«Дорогая Юлия, – ответила она. – Я немедленно изучу сегодняшний материал и займусь его всесторонним анализом. Работа движется не так быстро, как нам бы хотелось, потому что я стремлюсь избежать огласки и не привлекаю других коллег и помощников. Мне пришлось переслушать и пересмотреть огромное количество записей, касавшихся подлинного профессора Джеджидда, а также перечитать ваши книги о нем. Картина пока такова: составлен довольно подробный психопортрет покойного Ульвена Киофара Джеджидда, хотя кое-что для меня остается неясным. Он обладал чрезвычайно богатой, глубокой, тонкой и сложной натурой, вряд ли поддающейся однозначному истолкованию. В этом, собственно, главная трудность. Стержень личности ясен и неизменен, но периферия очень подвижна. О двойнике у нас сведений куда меньше, и любая новая информация будет кстати. Если мои выводы окажутся слишком поспешными, а аргументация уязвимой, это даст ему моральное и юридическое преимущество. Вы понимаете, насколько такой исход нежелателен. Постарайтесь почаще вступать с ним в контакт, как бы ни было тяжело».
Я всё-таки поинтересовалась предварительными результатами. Ведь мы не ошиблись, распознав в нашем госте великолепную копию с утраченного оригинала?
«Ваши ощущения истинны, – подтвердила она. – У пришельца другая личность, хотя он старательно имитирует подлинник. Кое-что мы с вами уже обсуждали. Альтруист – эгоист, и прочее. Записанная сегодня беседа позволяет внести в его психопортрет дополнительные черты. В отличие от настоящего Ульвена Киофара Джеджидда, двойник безжалостен. Вероятно, коварен или просто хитер. Не скажу, что жесток, для столь однозначного вывода пока нет оснований, но нам следует понимать, с кем мы имеем дело».
Я отправила Пшшассу краткое изложение своего разговора с Камелией Древич и ее предварительных мыслей о характере клона. Заодно спросила, возможно ли произвольным образом смоделировать нужные качества личности при создании биокопии, или они возникают спонтанно в процессе развития и обучения. Камелия не могла ответить мне на эти вопросы, потому что ранее никогда не общалась с клонами разумных существ и не знала, какова технология их производства и воспитания. С неразумными проще, там действуют инстинкты и, если нужно, умелая дрессировка. Но перед нами не просто высокоразвитое разумное существо, а копия выдающегося интеллектуала с весьма нестандартным мышлением. Что здесь врожденное, что внушенное, что сформированное сознательными усилиями?..
Координатор Пшшасс пообещал немедленно переправить мои вопросы специалистам. Сам он не сведущ ни в космопсихологии, ни в производстве клонов, по профессии он навигатор и всегда занимался администрированием, стратегией совместных действий и руководством силами быстрого реагирования Межгалактического альянса – обычно в ходе спасательных операций.
От Карла известий пока не поступало. Мне хотелось верить, что у них на Эрефе обошлось без конфликтов и происшествий. Может быть, окуданский космолет уже там и вовсю занимается починкой поврежденного двигателя «Гране» или готовит корабль и команду к возвращению на Тиатару.
В моем институте открылась небольшая конференция планетологов. Мне пришлось прихорошиться, облачиться в парадный костюм и произнести вступительную речь о важности освоения неизвестных областей того мира, в котором мы все живем и работаем, а для некоторых он – единственно родной во Вселенной. Тут мне внезапно пригодилось знакомство со старинными картами, которые я любопытства ради разглядывала после разговора с Иссоа. Я запросто оперировала терминами картографии и географии, как если бы давно занималась этой темой. Мой папа называет подобные хорошо подготовленные экспромты «роялем в кустах» (старинное русское выражение, – не знаю, откуда взявшееся, ведь рояль – инструмент, куда более громоздкий, чем синтезатор, и как его можно незаметно пристроить в кустах, мне неясно). Моя осведомленность в ранней истории изучения Тиатары произвела хорошее впечатление на участников конференции. Они остались в полной уверенности, будто профессор Цветанова-Флорес – не просто известный космолингвист и весьма толковый директор, а ученый широкого профиля. Об этой реакции планетологов мне потом рассказал брат Виктор, представлявший коллегам план своей будущей экспедиции.
