Литмир - Электронная Библиотека

— Весьма маловероятно. — Посол выдержал вопросительный взгляд министра, не дрогнув. Его ответ был четким, как пистолетный выстрел.

— Мы не сильная страна, посол, мы предпочитаем обходить препятствия, попадающиеся на пути. Мы не обладаем ментальностью вашей кавалерии и не бросаемся на врага с саблями наперевес. Мы предпочитаем с ним не встречаться…

Машина остановилась, шофер и телохранитель откинулись назад чтобы отпереть задние дверцы. Снаружи в вымощенном камнем дворе Палаццо Чиги посол вдохнул чистый, свежий воздух и промокнул руки о складку на брюках.

Министр, не переставая говорить, деловито повел посла в центр двора, где светило яркое солнце и не было никого, кто мог бы подслушать их разговор.

Министр крепко держал посла за локоть.

— Без просьбы вашего правительства у нашего кабинета нет даже предлога обсуждать возможность вариантов для Тантардини. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Конечно.

— Вы цените принципиальную точку зрения?

— Мы ценим именно такой подход, — ответил посол спокойно и без эмоций.

Министр продолжал нажимать:

— Принцип… даже, когда единственно, кто выиграет, окажется Республика Италия…

— Тем не менее это будет важно для нас. — Посол поправил галстук, ослабив его. — Сегодня рано утром ко мне приходил человек, представитель фирмы Харрисона, и я сказал ему то же, что и вам. Он назвал меня Пилатом, сказал, что я умываю руки, не принимая участия в судьбе этого человека. Возможно, он прав. Я могу только высказать свое мнение, но думаю, что оно будет ратифицировано Лондоном.

Министр, все еще мрачный, не выпуская руки посла, сказал:

— Если Вы отказываетесь освободить Тантардини, я не думаю, что мы еще увидим Харрисона.

Посол серьезно кивнул, принимая эту точку зрения.

— Я передам ваше мнение в Уайтхолл.

Двое мужчин стояли рядом, посол был намного выше. Высоко над ними портреты на старинных фресках, равнодушно взирали на них, как бы игнорируя их столь не важные для хода истории планы. Оба вспотели, но были слишком заняты разговором, чтобы вытирать бисеринки пота.

— У нас есть взаимопонимание, друг мой. Я скажу своим коллегам, что британская сторона не просит о сделке, как и о какой-либо торговле или переговорах… И что бы ни случилось… на нашей стороне победа принципов…

Посол прервал его речь коротким придушенным смешком:

— Я уверен, что Министерство обороны послало бы специальное подразделение, как это было сделано в случае с Моро. Оно могло бы быть здесь уже сегодня днем, если бы только это могло помочь.

Министр, казалось, фыркнул, выразив свое мнение о бессмысленности таких действий, и направился к широким ступеням лестницы палаццо.

* * *

Те, кто в это утро пришел поздно к своим письменным столам на второй этаж здания в Виминале, убедились, что коридоры и офисы стали местом повальной оживленной деятельности. Веллоси сновал по комнатам, выясняя, насколько бюрократам и полицейским необходимы их рабочие места и драгоценные телефоны, и в тех случаях, когда не находил удовлетворительного ответа, отдавал приказания очистить места и сажал тем своих подчиненных. К десяти он обеспечил себе пять дополнительных помещений, все они находились недалеко от его собственного офиса, так что его люди могли услышать его, если бы он их позвал. Техники из подвала были заняты: они протягивали сеть кабелей и проводов, ставили передатчики и приемники, которые обеспечивали бы постоянный доступ к контрольному центру Квестуры и офису Карбони. Кое-кто из обездоленных слонялся в коридорах. Они выглядели прилизанными в своих костюмах и чистых рубашках и сладко улыбались, глядя на суету и движение тех, кто участвовал в работе, кипевшем рядом с ними. Они давали себе клятву добиться того, чтобы голову Веллоси принесли на блюде, если ему не удастся доставить Джеффри Харрисона свободным и невредимым к следующему утру. Обычно такого в Виминале не наблюдалось. Шум, повышенные голоса, телефонные звонки, радиосигналы — все смешалось и слилось в коридоре. Веллоси метался среди источников этой неразберихи. Он сказал судье, что тот — помеха и препятствие делу, генералу карабинеров, что, если он не пошлет подмогу в Косолето, то ему очень скоро придется уйти в отставку, упрямому редактору самой крупной социалистической газеты в городе, что его голову следовало бы спустить в унитаз, и чтобы он не путался под ногами, и послал за новой порцией сигарет, кофе и сандвичей.

