За семейным обедом Илассиа пояснила: без церемонии у очага она ощущала бы свое второе замужество как не совсем настоящее. А доктор Келлен признался, что, уважая память Ульвена, предложил ей сначала фиктивный брак, дабы она не чувствовала себя совершенно покинутой и неприкаянной. Посещать слишком часто вдову императора, особенно по вечерам, он считал неприличным, хотя, как старший родственник и как врач, имел на это право. Но Илассиа не приняла его жертву и пожелала стать ему настоящей женой, принеся клятву верности у нового – своего – очага. Рождение сына, Лаона, окончательно скрепило их необычный союз.

Я объясняю всё это, чтобы стало ясно отличие виллы «Илассиа» от дома семьи Киофар. Старый дом обладал чрезвычайно сложным характером, вобравшим в себя нравы, взгляды, повадки и прихоти всех своих обитателей (может быть, даже отчасти и мои, поскольку я подолгу жила в нем и как гостья, и как Хранительница). Однако в доме временами царило веселье, играла музыка и звенели детские голоса, в том числе в последние годы, когда тут резвились и озорничали то Виктор, то близнецы Ульфар и Массен, то Лаура и Валерия, а теперь еще и Ульвен, сын Иссоа и Эллафа. А на вилле «Илассиа» преобладала вдумчивая, затягивающая в себя тишина. Еле слышные шорохи домашних приборов, монотонное дуновение ветра, плеск волн… Илассиа и Келлен говорили друг с другом на «вы» и вполголоса, или вообще обходились без слов. Зачем слова, когда всё уже сказано?..

Но мне для ясности нужны были именно слова.

Илассиа встретила меня у посадочной площадки. Она услышала легкий шум подлетавшего флаера и вышла из дома, накинув плотную серебристую шаль и держа за руку Лаона.

– Аввао Юллиаа, – поздоровались они со мной почти одновременно. – Аввао Юллиаа-саа.

Я ответила тем же уйлоанским приветствием – «Аввао, Илассиаа – аввао, Лаонн-сайо». «Сайо» – это ласковое обращение к маленьким. «Саа» – почтительное обращение к старшим.

Наверное, останься Илассиа в доме семьи Киофар, она никогда бы больше не вышла замуж и не стала бы матерью. Лаон словно бы сознавал, что он послан Илассиа и Келлену как награда за все былые страдания. Этот мальчик никогда не капризничал, не шумел, не буянил. Илассиа даже порой брала его с собой в университет – на ее занятиях он либо спал, либо тихо сидел, разглядывая картинки флоры и фауны Тиатары.

Мы вошли в дом. Внизу гулял сквозняк, шевеливший все занавески. Илассиа щелкнула пультом и закрыла окна, оставив лишь дверь нараспашку.

– Хочешь соку, воды или чаю? – спросила она.

После смерти Ульвена мы с нею снова исподволь перешли на «ты». Поначалу это произошло в виде непроизвольной обмолвки – а потом мы решили, так будет правильней.

– Мама, можно мне соку? – вмешался Лаон.

– Можно. Но лучше не перебивать, – ответила она ему Ульвеновой фразой, только сказанной более мягко.

Мы сели в гостиной. Лаон быстро выпил целый стакан и попросился на воздух – он строил из песка и гальки какое-то сложное сооружение, которое сам назвал «планетарной станцией». Присматривая за ним в монитор наблюдательной камеры, Илассиа вежливо расспросила меня о моих домашних делах и теперь терпеливо ждала, что я объясню ей причину моего внезапного появления.

– Я недавно была в Тиамуне, – сказала я словно бы между прочим. – На совещании относительно будущей конференции «Тиатара – опыт сотрудничества». И напросилась на аудиенцию к профессору Уиссхаиньщщу.

– О да, я знаю, у вас с ним особые отношения…

– Точно так же когда-то говорили про меня и учителя…

– Так ведь это было сущей правдой.

– Но не в общепринятом смысле, Илассиа.

– Да, конечно, – отозвалась она безмятежно. – И что там с Уиссхаиньщщем?

– Я решила попробовать разузнать о недавних событиях на Лиенне. И узнала, что с тем же вопросом к нему уже наведывались и ты, и Ассен. Разумеется, это сразу же вызвало у него подозрения, будто мы все каким-то образом в этом замешаны.

