К этому времени из ворот выкатилась 'воровайка', а за ней, как пехота за танком, выбежали остальные.
Не знаю, попал ли я в кого-нибудь за те десять минут, что продолжался бой, но движения там внизу явно поубавилось.
Хранить радиомолчание больше не имело смысла, и сквозь мат-перемат я услышал, как командир дает команду общего сбора, а это значило, что мне придется покинуть мое укрытие и бежать на простреливаемый со всех сторон пятачок у ворот.
– Командир Саморез.
– Слышу тебя. Говори.
– Справа еще грузовик. Как там у вас?
– Понял тебя. Щас все будет.
– Триплекс, за деревом возле трансформаторной будки большой 'Калашник' головы поднять не дает. Разберись.
– Ща прищучим.
Досаждавший Саморезу пулеметчик уткнулся лицом в землю, и Вова, привстав на одно колено, выстрелил из подствольника. Граната рванула прямо у ног одного из кавказцев, вскочившего, чтобы перебежать на другое место. Он как-то смешно подпрыгнул над вспышкой и рухнул на мерзлый асфальт. И тут же череда разрывов накрыла обороняющихся, будто духи вспомнили, что и у них есть подствольные гранатометы и разом выстрелили. Но нет, это заработал АГС, установленный в кузове подъехавшего грузовика. Только чудом никого не зацепило.
Я, например, пристроив 'своего' покойничка, обустроился в том самом мелком окопчике. Но какая-то тварь там, на той стороне видимо заметила мой маневр и начала прицельно лупить именно поэтому никудышному укрытию. Первая очередь прошла совсем рядом, выбивая комья мерзлой земли и щепки из прикроватной тумбочки, служившей охранникам стулом. Я вжался в землю и увидел, как к нашему доктору Церетели прилетела ручная граната.
А это совсем рядом!
Соплями расплавленной пластмассы потекли долгие секунды, но наш эскулап прошел третью кавказскую, и его такими финтами не испугаешь. Он откинул РГОшку (слава богу, не в мою сторону) и откатился ко мне, больно заехав локтем в нос. Все предназначавшиеся нам осколки достались моему жмурику.
– Что больно? – участливо спросил Церетелли, видя, как я потираю нос. – Ничего. Сам сломал, сам и починю.
– Да вроде не. – Прогундосил я.
И тут взревел дизель бэтра – это Морда уселся на место механика-водителя и ему удалось воскресить зверюгу. Баклажан тоже уже был там. Он и угостил из КПВТ наседающих полицаев.
Другое дело. Под прикрытием бронетехники как-то веселее воевать. Особенно с теми, у кого ее нет.
Крупнокалиберный пулемет разметал по обочине и без того уже поредевшую цепочку духов, а потом Баклажан перенес огонь на грузовик, на котором к нападавшим приехала подмога.
Брызнули осколки лобового стекла, а гранатометчик кубарем скатился с кузова. Как-то резко наступила тишина.
Я попытался встать и обнаружил, что ноги меня едва слушаются. На полусогнутых прошкондыбал мимо «воровайки», под которой сидел и выл от страха Гарик Айземан. БТР чихнул черным выхлопом, проехался вдоль улицы, остановился и сдал назад.
– Все на броню. Саморез, цепляй драндулет с барахлом. – Послышался голос командира в наушниках. – Сваливаем.
Я сделал два глубоких вдоха и пошел посмотреть насчет трофеев, и тут же пожалел об этом. В «Сталкера» в детстве переиграл придурок.
Постоял бы вот так на месте такой мясорубки, среди изуродованных останков, еще недавно бывших смеющимися, трусившими, выпивающими, мающимися от безделья или, наоборот, чем-то увлеченными человеческими организмами какой-нибудь виртуальный вояка. Ага. Теперь это только грязные кучи тряпья, пропитавшиеся густой темно-красной субстанцией. Через рваную 'цифру' выпирают розовые осколки ребер. Раскроенные головы с их содержимым вперемешку липкой грязью, вспоротые животы с внутренностями, которые пытаются удержать внутри коченеющие руки. Ступни, кисти, глазные яблоки… прямо на дороге…
Я отошел к бронетранспортеру и согнулся пополам. Отплевашись, полез в десантный люк.
