Кай выбросила палку в песок и протянула ладони к огню, чтобы согреться. Краем глаза она подметила, что из дома вышли, держась за руки, Киши с мамой. Прошлым летом сестры обогнали мать в росте, и это было так волнительно! Теперь они обе возвышались над ней на целую голову! Но тогда-то все и начало меняться. Раньше Киши презирала деревенских мальчишек – так же сильно, как Кай. В их деревне бытовало поверье, что близнецы приносят неудачу, что они чудовища и проклятие, посланное богами. Когда они родились, повитуха посоветовала родителям сделать вид, что у них появился лишь один ребенок, и оставить себе Киши, старшую, а от Кай избавиться. Но мама ответила, что в семьях ныряльщиц близнецов почитают, – для нее девочки были двойным благословением. Деревенские мальчишки шарахались от них, как от прокаженных. Сколько Кай себя помнила, они всегда бросались в них камнями и обидными словами: «Пошли прочь, грязные русалки!»
А теперь те же самые мальчишки пытались привлечь внимание Киши. Бывало, когда сестры ходили в деревню, чтобы обменять высушенные мидии на просо, один из них выхватывал из рук Киши сумку, чтобы она за ним погналась. Иногда мальчишки даже дрались друг с другом – лишь бы Киши посмотрела в их сторону. На прошлой неделе сын старосты догнал сестер и принялся хвастаться, что подстрелил фазана с тысячи шагов. Судя по его мягким щекам и таким же мягким рукам, он не смог бы подстрелить птицу, даже если бы та взлетела под самым его носом. Сын старосты всегда отличался самодовольством, что Кай находила удивительным, ведь он был невысоким, полным и кривозубым. Однако теперь Кай заметила, что он вытянулся, сравнявшись с ними ростом, и похудел. Зубы его больше не казались такими уж большими, и, когда он обещал, что выиграет на летнем фестивале соревнование стрелков, в его голосе слышалась хрипотца. Киши захихикала. Кай закатила глаза. Стоило ей посмеяться над тем, как сестра поощряет мальчишек, Киши обижалась и говорила, что она просто завидует. Может, так оно и было. Ведь они были близнецами, но Киши пользовалась большей популярностью.
Кай плохо помнила: или она сама шла чересчур быстро, или Киши с сыном деревенского старосты отстали. Но, когда она добралась до камня спящей кошки, что покоился в тени деревьев гинкго, среди которых они играли в прятки, парочка оказалась далеко позади. Кай присела на нагретую солнцем спину каменной кошки и стала ждать. Вдруг сестра и ее поклонник сошли с тропы. Кай из любопытства – что-то ведь привлекло их внимание! – пошла за ними. Чем ближе она подходила, тем лучше слышала низкий голос сына старосты и сестринский смех. Кай обошла дерево гинкго и увидела Киши в объятиях мальчишки. Она громко охнула, и Киши тут же отпрянула от него, залившись краской. Позже Кай предостерегла сестру: староста ни за что в жизни не позволит сыну встречаться с девушкой из семьи ныряльщиц за жемчугом. Киши не захотела ее слушать – убежала прочь и не разговаривала с ней два дня. Кай не хотела ее обидеть, просто она не могла представить сына старосты в их лодке, с веслами наперевес.
– Мама, ты только глянь! – воскликнула Киши. – Должно быть, в Кай вселился трудолюбивый дух! Она уже все подготовила!
– Да, мне нравится эта новая Кай, – ответила мама, прищурив темно-карие глаза и улыбнувшись. – Пожалуй, вызывать экзорциста пока не будем.
Кай сердито глянула на сестру.
– Шутки у тебя такие же глупые, как один наш знакомый деревенский мальчишка, – пробурчала она.
Киши показала ей язык и уселась на лавочку подальше от сестры. Мама залезла следом и поставила корзинку с едой под сиденье напротив Киши. Они всегда сидели на одних и тех же местах: место рядом с матерью и напротив Кай оставалось пустым.
Небо словно горело ярким красным пламенем, а поверхность моря сияла насыщенным розовым оттенком. Мама поднесла ладони к печи – девять тонких пальцев и обрубок мизинца, который она потеряла много лет назад, когда стала отправляться в море одна. Однажды ее руку придавило камнем, и маме пришлось рвануть ее, потеряв кончик пальца, но зато она сумела подняться на поверхность и не задохнуться. У камней не было зубов, клыков или любого другого оружия, но они оставались самым опасным врагом ныряльщиц за жемчугом.
