Литмир - Электронная Библиотека

Твое дело только начато. Поверь в это, Джанкарло. Это начало путешествия. Ямы, трясины — все еще впереди. Он замедлил движение, когда они подъезжали к Семинаре, городу, где люди могли еще бодрствовать, где следовало соблюдать осторожность. Он изучал карту на поле возле амбара, знал, что в городе одна улица. На ней должна быть мэрия.

Это было огромное строение, но ветхое, — на ремонт не находилось денег. Тяжелые двери были плотно заперты, здание зажато, как сандвич, между другими домами у центральной площади. Оно было освещено уличными фонарями. Он затормозил, и человек рядом с ним подался вперед, вытянув руки, чтобы ослабить толчок.

— Выйди из машины, — сказал Джанкарло. — Выйди из машины и положи руки на крышу. И стой тихо, потому что на тебя направлен пистолет.

Харрисон вылез. Его плечо все еще болело. И сделал, как ему было велено.

Джанкарло наблюдал, как он выпрямился, как согнулся и тряхнул головой, словно решал внутренний спор с самим собой. Он подумал, не побежит ли Харрисон или же он слишком смущен и сбит с толку, чтобы действовать. Джанкарло держал пистолет в руке, и в его позе была не агрессия, а предупреждение о возможных последствиях. Харрисон увидит P38 и не станет вести себя, как идиот. Движения англичанина были медленными, как у карпа, пойманного сетью после длительной борьбы. С этим человеком у него будет мало проблем. С полочки он взял карандаш и клочок бумаги, на одной стороне которой были сделаны, по-видимому, хозяином машины, записи о покупке бензина.

— У нас это не займет много времени, Аррисон. Не шевелись, потому что если ты пошевелишься, это будет неразумно с твоей стороны. Я объясню тебе позже.

Со стороны Харрисона ответа не последовало. Он начал писать твердой рукой, как его научил в средней школе Пескары преподаватель, гордившийся своей каллиграфической аккуратностью. Слова быстро ложились на бумагу. У него было достаточно времени в поезде, чтобы обдумать и сформулировать требование.

Коммюнике I Нуклеи Армати Пролетари

Мы взяли в заложники английского преступника, представляющего транснациональный капитал, Джеффри Харрисона. Все, кто работает, способствуя успеху транснационального заговора, будь то итальянцы или иностранцы, — являются эксплуататорами и помехой на пути чаяний рабочих и пролетарской революции. Враг Харрисон в настоящее время содержится в Народной тюрьме. Он будет казнен в 9:00 по среднеевропейскому времени 27 числа сего месяца, послезавтра, если узница Франка Тантардини, содержащаяся в концентрационном лагере, не будет освобождена и ей не дадут возможности уехать из Италии. Никаких других коммюнике или предупреждений не будет. Если Тантардини не освободят, приговор будет приведен в исполнение без жалости.

В память Паникуччи.

Победа за пролетариатом. Победа за рабочими. Смерть и поражение буржуазии, капиталистам и транснационалам.

Нуклеи Армати Пролетари

Джанкарло перечитал свой текст, напрягая глаза, чтобы видеть его в тусклом свете. Франка бы высказалась бы так же. Она довольна им, вполне довольна.

— Аррисон, у тебя нет какого-нибудь документа? Конверта, водительских прав?

Он ткнул пистолетом в сторону англичанина, чтобы придать вес словам, и в ответ получил тонкий бумажник из набедренного кармана. Там были деньги, но он не обратил на них внимания и вытянул пластиковый футляр с кредитными карточками. Еврокарта, Америкэн Экспресс, Дайнерс Клаб. Америкэн Экспресс — это как раз то, что нужно.

— Может быть, когда-нибудь ты получишь их назад, Аррисон. Подсунь их под дверь вместе с бумагой. Для тебя важно, чтобы их нашли рано утром. Подсунь аккуратно, карточка должна быть вместе с запиской. Это тоже очень важно.

Джанкарло сложил листок бумаги и написал на внешней стороне большими печатными буквами символ «НАП». Он передал бумагу и кредитную карточку своему пленнику. Тот подсунул обе бумажки под главную дверь офиса мэра Семинары.

