Он разлил всем по кругу самогон, последним набулькал по края стопку перед вороном.

– Ну что, как говорится, за то, чтобы в наступившем году всё у нас было и ничего нам за это не было! Дрогнули!

Он вылил в рот свой стакан. За ним последовали Тимофей с Матрёной. Родион, осторожно цедя из стопки свою порцию, краем глаза следил за вороном. Тот, зажав клювом свой стакан, ловко запрокинул голову и одним глотком проглотил выплеснувшийся в горло самогон. Затем аккуратно поставил стакан на стол, вытянул шею к подносу с поросёнком и, подхватив кусок, положил его на тарелку перед собой.

“Ну, дела! – дивился Родион, занюхивая хлебом, – И ведь даже не поперхнулся! Бывалая птичка”.

Вся компания потянулась к поросёнку и, взяв по куску, принялась усердно уплетать горячее мясо.

– А готовите вы, Матрёна Власовна, и впрямь бесподобно, – отпустил Родион комплимент автору блюда, наслаждаясь необычайным вкусом поросятины.

– Ещё не того отведаешь, – масленым голосом заверила Матрёна, – Ивану Иванычу мужики работящие нужны, а ты вишь какой доходной, – она, смеясь, ущипнула Родиона за бок, – ухватиться не за что. Ничего, дело поправимое. К концу своей службы в дверь боком заходить будешь.

– На таких харчах не мудрено, – согласился Родион, уписывая поросятину, – Только вот платить-то мне пока не чем.

– Нехай, разберёмся, – хитро подмигнула ему Матрёна и, видя на его лице лёгкое смущение, добавила: – У меня книга долговая есть. По-первости туда буду записывать, с авансу отдашь.

– Понял. Замётано, – ответил Родион, – А что, граждане любезные, телевизор-то у вас есть? Там, поди, уже “Голубой огонёк” вовсю крутят.

– Телевизора у нас не водится. Телевизор – развлечение убогих и бездельников, – ответил начальник, – Да и не покажет он у нас. Кругом тайга, нешто не видал? А огонёк и у нас, хоть и не голубой, горит не хуже.

Он встал, прошёл к шкафу в углу комнаты и достал из него гармонь

– Вот это верно! – поддержал Тимофей, возбуждённо заёрзав на стуле, – “Коробочку”, Иваныч!

Начальник уселся на место, растянул меха и ударил по кнопкам. Комнату наполнила громкая весёлая мелодия “Коробейников”. Родион оценил технику игры: играл дядя Ваня профессионально, с переливами да переборами, ни единой нотой не фальшивя.

– Э-эх, па-алным па-ална моя коробочка… – затянул Тимофей певучим тенором.

– Есть и ситец, и парча… – звонко подхватила Матрёна.

– Пожалей, душа зазнобушка молодецкого плеча! – подключился бас дяди Вани.

Родион и Тамерлан молча слушали, Ворон иногда присвистывал, а Родион прихлопывал в ладоши.

– Здорово у вас получилось! – искренне похвалил Родион, когда трио закончило песню.

– Могём, когда захотим, – ответил Тимофей.

Выпили ещё по стопке. Затянули “Ой, мороз…”. Затем исполнили “Из-за острова на стрежень…”, “Ой да не вечер…”, “По Дону гуляет…”. Подпевал и Родион в тех местах, где знал слова.

– А что, – спросил он, когда закончили очередную песню, – далеко ли отсюда ближайший населённый пункт?

– Леспромхоз “Красные ёлки” в полусотне вёрст отсель будет, по тайге, – осведомил Тимофей, – Тут не то телевизор, тут и радио не разговаривает. Да и на кой тебе? Всё, что нужно, каждую неделю сюда завозится: поесть, попить, покурить, газеты даже. Мотька самогонку варит бесперебойным образом. А если чего особо надо, так заказать можно. Зато природа здесь сказочная. На охоту со мной ходить будешь, а то на рыбалку.

– Рыбалка – это хорошо. Главное, чтобы крыша не съехала от такой жизни, – грустновато улыбнулся Родион.

– От какой “такой жизни”? – спросил Тимофей, – Без телевизора, радио и телефона? Так ведь она у людей от этого и съезжает. Ты тут спасаться будешь. Я вот, например, всю жизнь здесь. У меня ж не съехала.

“Так это ещё проверить надо”, – с усмешкой подумал Родион, а вслух спросил:

– А где мы вообще находимся? Какой здесь регион?

– Русский Север регион называется, – просветил Тимофей, – Красноярская тайга.

