Учились мы в обычной московской школе. Бывшей элитной гимназии. Вместе с детьми из обычных семей.
Как и пять лет назад, я держал экзамен на поступление.
На этом экзамене определяли в какой класс меня зачислить. И по единодушному решению комиссии, меня приняли сразу в пятый класс. Честно признав, что вряд ли я даже в пятом классе приобрету какие ни будь дополнительны знания. Но в шестой мне рано, так как тут у них семилетка, а после… либо в училище, либо работать. Но советская власть запретила детский труд и меня до 16 лет никуда не возьмут, так как даже в училище уже есть производственная практика. Так что мне же лучше лишний годик тут пожить на всём готовом.
Как всегда в таких заведениях, всё началось с осмотра у врача и помывки в бане.
Врач был сухонький старичок в пенсне. Мне до этого близко врачей видеть Слава Богу не доводилось. Вернее, скорее доводилось, но вот в памяти это не отложилось. Видимо здоровье у меня в раннем детстве было отменное. Что сказалось потом положительно и во время моего бродяжничества, как ещё зовётся образ жизни беспризорника.
Во время него я ни разу ни чем не заболел. Хотя вокруг меня… вначале тиф, а затем и новомодная «испанка», косили ряды не только «детей подземелья» но и вполне себе добропорядочных граждан.
Позже я это себе пояснил несколькими факторами.
Первый и главный: это хорошая наследственность, как утверждал сейчас монах-учёный Мендель, а наш советский учёный Вавилов потом отстаивал эту теорию в неравной борьбе с всякого рода «мичуринцами-лысенками», говоря, что генетика никакая не лженаука, а наоборот – будущее всего человечества.
Второй главный фактор, это конечно личная гигиена. Как то не мог я быть грязным и есть что попало. Обязательно мыл руки, воду кипятил или ходил за кипятком в кочегарки, вокзалы и депо, где её раздавали всем желающим, таким вот способом власть способствовала и обогреву масс и заодно боролась с грязной водой и инфекциями. В Питере это была холера, – главный бич скученности и слива нечистот в водоёмы города, откуда и происходил водозабор. В Москве, благодаря акведуку, вода поступала более чистая, но вот потом… Поэтому лучше было пить кипячёную.
Третий фактор, это питание. Ему я уделял тоже большое значение. Ха-ха-ха… Каждый бродяга питанию уделял внимание! Но в отличие от большинства, мне не достаточно было одного хлеба. Я инстинктивно понял, что нужно разностороннее питание. И вообще, мне несказанно повезло, я умел читать…и в этом испытывал потребность. А так как в заброшенных хоромах различных бежавших буржуев были целые залежи книг, то я просто глотал их…читая всё своё свободное время. Всё подряд…и на всех известных мне четырёх языках. И вот попадались мне там книги и о питании. Особенно понравилась мне книжонка об мореплавателях. Их косила цинга. И спасались они от неё по- разному. Но вот лучше всего помогал лайм или по-нашему лимон. – Так вот почему англичан ещё кличут «лаймис» или «лимонники», – догадался я тогда.
Но вот незадача… Лимонов у нас не было… Но читая другие книги, я выяснил, что схожий…если не лучший эффект даёт наша русская квашенная капуста. А уж совсем «на безрыбье», сибирским охотникам помогал отвар из хвои. Им можно было и зубы полоскать, чтобы те не болели и не выпадали, но и пить его тоже было полезно.
А книга о правильном питании вообще говорила, что питание должно быть сбалансировано. И там должно быть всё! И любой перекос тут же сказывался очень плохо. Много споров в книгах было о полезности горячей пищи и супов в частности.
Апологеты сыроедения приводили в пример народы Севера. Сторонники растительной пищи указывали на народы Юго-Востока и Индии в особенности.
Любители специй и острых приправ кивали на долгожителей Кавказа и той же Индии с Китаем, в которых вообще полная антисанитария с точки зрения европейца, а никто почти не болеет.
Особняком стояли радетели морепродуктов и так называемой Средиземноморской диеты. Те указывали также и на долгожителей страны Восходящего Солнца.
