– А ты, цаца, слова ей не те сказали. А я грузчиком в 6 – м классе работал. Когда отца не стало, у нас жрать было нечего. Я рад был бы любым словам, только б не грузить мешки.
– А я мечтала уроки делать, а приходилось болтаться. На улице, меня свои не принимали, я для них, чужак. И в свой мир, не подтянуться. Зависла я, Виктор.
– Как зависла?
– Ты не поймешь, это питерский жаргон.
– Ты не доедала, или одевалась хуже других?
– При чем тут, это? Я зависла и сейчас, что я тут забыла?
– Никто не ценит, когда сыт, одет и обут. И ты не ценишь. А как без работы, Тань?
– Вить, у меня на лбу написано: "тунеядка", что ли? С чего ты взял, что я работать не хочу? Просто нравится другая работа, учительницей или актрисой, золушку играть.
– Начинай лучше золушку играть, я пошел.
– Почему ты уходишь, когда о важном, говорим? Я мечтала об институте, не хочу тут жизнь прожигать.
– Ты будешь работать на этом заводе, я так хочу.
Он ушел в свой цех, а я осталась краны крутить, почему-то представляя:
"Это так почетно, работать. Но тебе то – почет не светит, ты ж плохая, не работящая".
А дома думала по ночам "как ни крути, а нужен институт и деньги. Столько работаем, а деньги где". Я взяла Витькину пачку сигарет и вышла на балкон
– Куришь втихаря? Почему не спишь ночами? И это, меня никогда не целуешь? Поцелуй меня, ну? – он потянулся ко мне, смешными в трубочку губами
– Я тебя целовала, но холодно во рту
– А это зубы вставные, пару штук всего, не все!
– Я думаю, где денег взять – отвечаю ему, про мечты об институте молчу.
– А зачем тебе деньги? Продукты я покупаю, всего хватает
– Купить пальто, например.
– Тебе надо пальто? Пойдем в магазин и купим. Танечка, так бы и сказала.
Да, мне очень надо пальто, какую чушь сказала. Я не знаю, что мне надо, мне просто плохо. С этими мыслями пыталась уснуть.
Глава 14
Прошел год и больше. Все мои колючести и выделывания муж терпел. Я заметила, очень старался.
– Пойдем с получки в ресторан, Танечка?
– Деньги тратить?
– Заработаем, для себя живем. Я же знаю, ты в ресторан хочешь.
– С чего ты взял? – я совсем не хотела в ресторан.
– Сама рассказывала, как в ресторанах обедали с этим…
– Но мы деньги не считали, Вить. А когда они тяжело достаются, зачем?
– Нормально достаются. С получки в ресторан. С какого начнем?
С получки мы ходили в ресторан, брали сухое вино и жареных, табака. А со следующей получки, в другой. Витя старался угодить, и оказался простой, не жадный парень.
Но, недовольной вороне, то бишь мне, опять не хватало. Продолжались воспоминания, и питерские похождения.
– Хочу собаку, Витя. Мне собака жизнь спасла, ну правда. Я как то, с обрыва в ущелье упала и собаки нас нашли, если б не они. Хочу, прям с улицы взять, тоже спасти ее, Вить. Ты мне не веришь?
– Что ты упала с горы? Уже верю. Но со мной не упадешь, и собака не пригодится нам.
– Но почему?
– Я не готов, с ней гулять надо.
– Давай тогда в Москву поедем? – капризничала я.
– В Москву можно.
Мы поехали в Москву, смешная поездка получилась. На обратном пути, зашли в магазин океан. А там выкинули баночки икры. Маленькие, стеклянные, черная и красная, на них лосось нарисован, а стоят – копейки.
Дело в том – там мелким шрифтом написано – белковая. Из минтая что ли, делают? Не отличишь даже банку. На вкус другая, но кто понимает? Сейчас ее полно, а тогда только изобрели, искусственную. Набираем икры полную сумку, для прикола.
– К пиву то, что надо
– Бери больше
Сумку с банками икры, пива чешского и на Курский вокзал, на Тулу. Зашли в плацкартный вагон, заплатили проводнице, сидим. Поезд тронулся. А мы открываем, чешское. К пиву икру, ему две баночки, черную и красную и мне две. Хорошо едем домой.
У кого баночка с икрой заканчивалась, в сторону двигаем, следующую вскрываем. В советские времена, икра лососевая – это дефицит, дорого и не достать. Люди примолкли, напряжение создалось в плацкарте. Но кто же знает, что она копейки стоит? Тогда только появилась белковая, да и то в Москве.