– Даже ты? Но тебя на Лиенне не было.

– Он подозревает, будто мне известно больше, чем я рассказала.

– И что?

– Я умею молчать, Илассиа. Однако в присутствии Уиссхаиньщща мне кажется, он и без слов всё знает.

– О проклятии?

– Видимо, да. Я ничего такого не произносила, ручаюсь. Но хотела бы выяснить, если можно, о чем ты с ним разговаривала.

– Примерно о том же, Юлия. Я спросила, как сейчас живут мои далекие однопланетяне. Он ответил: с тех пор, как мы в ужасе бежали оттуда, лиеннцев преследуют сплошные несчастья, и положение постепенно усугубляется. И… он внезапно задал вопрос, каково мое мнение о наиболее вероятных причинах непрекращающихся катаклизмов.

– А ты?

– Я сказала, что, очевидно, был резко нарушен планетарный баланс, но исправить положение совершенно не в наших силах.

– Прости, дорогая Илассиа, я не очень тебя поняла. О каком балансе ты говоришь?

– Это связано с дисциплиной, которую я изучаю и преподаю – с биоэтикой.

– Разве это не про экологию и межпланетное законодательство?

– Не только. Биоэтика основана на принципе гармоничного равновесия всех систем мироздания, в том числе в планетарном масштабе. Законодательство – внешнее оформление правил, учитывающих и экологию, и вмешательство внешнего разума в объективно развивающиеся процессы.

– Например?

– Интродукция новых видов в другую экосистему. Или, наоборот, истребление целых классов живых существ, которые, вероятно, могли бы составить альтернативную цивилизацию.

– Алуэссы?

– Как ни странно, профессор Уиссхаиньщщ задал тот же вопрос.

– И что ты ответила?

– Насколько я знаю, на Лиенне их нет и не было. Существа, упомянутые в «Алуэссиэй инниа», считались всецело сказочными.

– Ты хотела добыть генетические материалы, чтобы выяснить, насколько действительно уникальны гены семьи Киофар.

– Не успела. Я надеялась на контакты с биологами и генетиками, но моя программа оказалась составлена так, что я почти нигде не бывала сама по себе. Мы с супругом всегда находились рядом, и в поездках, и на лекциях, и на встречах – а он встречался либо с властями, либо с коллегами из Императорского университета, Императорского музея и прочих императорских заведений. Мне казалось, я не должна оставлять его одного, ибо он во мне ежечасно нуждался.

– Но при нем постоянно находился Карл.

– О, да. Мы безмерно ему благодарны. Однако друг и телохранитель – не то же самое, что жена. Я была для него вторым разумом, вторым сердцем и вторыми глазами. Мне приоткрывалось много такого, что оставалось скрытым от Карла.

– В том числе нарастающее неприятие императора его подданными?

– Мы сами не поняли, в какой момент напряжение между ожиданием и реальностью переросло во враждебность и породило жажду расправы.

– Почему Ульвен не пытался уладить конфликт на той стадии, когда это было возможно?

– Я спрашивала. Он отказывался объяснять. Говорил, что он в своем праве и намерен идти до конца. Ты прекрасно знаешь, каким он бывал в таких случаях. Спорить было бессмысленно. И к тому же я – не ты. У меня никогда не хватало духу перечить ему.

– В самом главном я тоже никогда не перечила. Мы цапались по мелочам.

– «Извините, учитель, исправлюсь»…

– О да. Волшебная фраза, прекращавшая все наши стычки.

– У меня была наготове другая фраза: «Ваша воля, супруг мой, – я всегда буду с вами». Я никак не могла допустить, чтобы между мною и ним начались хоть какие-то разногласия. И особенно там, где из близких рядом были только Иссоа, Эллаф и Карл, причем Иссоа и Эллаф не вникали в происходящее: им казалось, всё хорошо, их прекрасно везде принимают, и они наконец-то смогут быть счастливы. На Лиенне их брак не воспринимался как вопиюще неравный. Единственное, чего опасался мой супруг – попыток лиеннских властей предложить Иссоа жениха из местной аристократии. Однако этого общими усилиями удалось избежать. Накануне церемонии коронации Эллафа официально объявили будущим мужем императрицы.

– А потом на них сразу обрушился этот кошмар.