— Pronto, Чарлзворт.
— Мое имя Карпентер. Арчи Карпентер из ICH. Я начальник службы безопасности компании…
С каких пор у него появилось такое звание? Но это хорошо звучало и походило на визитную карточку, которую передают из рук в руки.
— Меня попросили приехать сюда и выяснить, что здесь происходит. Я хочу сказать, с этим парнем Харрисоном.
— Очень мило было с вашей стороны позвонить, но со вчерашнего вечера я несколько отстранился от этого дела.
— В Лондоне мне сказали, что именно вы занимаетесь этим делом. И меня просили передать вам благодарность от имени компании.
— Очень мило с вашей стороны, но не за что.
— В компании думают иначе. Я должен отправиться в ЕUR[15], где бы оно ни находилось, посетить жену Харрисона, поэтому мне хотелось бы встретиться с вами до того, как я этим займусь. Это первое, что я должен сделать.
Карпентер почувствовал некую нерешительность и даже уклончивость на другом конце линии.
— Не думаю, что могу вам сообщить многое.
— Даже если это входит в ваши обязанности?
Карпентер сжался, почувствовал себя холодным, бодрым, после действия бренди.
— Я разрываюсь между политикой и безопасностью. Безопасность не оставляет много времени, а письменный стол завален всяким политическим материалом. Я занят по уши.
— Так же, как Харрисон. — В голосе Карпентера прозвучал гнев.
К чему клонит этот проклятый идиот? Ведь он англичанин! Или нет?
— Имеет он право на содействие и помощь посольства?
— Имеет, — послышался осторожный ответ. — Но идут споры о том, на какую помощь он может рассчитывать, на ее размеры.
— Вы меня не поняли.
— Прошу прошения.
Карпентер закрыл глаза, гримасничая. Начни снова, Арчи, мой мальчик. Начни все сначала.
— Мистер Чарлзворт, давайте не будем попусту тратить наше время. Я не идиот и после ночи, проведенной с вашими местными ищейками, у меня все-таки не выходит из головы это похищение. Я знаю, что это непросто. Понимаю существующую опасность и то, что Харрисон на краю гибели. Знаю, что это вопрос не для обсуждения в гостиной и что акционеры не могут надеяться на то, что Харрисон чудом вернется и приветствует поцелуем свою милую женушку. Я знаю, какова опасность для Харрисона. Мне говорили об Амброзио, его убили, потому что с него сползла маска и он увидел своих похитителей. Я слышал, как они изрубили Микельанджело Амброзио в куски. Мне говорили о де Капуа. А теперь о другой стороне вопроса. Я прослужил восемь лет в спецотделе до того, как перешел в компанию. В Скотланд-Ярде я был старшим инспектором. Сейчас неподходящее время для подробных разъяснений.
В трубке послышался смех.
— Благодарю за вашу речь, мистер Карпентер.
— В чем же тогда дело?
— Я бы не хотел, чтобы то, что я скажу, где-нибудь повторялось.
— Я подписал эту чертову бумагу об официальной секретности, мистер Чарлзворт, так же, как и вы.
— Скучное дело стараться сохранить наши руки чистыми. Теоретически выплатить выкуп — преступление, и нам повредит, если мы окажемся связанными с таким нарушением законности. С точки зрения посла, это частное дело, касающееся только компании и шайки итальянских преступников. Он не хочет, чтобы было очевидно, что мы сквозь пальцы смотрим на вымогательство, и считает, что любое вмешательство, ставшее достоянием общественности, может создать впечатление, будто мы готовы склониться и уступить любому преступному действию. Если Харрисон работал на Уайтхолл, мы не станем платить выкупа. Это ясно, как день.
— А болтовня в вашей епархии…
— Это, с точки зрения посла, означает причастность к делу.
— Это чертовски смешно, — пролаял Карпентер в трубку.
— Согласен, особенно в стране, где выкуп считается нормальным ведением дел. Если вы уже достаточно сведущи в этом вопросе, то, вероятно, слышали о человеке по имени Поммаричи в Милане. Он прокурор и пытался заморозить вклады жертв похищений, чтобы предотвратить выплату выкупа. Он проиграл… Семьи похищенных заявили, что он угрожает жизни их близких. Мы возвращаемся к законам джунглей. Так что же дает нам всем то, что посольство не хочет играть неблаговидную роль? Неофициально мы можем помочь, но только негласно и неофициально. Вы меня слушаете?
