Завадская вздохнула, посмотрела на него с сочувствием, как на совсем глупого:

- Вань! Я же тебе говорила – девчонки и в интернате уже проходят такую школу интриг… и прочих пакостей. А потом, когда в труппу приходят… каждый день мастер-класс видят. К этому возрасту они уже… прежде чем слово сказать, сто раз подумают! Сама через это прошла, знаю, как это… Кстати! Подружка твоя… она вовсе не из простых. Чтобы ты знал!

Иван удивился:

- Что? Из бывших, что ли?

- Да нет… я не о том! Откуда она – я не знаю. Я говорю, что девочка как танцовщица – очень перспективная! Может и в примы лет через пять-семь выйти. Хотя… это будет очень сложно! И даже не от нее это зависит. Но уж в дубле – точно будет!

- А дубль это?

- Ну… дублеры прим. На всякий случай – болезнь, травма…

- Ты присмотришь за ней?

Завадская рассмеялась:

- Что? Понравилась?

Косов покачал головой:

- Вовсе нет! Вот честно скажу – нет! Она вообще… не в моем вкусе. Да и не умеет ни хрена! Просто… она какая-то… славная! Интересная девчонка!

- Ой, Ваня, Ваня! Телок ты, вот что я тебе скажу! Телок! Как же так получается – у тебя столько женщин, и все – непростые. Красавицы! И со всеми ты так успешно крутишь… А, оказывается, тебя облапошить – проще простого! У меня в голове не складывается – как же так можно? Сразу и то, и это. Не бывает так…

- Да… что хотела еще спросить… просто – любопытство женское. Если не хочешь, можешь не отвечать… Скажи… а вот ты говорил, про рыженькую… Мне показалось… или ты ее и правда потерял.

Настроение сразу упало, Косов насупился:

- Там это… Лизе замуж надо. Семью, ребенка… А я что? Так… ветер в голове…

Елена внимательно посмотрела на него:

- Пон-я-я-тно… Ты прости, что я… Не надо было спрашивать. Бабское любопытство!

- Перестань! Все нормально. Мы поговорили… и решили.

- Хороший ты, Ванька… Хоть и дурак!

«А вот здесь – не понял! Что дурак – это понятно, я каждый день и себе, и людям это доказываю. Но вот именно здесь и сейчас – почему дурак?».

«Хорошо у Леночки! Уют, комфорт… И хозяйка она… хорошая. Не просто светская блядь. Бляди не умеют быть такими – и чистота в квартире, и вон… на кухне чем-то брякает, и запахи доносятся даже в ванную… очень аппетитные. И ум ведь есть! Стольких людей знает… Это тоже… Люди разные и с каждым надо по-своему, умело. А Завадская… м-да. Похоже и руководитель тоже. И тетка авторитетная в театре, а это – показатель, однако! Интересно… ну так – чисто теоретически! Без каких-либо планов, ага! А можно как-то ее «блядскость» - приструнить? Может ли найтись мужчина, который так себя поведет, что она забросит эту всю… богемность? М-да-а… Вопрос! Ну да ладно, это не про нас!».

Отмокая в ванной, Иван философствовал, кайфовал. Как только пришли, хозяйка напрягла его растопкой водогрейной колонки, потом заскочила в ванную буквально на десять минут, пока он, покуривая, пил кофе на кухне. Кофе тоже по-быстрому, на керосинке, сварила она же, Елена. Пусть и не тот классный кофе, что… Но все-таки!

- Иван! Ты там не утонул? – заглянула она к нему.

- Я здесь жабры отращиваю! Говорят, в Оби русалок видели – кра-а-с-и-и-ивые, страсть! Вот и решил – уйду я от Вас, Вы все злые и меня не любите!

- Сдурел совсем! Вода же сейчас еще – б-р-р-р! И врешь ты все! Мы тебя очень любим! Вылазь, давай!

Он поднялся из ванны, смыл с себя пену. Краем глаза видел, как заблестели глазки Леночки. И румянец на щечках – прямо на глазах появляется. Вот и губку закусила.

- Ваня! – и голос негромкий, низкий, с хрипотцой, - Ванечка! Давай я тебя сама оботру…

Ну это же такая малость, а женщине – приятно!

Она вытирала его долго… даже чуть постанывать начала.

- Какой ты… славный и сладкий… мальчик.

«А движения все затихают и затихают! И руки у нее… подрагивают. Как же быстро загорается эта красавица!».

- Леночка! Я тебе уже говорил, что… не люблю, когда меня так называют. Я обещал тебя… наказать? Вот… сейчас накажу!