– Вот тебе! Ехал, вроде, на юг, а оказался на севере. А карты нету у вас?

– Так бывает другой раз, это известное дело. Едешь-едешь, бывает, на юг, а приезжаешь на север. А карты нету у нас. Чего нет, того нет. Карты у нас только вот такие.

Он достал из кармана шаровар колоду, веером ловко перетасовал её в руках.

– Иваныч на неделе за товаром поедет. Закажи ему глобус, – смеясь, посоветовала Матрёна, – Заодно и меня географии обучишь.

– География она во где должна быть, – постучал себя по голове Тимофей, – Её не по книжкам, по звериным тропам учить надо. Вот возьми меня, завяжи мне глаза и увези вёрст за тридцать в лес. Я к концу дня обратно приду.

– Ой-ой! – усмехнулась Матрёна, – То-то позапрошлым летом за черникой ходил в Калиново урочище, на третий день обернулся со своим Волчком. Еле ноги волочил, вся голова в репьях. Его тогда Тамерлан искать летал, – повернулась она к Родиону, – он его и вывел.

– То особое дело было. То самогон твой, ведьмино зелье, с пути меня сбил. В Сенькино болото я тогда забрёл. Еле выбрался. Если бы не Тамерлан, пропал бы, поди. Комары сожрали совсем. Добычу, однако ж, не бросил, – добавил он, подняв кверху указательный палец, – Так и приволок на горбу полный короб черники. Всю зиму после чай пили.

– Ишь, как сыплет, – сказал дядя Ваня, глядя в окно, – к утру завалит – во двор не выйдешь. Работа тебе завтра будет, Родя. Крещение боевое примешь. Ну что, попьём чайку да будем закругляться. Неси самовар, Тимофей.

Тимофей с Матрёной удалились и вскоре вернулись: он с горячим самоваром, она с пышным пирогом на подносе. Налили ещё по стопке, затем приступили к чаепитию. Довольно быстро разыграли пирог на пятерых, ворон не отставал и здесь. Когда на подносе остались одни крошки, начальник вытер руки расписным рушником, подошёл к стоящему на комоде старенькому граммофону и покрутил рукоятку. Затем поставил пластинку, и, сквозь потрескивание и шипение, из граммофонной трубы полились весёлые “Валенки” в исполнении Руслановой. Тимофей подскочил со стула, лихо ударил себя ладонями сначала по бёдрам, затем по каблукам сапог и пустился вприсядку.

– Э-эх! До чего ж люблю я погулять! Мотька, давай, выходи, едрёна корень!

Встала и Матрёна, подбоченилась левой рукой, правой сняла повязанную на шее косынку и, размахивая ею, поплыла вокруг пляшущего Тимофея. Начальник, качая из стороны в сторону головой, прихлопывал в ладоши. Ворон не плясал, видать, не был обучен. Взгромоздясь на спинку стула, он с интересом наблюдал за весельем. Родион решил присоединиться к дискотеке. Он попытался встать с кресла, однако какая-то неведомая сила усадила его обратно. Сделав ещё пару неудачных попыток и едва не свалившись на пол, он решил, что на сей раз лучше побыть зрителем. Однако вскоре почувствовал, что и это удаётся ему с немалым трудом. Видимо сказалось количество выпитого дома, в поезде и здесь. К тому же и вечер, и ночь выдались весьма нескучными. Веки его потяжелели, а голова стала клониться к груди.

– Притомился с дороги хлопец, – сказал дядя Ваня, когда закончились “Валенки”, – Давай-ка, Тимоха, спроводи его в опочивальню, у него усталый вид. В домике у котельной его положи.

– Бу сделано, Иваныч! – Тимофей ткнул себя пятернёй в висок, подошёл к Родиону, подхватил его под мышки и поднял с кресла. Затем закинул его руку себе на шею и повёл к двери. Другой рукой он подхватил висящий на спинке кресла бушлат с надписью: “Минмонтажспецстрой”. Родион шёл шаткой походкой, пол под ним раскачивался, как палуба утлого судёнышка во время девятибалльного шторма.

– Спокойной ночи, господа, – сказал он заплетающимся языком, – Всем спасибо за фуршет.

Он, не оборачиваясь, помахал всем свободной рукой.

Вышли на задний двор. Свежий воздух и падающие на лицо снежинки немного взбодрили Родиона.

– Пусти, Тимофей, я сам пойду.

– А что, попробуй, – ответил тот, снял с себя родионову руку и, на всякий случай, прислонил его к сосне. Вдыхая морозный воздух, Родион оглядывал двор.