— Теперь ты поведешь машину, Аррисон, и будь осторожен, потому что я буду следить за тобой и потому что у меня пистолет. Я убил троих, чтобы добиться своей цели, ты должен это знать.

Джанкарло Баттистини скользнул на пассажирское место, освободив место водителя для Джеффри Харрисона. Их остановка в центре Семинары отняла у них не более трех минут.

Оттого, что теперь Джеффри Харрисон вел машину, шок и ступор стали проходить, высвобождая его ум.

Ни один из них не пытался завязать беседу, и это давало возможность Харрисону полностью отдаться езде, в то время как юноша рядом с ним в темноте сражался с картой, складывая ее и отмечая их маршрут. В то время, как минуты убегали, дурное настроение Харрисона тоже таяло. Пока что он не получил от юноши никаких объяснений, все еще оставалось неясным, но теперь опасность не казалась такой близкой и неотвратимой. Однако он постепенно осознавал новую ситуацию. То, как рука сжимала его запястье, говорило ему о многом, а именно — что он снова узник и находится под строгим надзором. Пистолет же сказал ему еще больше — это было свидетельство молниеносного нападения, ярости и решимости в достижении цели. Было еще предупреждение в Семинаре, высказанное так, будто в виду не имелось ничего дурного:

— Я убил троих, чтобы добиться цели.

Трое убитых, чтобы Харрисон мог свободно вести машину сквозь теплую ночь мимо дорожных знаков в города, о которых он не слышал, вдоль ограниченных фонарями дорог, по которым никогда раньше не путешествовал. Снова узник, во второй раз. Заложник, учитывая подсунутую под дверь записку, где излагались условия его выдачи.

И тем не менее он не чувствовал страха перед пистолетом и юношей со склоненной головой рядом с ним, потому что его способность приходить в ужас была исчерпана. Он не испытывал нетерпения услышать обещанное объяснение. Вот они миновали Лауреану, пронеслись мимо высохшего русла реки. Харрисон старался заставить «фиат-127» унести его прочь от воспоминаний об амбаре в Косолето и мужчин в капюшонах и сапогах, наносивших жестокие удары по его телу. По его расчетам до рассвета еще оставалось несколько часов. У него не было искушения пожаловаться. Но мозг его был затуманен необходимостью вести машину дорогой, по краю которой мелькали огни фонарей. Изредка его внимание ослабевало, и, когда он оборачивался, то видел юношу, сидящего со сложенными руками и пистолетом под локтем с дулом, направленным ему под мышку.

Час по дороге вниз от Семинаре мимо знака поворота на Пиццо, и наконец молчание было прервано:

— У вас нет сигареты? — спросил Харрисон.

— У меня их очень немного.

Достаточно откровенно, подумал Харрисон.

— Я не выкурил ни одной за последние несколько дней, понимаете? Мне бы очень хотелось хоть одну.

— У меня их очень мало, — повторил юноша.

Харрисон не отрывал глаз от дороги.

— Я не спрашиваю, что, черт возьми, происходит, я не устраиваю скандала. Я жду, чтобы мне рассказали все, когда вы сочтете время подходящим. Все, что я прошу — это сигарету…

— Вы говорите слишком быстро для меня. Я не понимаю.

Маленькая гадина, притворяется, что не понимает. Непонимание чужого языка — удобное прикрытие.

— Я сказал только, что, может быть, вы поделились бы со мной сигаретой.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что я бы мог покурить и вы тоже, а пока мы будем курить, вы можете все мне рассказать.

— Мы оба могли бы выкурить сигарету?

— Насколько мне известно, у меня нет заразных болезней.

Юноша неохотно полез в нагрудный карман своей рубашки, и углом глаза Харрисон увидел красную пачку. Она была туго набита или все-таки нет? Да, его не назовешь щедрым, этого типа. Вспыхнул огонек зажигалки. Медленно тлеющий фитилек сигареты, казалось сводил его с ума.

— Благодарю вас, — сказал Харрисон очень отчетливо, когда юноша передал ему сигарету. Первый контакт, первое проявление человечности.

Губы Харрисона сомкнулись на фильтре, он с силой втянул дым в легкие и ослабил нажим ноги на акселератор.

114
{"b":"862959","o":1}