В тот день, когда умерла Хамако, Кай и Киши сидели в лодке и перекладывали моллюсков из корзин в ведерки. Отец вдруг сорвал с себя рубаху и прыгнул в воду, а мать, которая едва успела вынырнуть, тут же вновь погрузилась в пучину. Кай веслом пододвинула качающуюся на волнах корзину их матери к лодке, а Киши свесилась через борт и втащила ее внутрь. А после они забрались на скамью и взялись за руки – оставалось только ждать. Кай знала, что Киши, как и она сама, считает про себя секунды. Когда они досчитали до двадцати, Кай повернулась к сестре – они поняли друг друга без слов. Нужно нырять. Но только они согнули колени и приготовились к прыжку, как над водой показалась мама. Отец появился мгновением позже, держа на руках Хамако – с остекленевшими глазами, окровавленной, искалеченной рукой. С тех пор мать придерживалась правила одной ракушки. Кай могла задерживать дыхание дольше, чем любой другой член их семьи, но мама все равно говорила, что ей может понадобиться время – на случай, если что-то пойдет не так. Кай понимала ее страх, но терпения ей не хватало. Нырять за моллюсками было так скучно: одно и то же, раз за разом. Вот охота за гигантским морщинистым осьминогом или камбалой, притаившейся в песке, – другое дело, только ради этого и стоило погружаться под воду. Кай собирала моллюсков уже после, стараясь взять за раз как можно больше, чтобы наверстать упущенное время.
Однако именно мать могла запретить Кай нырять в одиночку. Поэтому ей пришлось проглотить свою гордость и играть по правилам, и вот ее день настал. Почему же отец так долго собирается? Кай устала ждать – выпрыгнула из лодки и добежала до дома. Сунув голову в окно, она увидела, как отец надевает свою широкую соломенную шляпу. Она была ему маловата – к концу дня на лбу у него оставался красный след. Тем не менее он упрямо продолжал носить эту шляпу и говорил, что она помогает ему не заснуть – именно потому, что тугая.
– Папа, давай же! – поторопила его Кай. – Пора уже!
– Спешу-спешу! – Он широко улыбнулся, обнажив ряд ровных зубов. – Пока все моллюски не разбежались!
– Пока мама не передумала, – мрачно протянула Кай.
Отец потрепал ее по голове грубой рукой.
– Полегче с ней, – попросил он. – Она ведь просто хочет защитить тебя.
– Мы ведь не знаем наверняка, из-за чего именно погибла Хамако… – проворчала Кай.
Хамако всегда выныривала с двумя ракушками в каждой руке, да еще и умудрялась заткнуть одну за пояс.
Отец вздохнул.
– Когда случается что-то ужасное, мы пытаемся найти этому объяснение. Ищем причину. Что-то, что сможем обвинить. Чтобы пережить это, – ответил он. – Если твоей матери от этого легче, то что же здесь плохого? Ведь оттого, достанешь ты одного моллюска или четырех, не зависит судьба Хейвадайской империи.
Кай кивнула и направилась к лодке, не поднимая глаз от земли. Ей стоило быть тактичнее. Как сестра. Кай заняла свое место, и отец оттолкнул лодку от берега, а потом запрыгнул в нее и подошел к передним скамьям, задев ногой локоть дочери. Отец любил шутить, что боги слепили его из всякого ненужного хлама: верхняя часть его туловища была мощной, как у вола, а ножки – тонкими, как бамбуковые палочки. Он был самым быстрым гребцом среди всех жителей рыбацких деревень этой части Свежего моря. Каждый год на летнем фестивале в честь морских богов он выигрывал соревнования. Но даже несмотря на это, обитатели деревни считали его недостойным, ведь он был женат на ныряльщице за жемчугом. А отец шутил, что уж лучше быть недостойным человеком, чем обезьяньей задницей.
Лодка неслась к горизонту, и морской бриз щекотал кожу на бедрах Кай. Она чуть поежилась и приподняла плечи в попытке согреться. Живот скрутило, по коже разбежались нервные мурашки. Она подняла взгляд на Киши, ища утешения, но сестра смотрела на море. У нее был такой же мечтательный вид, как когда она разучивала танец синих волн для фестиваля. Или когда раскладывала свою коллекцию ракушек по цвету и размеру. Но почему? О чем она думала? О сыне деревенского старосты? Кай не понимала, что сестра вообще в нем нашла.