- А-а-х… накажи меня, хороший мой!

Завадская была… Завадская. Желто-бежевый цветами шелковый халатик с запАхом не доходил до середины бедра. И запАх был… подлый такой. Он норовил разойтись и сверху, приоткрывая черный ажурный бюстгалтер… и его содержимое. И снизу… тоже то и дело показывалась ножка в черном чулке.

Она наглаживала сначала его грудь, уже забыв про полотенце… ладошками настолько ласковыми и нежными, что его периодически бросало в дрожь. То переходила на ягодицы, стискивая их пальчиками, прислоняясь щекой к его груди и постанывая. Потом… провела руками по груди – сверху вниз. Замерла, доведя руки до низа живота, подняла голову, заглядывая ему в глаза, засмеялась хрипло:

- Не могу… сдержаться не могу! Ты позволишь… его тоже нужно… вытереть.

И не дожидаясь его согласия, присела на колени. Застонала… И пальчики… такие быстрые и нежные пальчики… пробежали по «нему», заставляя дергаться и стонать уже его.

— Это… это что же такое? Ах, она сучка! Она что – совсем дура?! Ох… как она его… совсем не огрызла! А ты куда смотрел? Ну я ей… устрою! Вот же… дура малолетняя!

Хрипловато Косов пробормотал:

- Ты ее лучше… научи.

- Ага! Много чести, чтобы я ее учила… Сейчас, хороший мой… я его приласкаю. Ну как же так? Даже смотреть жалко! Ну нельзя же… такого красавца… так вот... Ритке поручу, уж она ее заставит… научит. Сучку эту…

Последняя фраза у Лены вышла… невнятно. По причине занятого рта…

«О-о-о-х-х… это даже сравнивать… нельзя!».

Он посмотрел вниз, подрагивая всем телом. Елена была занята… очень занята оказанием срочной медицинской помощи.

Несмотря на некоторый дискомфорт, вызванный жжением и пощипыванием в определенных местах, Елена заставила его… отстреляться быстро.

«Похоже… ни одной капельки не пропало! Вот же… хищница!».

Она подняла голову, посмотрела:

- Вань! А как же… ты меня наказывать будешь? Тебе же самому больно будет!

— Вот, сударыня! Цените – на что только не приходится идти ради Вашей экзекуции!

- Я ценю, Ваня. Правда – очень ценю. Но как же…

- Ну… у тебя же кремов всяких полно, не так ли?

Она улыбнулась:

- Тогда пойдем, я тебе снова кофе сварила – уже как положено, а не наспех! Спать тебе сегодня я не дам!

Кофе был уже холодный. Но и правда – вкусный…

Они проводили Лизу. Проводили довольно поспешно… Но не потому, что она куда-то торопилась, а… потому, что слишком уж тягостно это было. Илья даже начал какую-то речь, но, видно проникнувшись атмосферой, быстро сбился, смутился и сел, замолчав. Как на поминках, чес-слово! Тоня, широко открыв глаза, посматривала то на Косова, который молчал, закаменев лицом, то на Лизу, которая была… краше в гроб кладут! Потом Тоня, судорожно всхлипнув, схватила Илью за руку и выбежала, утащив за собой директора. Они… Лиза, Лида и Иван еще посидели молча.

Косов не выдержал, налил себе стакан коньяка, выпил его залпом, закурил.

«Как же… хреново-то! Вроде уже и жизнь там… прожил. И хоронить близких приходилось… Всякое бывало! Но как же сейчас…».

Иван смотрел в окно, щурился от дыма и молчал. Лиза вздохнула, поднялась тяжело, как старуха:

- Лида! Проводи меня… пожалуйста.

Косов, вдавил папиросу в пепельницу, шагнул к ней, обнял, уткнулся лицом в такие родные рыжие волосы:

- Родная моя… Я всё буду помнить… Только бы у тебя все было хорошо, слышишь! Только чтобы было все хорошо…

- Да что же Вы так-то… Нельзя же так! – всплеснула руками Лида.

- Как-то… не получается по-другому…

Лида, подойдя к подруге, испуганно глядя на Косова, потянула ту за руку к дверям. Он же повернулся и вышел через заднюю дверь, чтобы не видеть, как уходит его рыженькая. Пошел к реке, сидел, тупо уставившись в реку, курил до горечи. Голова была пустая и звонкая.

- Хорошо, Косов! Знаешь… хорошо стало получаться, интересно так. Сейчас уже можно и показать! Но… мало! Мало этого для показа! – инструктор Лазарев был доволен.