковых подруг затесалась, так сказать, одна подруга постарше. Детдомовская. Теперь моя соседка, Ольга Рыжая. Наглая, отчаянная, скандальная очень крупная деваха, с которой никто не хотел связываться. В поисках жениха, (к Жене часто приходили товарищи), она с нами сдружилась, и нередко брала в долг деньги. Детдом дал своё воспитание, она считала наш дом своим домом, всё у неё было, как-то, запросто.

Ну, потом Женю посадили, а она устроилась работать на мясокомбинат, на бойню. Неплохо зарабатывала. И я решила, что пришло время отдать долг. В нашей среде, долг платежом красен. И что вы думаете? Она мне решила их не отдавать

– Тарелку супа всегда налью, сказала,

– За долг забудь.

И что ты сделаешь?

Оля стояла подбочинившись, в два раза шире меня.

Это неправильно, твердила я, уверенная, что справедливость должна всегда побеждать. В наших кругах, за это спрашивали, вот и я решила спросить с Рыжей по-своему. Позвала на помощь Ленку Москву.

– Постой на атасе, а? Наказать кое-кого хочу.

Рыжая ушла утром на работу. Влезть в форточку для меня плёвое дело, вещи из шифоньера, всё самое дорогое, шапки, шубу, платья и туфли. Что в руки попадалось. Кидаю в окно, Ленка подбирает. Вылазию. Зажигаю. Уходим.

Покуривая у Ленки, в подвале шахтёрского барака, где она и жила. И не только она. Много людей тогда жили в подвалах. Но сейчас не об этом. Смотрю, значит, пакетик с вещами Москва прихватила.

– Зачем?– спрашиваю.

Понимаю, платье красивое, вечернее. Ленка одела, глаз нельзя оторвать.

Из-за него и спалились.

В нашем кругу не принято было заявление писать. Хоть бы что не случилось. Всегда без ментов обходилось. Но Рыжая оказалась не наших кругов и накатала заяву. У Москвы нашли платье, она указала на меня. Всё ясно как белый день. Проникновение. Кража. Поджог.

Ольга Рыжая на следствии просила не наказывать строго, И вообще хотела забрать своё заявление. Короче, я отделалась лёгким

испугом, получив 3 года химии…

От мыслей меня отвлёк какой-то непонятный шум из-за стены соседней камеры. Оказывается у меня была соседка, а в стене между камерами был кабур.

Что такое кабура? Это такая сквозная дырка в стене или в полу, или в потолке. У нас она была такого размера, что можно было с трудом протиснуть сигаретку.

Так я и познакомилась с Любой Оторвой. Видеть друг друга мы не могли, но могли разговаривать, подставляя то ухо, то рот. Люба была очень взрослой, авторитетной, особой. Это был её третий срок. Всё время она сидела за убийство. Подробности я не знаю, это осталось для меня секретом.

В разговоре я призналась, что не хочу выходить в зону, так как боюсь, что меня сразу изнасилуют, сказала, что решила отказаться от работы, и просидеть оставшейся срок в камерной системе, изолированная от этих каблов.

Оторва в ответ смеялась,

– Если что, говори, меня знаешь.

Мои сутки закончились, и по совету моей новой старшей подруги, которая обещала мне поддержку, я решилась выйти в зону. Люба, которая вышла на 3 дня раньше, пришла меня встречать. Она была не одна. С ней пришла её половина, Анжела. Парадокс жизни. Люба оказалась центровым каблом в зоне. И её мнение здесь не оспаривалось.

В том мире где нет мужчин, чувство любви и желание взаимности, не умирают. Женщины создают пары и живут в своём отдельном от всех мирке, где царят свои правила и понятия. Моё понимание, моё воспитание, мои правила и принципы жизненные, всё куда-то рушится. Трудно уложить в голове. Они же целуют друг друга везде? В наших кругах могли спросить, даже с меня, несмотря на то, что я женщина. Если бы я стала пить с ними чифир вместе, мне потом с серьёзными людьми за один стол нельзя бы было сесть. И я честно об этом сказала Оторве. Почти вдвое старше, с высоты своего жизненного опыта, я казалась ей цыплёнком, только что вылупившимся из яйца.

– Поступай как считаешь нужным, посоветовала она мне тогда.

Что такое женская любовь, трудно объяснить.

Бывали случаи когда одна из половин, освободившись раньше другой, раскручивалась на срок, чтобы быть рядом с любимой. А на моих глазах, разыгралась целая трагедия. Таня и Аня.

Слух ходил, что знакомы они ещё с воли. Я точно не знаю, но эта пара всегда привлекала моё внимание. Друг другу под стать. Симпатичные, спортивные, дерзкие. Они держались как-то особняком от всех, не завязывая ни с кем дружбу. Всегда только вдвоём. Будь то танцы, где они очень классно танцевали. Будь то игра в волейбол, или ежедневное построение. Где одна, там и другая.

Ничего не предвещало беды, пока одна из них не стала слишком часто заходить в кабинет нашей новой начальницы отряда, незамужней женщины, слегка шлюховатого поведения, возрастом приблизительно лет тридцати.

Зона – это как маленькая деревня. Три с лишним тысячи женщин, по-любому поводу обожают раздуть слухи и сплетни. А здесь такое событие. Зечка с началкой роман закрутили. Никто не знает правда это или нет, но посмаковать эту новость всем хочется. Языки чешутся.

Слово – это очень грозное оружие. Слово может вылечить, а может и убить. В этой истории всё закончилось печально. После громких выяснений, драк и скандалов, одна из них, в порыве гнева, воткнула своей подруге в глаз маникюрные ножницы. Глаз вытек…

Несмотря на то что Тернопольская зона была, как бы, строгого режима, режим там абсолютно отсутствовал. В этом лагере правили зэчки, руководили зэчки, строили зечки. Дубачки лишний раз старались вообще не касаться. Закрывали на всё глаза. Проходили мимо, видя, что мы толпой сидим бухаем. Или за углом косячок курим. И если вдруг, со стороны администрации какой беспредел, то вся зона выходила на плац. Несмотря ни на национальность, ни на статус. Все как один. Отказывались от работы, от еды, от построения и поверок. Так и добивались своего. Так и жили, пока меня не объявили на этап. Ждала меня другая зона. Куда изначально я должна была попасть. Город Одесса. Первоходка.

Глава 3.

Мое этапное путешествие пришлось на лихие девяностые, в самый разгар путча. Впереди долгая дорога в вагоне Столыпина и неизвестно сколько ещё транзитных тюрем.

Настроение и форма конвоя приводила в ужас. Спрятанные за масками лица, тела закрыты щитами.

Наш поезд двигался своим маршрутом и, вдруг, среди ночи резко затормозил. Я услышала выстрелы. Потом начали кидать, что-то тяжёлое, а зеки вдруг стали раскачивать вагон. Мне было ужасно страшно.

Я скрутилась в клубочек, забилась в уголок своего тройника. Что же будет дальше?

А дальше, устранив беспорядки там, нас вывели из вагона. Посадили в воронок и куда-то повезли. Потом уже я узнала, что это была мужская крытая тюрьма в Ивано Франковске. Так как меня просто некуда было определить, то повели туда, приказав закрыть рот, чтобы никто не слышал женского голоса.

Вот так, по стечению обстоятельств, мне пришлось побывать на крытке. Хочу вам сказать, что тюрьмы, они практически ничем не отличаются друг от друга. Все на один манер. Длинный продол, двери с кормушками. Постовой мне сказал:

– Если ты откроешь свой рот, я тебе руку по самый локоть в горло запихаю. Ты меня поняла?