В общем, я понял, что есть можно всё…но умеренно. Так и старался не только хлебом с водой питаться.
Ну и конечно я держался подальше от всех, у кого проявлялись признаки болезни. Без всяких колебаний покидал ночлежки, где замечал такого человека. Даже среди ночи в дождь и стужу… Справедливо полагая, что находясь там до утра сто процентов можно заразится, так уже был в курсе, как распространяются заразные хвори.
Поэтому доктор признал меня абсолютно здоровым и согласился с моими словами насчёт моего возраста. Для анкеты я даже дату дня рождения себе выбрал – 1 мая. Полагая, что например 7 ноября это уже слишком. И в этот день наверняка в будущем мой день рождения будет забываться. А День солидарности пролетариев всех стран самое то! Всегда будет «красным днём», то есть – выходным. Так ещё от «царя» повелось. Неужель рабочая власть это отменит?
Затем меня познакомили с моим воспитателем, вернее нашего пятого отряда.
Это был «рубаха парень». Таких позже называли «комсомольскими вожаками». Звали его Сева, как он сам мне представился. Лет ему было на вид около 17. На груди у него был интересный значок в виде красного знамени и буквами РКСМ.
Он повёл меня в расположение нашего отряда. Там никого не было. Как оказалось летом всех вывозили в летний лагерь и вернутся мои однокашники только через день. Поэтому мне выпала честь выбрать себе койку. Я в этом деле был уже опытным товарищем, но наглеть сильно не стал. Известно, что лучшие места это у печки или у глухой стены. Хуже на проходе, а ещё хуже у окна. Поэтому я занял койку у стены и недалеко от печки, которая ввиду жаркого августа ещё не топилась. Закинул в тумбочку мыло, зубную щётку и зубной порошок с парой книг и тетрадью с моими записками, я остановился в нерешительности, по поводу своего баула с остальными пожитками.
– Кинь тут…потом снесём в каптёрку, – махнул Сева рукой.
Я так и сделал… и мы пошли с ним в баню.
По дороге Сева мне поведал, что вообще всеобщая помывка будет послезавтра, после приезда всех, но раз положено при зачислении в интернат мыться, то вот он меня и сведёт туда сегодня. А потом…это уже как я захочу. – Есть тут у нас любители пара, – добавил он с незлой ехидцей, – не упускают возможности…а я люблю холодной водой раз в день в умывальнике ополоснутся и с меня довольно…
Я не стал с ним ни соглашаться, ни спорить, а перевёл разговор на другую тему, зная, что именно сейчас и сегодня насчёт гигиены идут жаркие споры. Одни называют это «буржуйским пережитком», «мещанством», а другие наоборот: «частью революционной культуры» и даже лозунги выдвинули: «в здоров теле – здоровый дух» и «чистота – залог здоровья».
Я задал ему вопрос о «текущем моменте в образовании».
Это его отвлекло от «скользкой» темы гигиены, и он с увлечением начал вводить меня в курс дела.
Выходило так, что вся власть в их школе принадлежала Советам школы и интерната. Советы, по мнению Севы, стали мощным инструментом в отстаивании учениками своих прав. Так например, наказать ребенка у них школе и в интернате можно было только с разрешения совета. А тот, естественно, имел тенденцию покрывать провинившегося. В глазах учителей дореволюционной закалки подобное нововведение ставило под удар вообще всю логику школьного образования.
– ШКРАБы ходят злые, как сычи, – весело он констатировал положение дел.
– А, что это за «крабы» такие?, – спросил я с недоумением.
– Да известно кто… Учителя…их теперь переименовали в школьных работников, сокращённо ШаКээР, а мы их ШКРАБАМи обозвали, – рассмеялся Сева и добавил:
– Советским учителем я буду… когда закончу своё Педучилище, – важно произнёс он последнее уточнение.
Под неспешный разговор мы добрались до проходной завода «Бромлей», как его звали в просторечье, а надписей было аж две. Одна солидная, старорежимная, с ятями «Общество механических заводов братьев Бромлей», а другая довольно неказистая и хлипкая, и к тому же с ошибками гласила «Государственый машиностроитильный завод № 2».