Карпентер снова плюхнулся на кровать.
— Я вас слушаю и понимаю, мистер Чарлзворт.
— Позвоните мне сегодня днем. Мы перекусим где-нибудь в городе.
— Мне это подходит, — сказал Карпентер и повесил трубку. Бедняга Харрисон, но какова беспечность с его стороны. Позволить себя похитить и таким образом осложнить жизнь компании. Не очень удачный номер, душа моя.
* * *
Погнутые деревянные ставни с облупившейся краской все еще годились для того, чтобы не пропускать свет, и их не поднимали допоздна в верхнем окне дома с узкой террасой, принадлежавшего шоферу Ванни. Шум, производимый детьми и машинами на вымощенной камнем улице, расположенной за большой дорогой, проходившей через Косолето, только убаюкивали человека, лежавшего в постели и испытывавшего от этого дремотное удовольствие.
Было уже около полуночи, когда он вернулся домой, но его усталое лицо светилось, и жена поняла, что путешествие было удачным. Она не спросила его, что это была за работа, была ли она опасной и что ему грозило, а вместо этого отправилась на кухню, потом принялась угождать ему, прижимаясь к его мускулистому животу в огромной постели, доставшейся ей в наследство от матери. Когда он уснул, она выскользнула из-под простынь и, не скрывая возбуждения, стала рассматривать жесткую пачку банкнот, потом снова спрятала их в задний карман его брюк, небрежно брошенных на спинку стула. Он был для нее хорошим мужем и добрым человеком.
Пока она занималась своими делами внизу на кухне, Ванни нежился в постели, наслаждаясь ранними утренними часами. Для него еще не наступило время одеваться, набросить свежевыглаженную рубашку, начистить до блеска башмаки и направить свою машину в Пальми выпить кофе и посудачить с Марио, который, должно быть, приедет туда же, если только к этому времени проснется. Женщина Марио была животным, пожираемым грубой страстью, свойственной сицилийкам. Поэтому выпить утром кофе с Марио можно было, если только ему удалось удовлетворить свою женщину и у него хватило сил встать с постели.
А когда вернется Клаудио, возможно, их всех вызовут на виллу капо выпить по стаканчику кампари и побеседовать об оливковых деревьях, стадах коз и смерти какого-нибудь старика в деревне. Они не будут говорить ни о чем, что не будет иметь прямого и непосредственного отношения к ним, но будут улыбаться, разделяя свою общую тайну и каждый будет по-своему выражать, излучать особую гордость.
По крайней мне, еще часок Ванни мог понежиться в постели.
* * *
В Криминалпол, где находится отделение римской полиции, занимающееся судебной медициной, в отделе научной аналитики по крупицам собирали улики. С центральной телефонной станции поступили данные обо всех телефонных звонках, сделанных ICH в ЕUR, а также о звонках, поступавших на личный номер Харрисона. Одним из многообещающих путей подхода к охоте за похитителями была разработка банка голосов, запрограммированного для компьютера, выявляющего сходство. Электроника решила, что один и тот же человек звонил с требованием выкупа в ICH и миссис Харрисон. В этом не было ничего особенного. У техников появился только некоторый интерес, когда они, скормив компьютерным мозгам десятки записей, сделанных во время перехвата многочисленных разговоров, усмотрели в них черты сходства с самым свежим материалом. На дисплее появилось досье дела Марчетти. Делу было восемь с половиной месяцев. Был похищен четырехлетний мальчик. Украден у няни-иностранки в округе Авентино в Риме. Арестов по этому поводу не было. На месте не осталось никаких улик. Был выплачен выкуп в 250 миллионов. Банкноты помечены. Но не было обнаружено никаких признаков этих денег. Связь с Марчетти и звонки в случае с Харрисоном были сделаны одним человеком. Интерпретация голосовых данных основывалась на акценте, изобличавшем жителя крайнего юга.