Проводницы нам улыбаются, соседи тоже. Мы тоже всем улыбаемся, пиво хорошее, я всем по баночке подарила.
– Продайте, пожалуйста, еще баночку?
– Да так берите
Следующая станция наша, Тула. Только вышли из вагона, как нас забрали двое ментов. Так раньше милиционеров звали, полиции еще не было. Витьке руки скрутили, меня толкали прям. А, у меня после Питера, при виде милиционера – истерика начиналась.
Я хныкала и злилась одновременно, жуткое чувство. В будущем прошло. Что же вы думаете, было дальше?
– Но мы закон послушные граждане, товарищ! – уговаривал муж
Но нас вели
– Но мы ни в чем не виноваты, товарищ!
Нас завели за вокзал, в темное место, и попросили сумки показать. Витя открыл сумку, а там еще баночек двадцать икры. Милиционер взял сумку и сказал
– Валите отсюда
– Можно идти?
– Да, идите
– А как же наша сумка?
– Витя, пожалуйста, оставь сумку! – взмолилась я.
Мы пошли на автобус, а милиционер с нашей икрой в другую сторону.
– Откуда они узнали, что у нас икра? Только с поезда вышли, и сразу к нам?
– Проводница сообщила.
Когда я очухалась, стало обидно, что отдали сумку. Мы же не украли ничего. Это все я, когда мужу руки завернули, жаль его стало. Я ночью плакала, обняла, пожалела его. Редко так обнимала его, тепло. А он понимает меня, тоже жалеет
– Что они с тобой сделали, Танечка?
– Кто?
– В Питере твоем, в милиции. Ты реагируешь не нормально, плачешь второй день. Ну хочешь заявим, что сумку отобрал, накажем их?
– Нет, Витя
– Ну, приди в себя, ну что ж такое, может врачу показаться?
– Нет, Витя, я справлюсь. Ты, чего не спишь? Спи.
Я оценила его смелость, заявить в милицию, на милиционеров. Ему жаль меня, что я в таком состоянии. И мы первый раз, любовно обнимались, я целовала его. Этот случай сблизил нас.
Глава 15. Немного философии и моря.
Может я изменилась, или муж постарался, но жизнь налаживалась.
С нелюбимой работой смирилась, разве мечты покоя не давали. Институт, например. Тогда не было платных учебных заведений, а поступить сложно. Абы куда, смысла нет, не диплом нужен был, а что-то такое возвышенное, и, обещания, данные в детстве отцу.
– Который выпивал? – упрекал Виктор, он не поддерживал мои мечты.
– Да, выпивал. И, возможно что-то пропивал, не мог дать материально.
– А того, кто кормил, и не пропивал, ты не ценишь, Таня.
– Да, не ценю того, кто работает, кормит, но кроет матом, оскорбляет, не понимает. Так получилось, Вить.
– А что дал тебе пьющий отец?
– Важные слова, Витя. И при мне не ругался, а когда напивался, то говорил одно и тоже "Не надо из-за дураков топиться, дочь"
– А ты топиться собиралась? Не знал. По тебе тоже, дурка плачет, так мы – два сапога пара, Тань?
– Это в детстве, когда отчим, выкинул моего щенка. Я тогда приехала к отцу на речку, и хотела утопиться. «Не надо, дочь, из-за дураков топиться. У них ума нет, а ума нет, считай калеки"
И всегда в конце добавлял так «Сказал отец!»
– Отец это помнил долго, я уже подросла, и все повторял, когда выпьет. Они помогали, его слова. Когда отчим матом крыл, я решила, никогда такая не буду. А сама пряталась под кровать. Однажды, уже дылда здоровая, полезла под кровать, когда они орали.
Но не вместилась, и хотела заплакать, а вспомнила слова отца "ума нет, считай калеки", и рассмеялась. Всегда сомневалась, таков ли человек плох, если выпивает? И порядочен ли, если работает и не пьет? А, когда говорят о ком-то плохо, врут.
– Какая ты странная, даже тревожно.
Я понимала его тревоги, он хотел воспитать меня, под себя. Сделать, как ему нужно. Но я не ведомая, и этим огорчала мужа. Может детские травмы сделали так: почти тихая, мягкая, не дерзила, лепи из меня что хочешь. Но вот бесполезно. И мы трудно притирались друг к другу. Мне ничего невозможно навязать, ничего вообще.