Хрустнул под колесами лед, затянувший лужу на обочине, и, медленно вращая башней, грузно качнувшись над одной из выбоин, на середину улицы выехал теперь уже наш бэтр с прицепленной сзади «воровайкой». Шестеро грязных уставших бойцов и обоссавшийся от страха Гарик в десантном отсеке, командир за рулем и Баклажан у пулемета. В прицепе никого.
Поехали.
С Гариком рассчитались только под вечер. Весь день проторчали в полуразвалившемся сарае, в заброшенной деревне в пятнадцати километрах к северу от Никольска. До нее тащили «воровайку» на жесткой сцепке за БТР через поля, канавы и огороды. Подвеска у симпатичного 'Мерседеса' теперь, конечно в говно. Ну да все равно грузовик у склада засветился, и, если Айзман не идиот, постарается от него избавиться. Хотя запросто могут найтись добрые люди, которые за денежку малую укажут пальцем на барыгу. Тут все друг друга знают. Шила в мешке не утаишь. Среди тех же полицаев в Никольске запросто найдутся те, кто видел «воровайку» на родном из блокпостов. Я бы на месте Айзманов сворачивал свой бизнес к едрене матери и уезжал отсюда.
Но во всех своих бедах, между прочим, этот чмырь виноват сам. Похоже, после того, как наши договорились с ним об этом деле, он слил склад еще кому-то. Жадность фраера сгубила, и теперь треть обмундирования (а это больше двух сотен комплектов) не окупит потерю грузовика. Плюс возможны серьезные проблемы с оккупационными властями.
Кто такие и откуда те четверо парней, что помешали нам сделать все по-тихому, выяснить так и не удалось, потому что, когда Витамин после боя поднялся на второй этаж, тот парень с распоротым животом уже умер. К тому времени на самом складе одна за другой рванули две заминированные бочки с бензином, и угол бывшего овощехранилища охватило пламя.
Пусть теперь мерзнут гады!
Это Саморез постарался, пока мы отбивали первую атаку полицаев, он вместе с Церетели и Витькой Скорым отправили на тот свет двух отдыхавших внутри склада охранников, закатили вовнутрь бочки и присобачили к ним тротиловые шашки. Что-то такое мы планировали заранее, потому что было ясно, все вывезти все равно не удасться.
А потом Саморез заминировал несколько трупов. Это уже я видел собственными глазами.
Не теряя времени даром, мы устроились в десантном отсеке и под самим БТР, который въехал в сарай, проломив вместе с воротами и часть стены. Грузовик тут тоже поместился. От крыши осталась одна видимость, ну да мы в сарае не от дождя укрывались, а прятались. Страшнее всего было возле самого Никольска. Я ехал, вжав голову в плечи. А ну как появится беспилотник, а за ним следом 'Апачи'? И обновки примерить не успеешь. Так и закопают в старом грязном бушлате.
В сарае переоделись таки, в сухое и новое.
Я сидел, поглощал какой-то быстрорастворимый супчик и смотрел, как Церетели меняет повязку Скорому. Зацепило, значит. Вроде по касательной, а все равно морщится.
Скорый, кстати, – это не кличка, а фамилия у него такая. Прозвища в отряде у каждого не для понтов или подколок, а как радиопозывной. Вот кроме всех ранее перечисленных, есть в нашей ячейке еще один снайпер – Вова 'Чемодан' Монастырский. Самореза зовут Олег Домианиди. Потомок греков, осевших в Абхазии. Почему Саморез не знаю. Иногда прозвище так приклеится, что по имени-фамилии больше не зовут. Я вот только сейчас узнал, что Церетели зовут Саша Полейко. А вот прозвища Пашки Борзыкина пока не знаю. Вернемся, надо будет спросить. Отца его уважительно кличут Старый, а деда дедом и называют.
Поспать толком не удалось. Только сомкнул глаза, и тут же открыл их. Три часа как не бывало – моя очередь заступать на 'фишку. Моя и Триплекса.
Минут сорок сидели в полной тишине. Мишка сам по себе парень молчаливый, а тут еще положение обязывает. Как ветеран нашей партизанской банды он не может при мне, новичке, точить лясы на боевом посту. Блюдет.
Ему-то что, сидит, развлекается, в оптику свою окрестности рассматривает. А мне невооруженным взглядом из-за опустившегося с небес тумана даже опушку ближайшего леса толком не видно. Вот и сижу, ежусь и прислушиваюсь ко всяким мне, городскому жителю, непонятным деревенским звукам.