Операция и расследование были начаты в лихорадочном темпе, обескураживавшем всех, кто был в стороне от этого эпицентра деятельности. Все те, кто принимал в ней участие и те, кто праздно наблюдал, прикрывая рукой усмешку, могли согласиться в одном: настроение на втором этаже здания Виминале было из ряда вон выходящим, хотя очень немногие знали содержание телефонной беседы Веллоси с министром, говорившим из приемной конференц-зала в Палаццо Чиги. Только круг доверенных лиц был в курсе этой беседы, тех, кто проявил твердость и на кого Веллоси мог положиться, если бы ему потребовались совет или помощь.

Он хлопнул телефонной трубкой, опуская ее на рычаг, едва пробормотав слова благодарности министру, и обратился к тем, кто находился в комнате с ним рядом.

— Они твердо стоят на своем, наши власть имущие. Люди вилянья и компромисса выдерживают свою линию. Тантардини остается в своей камере и будет там гнить.

Те четверо, что его слушали, поняли значение этого политического решения и улыбнулись друг другу улыбкой мрачного удовлетворения, затем опустили плечи, подняли брови и положили свои блокноты и справочники внутренних телефонов.

По мере того, как его команда суетилась, задавала вопросы и кричала в телефоны, начала поступать информация. Формы и образы начали возникать из калейдоскопа тайны и тупиков, с которых начался день. Фотографии наповцев, находившихся на свободе, были разложены на столе портье пансиона, где было найдено тело Клаудио. Он не хотел быть замешанным в это дело, этот пожилой человек, работа которого требовала, чтобы он держал язык на привязи и выбрасывал из памяти все, что видел. Он просмотрел множество фотографий, не проявляя к ним никакого интереса, лишь бормоча что-то о несовершенстве своей памяти, о том, что она его подводит. Однако проблеск интереса свел на нет его нежелание сотрудничать, и детектив увидел то, что портье пытался скрыть, — этот интерес выдал его. То была работа полицейского фотографа — на обороте фотографии было напечатано имя Джанкарло Баттистини и информация о нем.

Какое имя он назвал? Какой документ предъявил? Что было на на нем надето? Когда он прибыл? В какое время? Когда покинул пансион? Эти вопросы посыпались на старика в линялой форме, пока наконец его сдержанность не была преодолена и он не рассказал полиции то, что она хотела знать. Полученная информация внесла новое оживление в группу Веллоси, подстегнула их нравственное чувство и заставила продолжать действовать.

— Это недалеко от станции, — орал Веллоси по телефону, обращаясь к мажжиоре Пубблика Сикурецца. — Совсем рядом со станцией этот пансион. Покажите фотографию Баттистини в кассах, работникам на платформах. Проверьте все поезда, которые отошли вчера утром в Реджио. Найдите контролеров этих поездов, узнайте их имена, где они сейчас. Суньте им под нос его фотографию.

В его речи было столько обязательности, столько льстивости, столько угроз, что в течение целой минуты Джузеппе Карбони стоял в дверях офиса Веллоси, никем не замечаемый. Он выжидал своего часа, благоприятного момента. И это, думал он, было сделано им добровольно, ради этого он оставил свой стол в Квестуре и, незваный, пришел в Виминале. Веллоси готов был ринуться в новый обход, искать и науськивать своих людей, когда неожиданно налетел на плотную стену, фигуру полицейского.

— Карбони, примите мои извинения, — рассмеялся Веллоси. — Мы здесь очень заняты, работаем изо всех сил…

— Блестяще, Веллоси, блестяще.

Взвешенный ответ, терпимый и спокойный.

123
{"b":"862959","o":1}