– Жить будем у меня, две комнаты наши, в третьей мама. Отца давно не стало, квартиру ему давали. А мама никогда не работала, домохозяйка.
– Витя, может у меня? Я стесняюсь твою маму.
Я боялась встречаться с его мамой. Вдруг, эта женщина поймет, что у меня нет серьезного чувства, и строим мы свой домик наспех, и он и я. Но на самом деле, я почувствовала родство душ. Может ему так же, как и мне, давно хотелось стабильности и покоя.
А еще он знал мою маму, она хоть и ругачая, но к работе относилась ответственно. Я часто видела, с ней здоровались, и она отвечала
– Это с работы
Среди мужчин ходит легенда, достаточно посмотреть на маму, и узнаешь, какая будет дочь. Ошибаются, как дочь своей матери говорю. Не все так просто.
В выходной познакомились с его мамой, она была угрюма, но ко мне доброжелательна. Стоило ей начать говорить, Витя перебивал и говорил сам.
– Вот приедем сюда жить – сказал маме.
– Смотрите, ваше дело – больше ничего не сказала, и я была благодарна ей за эти слова.
Приближался день свадьбы, Виктор был выкрашен, переодет, подзавит. И, оказалось, очень симпатичный жених.
Глава 8
В городской квартире с нами, жила бабушка, мамина мама, но только зимой. Летом она снимала домик в деревнях, и уезжала. Вместе с домом ей давали сельпо-магазин, и она была там хозяйкой. Мама постоянно ругала бабушку, и она уезжала на весну, лето и до зимы, и работала в сельском магазине.
Это она, привезла для матери дядю Федю, отчима, из деревни, на нашу с ней беду. Это бабушка, покупала мне пианино, давала деньги на модные вещи, когда я была малолетка и жила с ними. Но, хочу рассказать про нашу с ней тайну.
Куплено свадебное платье, фата, а у нас с Витей, даже не было близости, потому что я издевалась над ним. Но это я так считала, что издеваюсь, не подпуская его. Хотя он, и не намекал. Но вдруг решилась, на близость, и вечером представляла: "как это будет».
Но вечером, у меня началась паника. Не понимая, что со мной, а просто твердо знала
– Не хочу. Ни свадьбы, ни этого Вити. Это невозможно. Я хочу, только его, моего питерского парня, Димку. Хочу к нему, к Димке, и больше ни к кому. Как можно было уехать, не увидев его? Что со мной было вообще? Он же родной, мы с ним столько прошли. И, такая паника началась! Хотела идти к матери и Вите, и послать их всех. Но поехала к бабушке, на работу.
– Бабушка, я не пойду замуж. Не могу я, бабушка! – я горько рыдала
– Матери не вздумай сказать, она нас с тобой на улицу выгонит.
– Бабушка, у меня в Питере парень был, он писал мне «туда», и хотел пожениться. А я отказала.
– Почему отказала то, если любишь?
– Стыдно было, что меня посадили там, в Питере. Да за спекуляцию джинсами, вещами.
– У нас соседка сидела за растрату, заведующей работала, и, мужик дождался, запил только. Парня то, зачем бросать?
– Сначала я испугалась. А, когда химию дали, в кузнечный цех отправили, Димка уж уехал.
– А он знал, что ты этой спекуляцией занималась?
– Да, он отговаривал меня. А дали полтора года, в кузнечном цеху отработать, это так много.
– Но ведь химию дали то, на завод? Мог бы приехать.
– Я сама не захотела, хотела быть хорошей перед ним, а теперь, кто я?
– Главное матери не говори, нам достанется, как всегда. Скажем ей, что едем за подарком, в Москву. А сами к твоему Димке и махнем, идет?
– Как к Димке? Это правда? – я не могла поверить, но вспомнила бабушку, она всегда на моей стороне была, всегда!
Она закрыла на висячий замок свой магазин-сельпо, и мы поехали на вокзал. Взяли билеты и уехали. Вите и матери сказали, что, в Москву за подарком. Мать не удивилась, мы и раньше так ездили, в юности.
В Питере нашли мою общагу, выяснили, что Дима бросил все, и уехал на родину. Взяли его адрес и рванули в Калининград. И вот я иду по Димкиной улице. А ноги то, мои ноженьки подкашивались. Не дошли даже до его дома, вдруг нам встретилась девушка.
– А вы не скажете, где тут Дима, Такой-то живет?