Отсидев первую часть конференции, я сослалась на множество дел и вернулась в свой кабинет – составлять предполагаемую комиссию для оценки познаний клона.
Конечно, исключать себя из списка я не имею права. Но и возглавить комиссию не берусь. Пусть председателя выберут из числа других коллег. Кого именно?..
Колледжем космолингвистики по-прежнему руководит совет из пяти деканов. Четверо заняли свои должности относительно недавно. В основном это довольно молодые сотрудники, и трое из них не знали профессора Джеджидда лично и никогда у него не учились. Пятый декан – самый старший, знаменитый и уважаемый космолингвист: профессор Лори Кан, занимавшая после смерти Ульвена должность со-ректора Тиамуна и декана исторического факультета. Она вернулась в Колледж, уступив место на карьерной лестнице своему супругу, профессору Альфреду Жиро. Сейчас он один из со-ректоров университета и, стало быть, мой начальник, хотя Институт истории Тиатары – учреждение почти автономное.
Лори Кан осталась такой же бойкой и энергичной, какой я ее помнила с первого курса, но несколько сбавила обороты активности, потому что в ее семье произошли значительные изменения. Сначала умерли друг за другом родители, о которых она терпеливо заботилась. А потом они с Альфом решили всех удивить и завели ребенка, зачатого экскорпорально. Первая их попытка в свое время закончилась трагически – нерожденный сын погиб во время аварийного приземления флаера. Поскольку естественным образом Лори родить в силу возраста уже не могла, а пример моих девочек «из пробирки» постоянно маячил перед глазами, Лори и Альф произвели свою дочку еще более технологичным способом, при помощи биоматки. Эксперимент проводился в медицинском центре Тиамуна при участии инопланетных медиков. Дитя назвали красиво и несколько претенциозно – Мариассоль Кан-Жиро. Имя кажется испанским, но это не так, оно создано путем ономастической комбинаторики, популярной среди уйлоанцев и отчасти среди тиатарских землян. Маму Альфа звали Мари, маму Лори – Ассоль. Девчушке уже года три, она иногда встречается на улице с нашими малышами, Антном Карлом, Фионой и Максом, однако к нам в гости ее не пускают и вообще стараются охранять от лишних контактов. Ну и ладно, не наша забота.
Вернемся к делам.
Положение щекотливое. Без Альфа и Лори мне обойтись нельзя. Альф – нынешний ректор и бывший космолингвист, переквалифицировавшийся в историка (докторскую диссертацию он защитил как историк); его жена Лори – бывший ректор, декан факультета общего языкознания, и вдобавок давняя коллега Ульвена и даже нечто большее…
Я писала, что Лори Кан знала Ульвена с отрочества, она несколько младше его, и у них даже был в ранней юности неудачный роман, о котором он впоследствии сожалел как о ложном, постыдном и предосудительном шаге. Он сам рассказал мне про их опрометчивый сексуальный опыт, инициатором которого оказалась пятнадцатилетняя Лори, ухитрившаяся затащить целомудренного Ульвена на дозволенную раз в год студенческую оргию – «соммэ». Собственно, из-за этого он надолго сделался угрюмым аскетом, убедил сам себя, будто плотская сторона любви ему совершенно неинтересна и даже противна, и когда к нему под опеку попала я, он держался со мною как строгий отец, а вовсе не как молодой мужчина, пусть и инопланетянин. Если бы не случайно подслушанный разговор, я бы не подозревала, насколько сильно он привязан ко мне. Мне казалось, что опекун едва меня переносит, презрительно глядя на мою непричесанность и небрежность в одежде, на мои простецкие повадки, на отсутствие светского лоска. Но и я поначалу понятия не имела, кто он такой. Магистр и магистр. Оказалось – принц императорской крови и верховный иерофант.
У меня с Лори Кан сложились внешне хорошие, но противоречивые отношения. Она всегда говорила мне комплименты, а на деле старалась подстроить какие-то каверзы. Вероятно, и гнусные сплетни про мои отношения с учителем сочиняла тоже она, превосходно зная, как ревностно он относился к своей и моей репутации. Когда он погиб, Лори Кан заметно ко мне потеплела, однако полностью доверять я бы ей не стала.