– Дима такой – то? – она внимательно посмотрела на меня, симпатичную блондинку
– А он женился. Теперь с женой живет. – выдала она, и ревниво смотрела на меня.
– Женился… – мы с бабушкой развернулись, и побрели обратно.
– Ты все равно теперь с ним не будешь, Таня. У нас порода не та, я же знаю, не та порода то.
Мы шли опустошенные, как проигравшие. Вот оно – мое беспомощное прошлое, привет – привет. Это по тебе, прошлое, я буду что – то жалеть, пытаться полюбить себя такую, как я есть. И пытаться жить сегодня.
Ну почему тогда, нельзя было, все сделать дотошно, и правильно? Почему надо было все так расхлябать? Я так жалела потом! Особенно когда узнала, что женился он через 13 лет только. И что за девушка, встретилась на пути. Как можно было верить? Надо было его найти, ведь такой длинный путь проделали, эх…
Мы остановились в гостинице, купили билеты обратно, а я вспомнила, как Дима рассказывал про янтарь и чаек, что с руки брали хлеб.
– А где тут берег моря? – спросили прохожих и поехали туда.
Мы сидели с бабушкой на берегу, прямо на песке Димкиного детства, а волны несли к нашим ногам янтарь. Все, как Дима рассказывал. Набрали янтарь, целую сумочку. А потом достали бутерброды, перекусить, я поднимала руки с хлебом, а настоящие чайки, брали с рук моих хлебушек и улетали. Все, как рассказывал Дима.
А утром мы уехали. А вдруг, когда собирала янтарь и кормила чаек, то Дима рядом был и думал обо мне. Даже сейчас не по себе. Поездка стала нашей тайной, никто и не узнал, все готовились к свадьбе.
Уже на следующий день мы с будущим мужем расписались в загсе. Так мама настояла. А свадьба на следующий день прошла.
Глава 9
После свадьбы прошло несколько месяцев.
– Танюша, ты стала не радостная, работа не радует? – обедали мы с мужем.
Он бывший повар, готовит сам, и быстро так, а я на подхвате.
– Нет, не радует, а если я не буду на заводе работать?
– Будешь, Танюша, будешь. А может, это не работа, а Хрен в сандалиях, виноват? Может, ты к этому Хрену, в сандалиях, бегаешь, а?
– Какой еще, хрен в сандалиях? – я замолчала, что такое, что со мной…
– Стой! – схватила я его за рукав
– Ты чего?
– Где ты видел, Хрена в сандалиях?
– Я его не видел, это мамка твоя говорила, что какой – то хрен, ошивался возле твоего дома, к тебе приходил
– А когда это было?
– До свадьбы еще. А, мамка твоя с отчимом, с лестницы его спустили.
Я оделась и выбежала из квартиры. Я бежала к матери. Никто в нашем городе, в сандалиях не ходил, таких, что бы бросились в глаза. Я знаю – это он! Димка стеснялся своего роста и любил, чтобы пальцы торчали. Мы покупали те самые сандалии, это он.
– Мама, мамочка. Расскажи, кто меня искал до свадьбы, приходил сюда?
– Никто не приходил
– А в сандалиях?
– Это давно, до свадьбы вашей. Ходил один вокруг дома, белобрысый. Я, говорит, с ней в Питере учился.
– А ты что ответила?
– Послала его. Зачем он тебе, голодранец то, худой? На улице холод, а он в сандалиях, длинный такой с рюкзаком.
– Мам, эти сандалии стоят, как твои пять сапог. Он издалека ехал, откуда он знал, что тут одеть?
– Нечего тут ошиваться, вышла замуж, значит живи с Витей!
– А я любила его. Любила, понимаешь? – голос мой сорвался, я заплакала.
– Подумаешь, любила она! Вечно тебе нравится черти что. На кого он похож то? Худой, ноги голяком, ни работает, небось нигде!
Мать кричала громче, и началась истерика, полетели тарелки, опять досталось шторе тюлевой.
– Любила она! Ишь ты. Работать не хотят. Я так и знала, как отец, будешь! – мать орала, а я ушла.
Я шла и ненавидела ее, ненавидела отчима, я вспомнила их. Как они, выставляли, меня, маленькую, на улицу, как свистели частушки под полонез Огинского, который я играла на пианино. А я плакала под этот полонез. Не давали делать уроки.